Степная сказка ч. 3

       3. НЕБЕЗОПАСНЫЙ ПРИЯТЕЛЬ

               Млеет степь в малиновых полосах предвечернего солнца и поднимается до неба степная мгла – тоже малиновая. А туманы уже давно исчезли: развеяли их синие тёплые ветры и ветерки. Парит и старый Курень, разогревшись за целый день на солнышке. Тополёк маленький на  крыше сладкие запахи в степь с ветром посылает - пахнут его почки тополиными духами. Скоро станут те почки шёлковыми листочками, а пока солнце на них малиновые  капли  поразвешивало – упала роса, наступил вечер.
               Где же Крот? Как зарылся утром в землю, до сих пор не видно. Что он там делает в потёмках? Может нора его вышла не здесь, а на другом поле?
               Но нет. Сопит кто-то там в уголке. Сопел, сопел, да чихнул. Вот чуть высунулся из норы острый боязливый носик, усы, а затем и вся голова. Потянул носом воздух, глазки приоткрыл чуть-чуть, да в раз и скрылся – не стало ни головы, ни носа с усами. Только нора чёрная кругло смотрит на  Курень. А в другом углу, где начал кто-то рыть, да не кончил, блеснули два весёлых глаза и послышался негромкий,  добрый смех: хе-хе-хе...
           А, затем, голос:
           -  Вылезай, Крот, не бойся.
           -  Не вылезу, - отозвался Крот глухо, видно из глубины – со дна своей норы, - Не вылезу, так как я тебя знаю: ты – Ёжик.
  И правда, из закутка, где блестели глазки, выбрался Ёжик, стряхнул солому с иголок и сел посреди Куреня.
          - Вылезай, кому говорю, я сейчас не голодный – промолвил он.
          -  Эге,  так я тебе и поверил, - проговорил Крот, - ты за мною часто гонялся, чтобы съесть. Знаю я вашего брата.
          - То, может, не я, хе, хе...-засмеялся Ёжик, - так как я с прошлого года в степи не питаюсь, а только в селе.
          - Эй, Паук! – крикнул он вверх, где висела паукова сеть, - скажи  Кроту, что я не голодный.
          Паук шустренько спустился по паутине вниз (он уже отдохнул за день после утренней беготни) и крикнул в кротовую нору:
          -  Вылезай, вылезай, Ёжик не голодный.
          -  А ты откуда знаешь? – спросил Крот из подземелья.
          -  Знаю – знаю, - затараторил Паук, - я всеми восьмью своими глазами  вижу, какой он наевшийся и песни поёт весёлые.
Крот долго молчал, затем пробурчал:
          - Пусть поклянётся, что не съест, тогда вылезу.
          - Клянусь, что не съем! – прокричал Ёжик и добавил обиженно:
          - Почему бы нам, живя под одной крышей, не дружить? Нам же целое лето вместе жить!
         Тогда Крот, озираясь и поглядывая искоса на Ёжика, выбрался из норы и сел возле неё близенько – на всякий случай.
          - Пойдём в степь погуляем, побеседуем, сказал Ежик, - Пойдем?
          - Про что же мы с тобой будем беседовать? – буркнул Крот. - Ведь я сердитый, а ты нет.
  - А так и побеседуем, - повторил Ёжик. – Ты сердито, а я нет. Что ж, если характеры у нас разные, то и ссориться обязательно? Уговор такой – скажет кто «молчи!», мы и помолчим. Ну, что, пойдём?
  - Пойдём, - не очень охотно согласился Крот. – Только, как тебе захочется есть, ты скажи.
  - Хорошо, - согласился Ёжик, - Когда захочется мне есть, я начну бубнить вот так: бу-бу-бу... Тогда ты лучше беги.
    И первый вышел из Куреня. А следом за ним потопал Крот.
            Степь уже погружалась в вечернюю просинь. Сначала она, как вода, вступила в долины, встала в полевых рощах и возле них, а, вдалеке, уже была сплошная синь. Над нею, совсем чуть-чуть, краем неба, алела ночная заря, да ветерок едва заметно дышал.
           - Я тебя с самого полудня ждал, - промолвил Ёжик ласково. Так сказал, боясь, что Крот испугается его. -  Сам знаешь, какая скука. Муравьи, те за работой света белого не видят, все суетятся, как на пожаре. Да, ещё и мелковаты они для меня. Ты с ним разговариваешь, а его и не видно. Разве это беседа?! Паук, тот все мух выглядывает. Не дозваться ни до кого. А я, правду говоря, когда не голодный, люблю поболтать с кем-нибудь, вместе поиграть, попеть... А тебя нет и нет.
  - Копаю, - сказал Крот. Жильё себе готовлю. Три этажа уже вырыл, теперь еще один нужен. Хороша земля, тут, под Куренем, червяков полно.
          -  Как три этажа? - удивился Ежик. - Разве тебе простой норы мало?
          -  Мало, - сказал Крот. - Ноги, понимаешь, у меня, хоть и сильные (и то лишь передние), да не быстрые; глаза плохо видят; иголок, как у тебя нет... Вот мне и приходится рыть не одну нору, а больше и в несколько этажей. Скажем, пошёл дождь - так и знай: нижний этаж мой зальёт. Пошёл большой - и другой зальёт. Куда податься? Бегу на третий или на четвёртый. А бывает, Уж вползёт. Ух! - при этих словах Крот аж задрожал, а перестав дрожать, сказал:
           -  Глаза горят, язык, как  иголка. Правда, я ему тоже пальца в рот не кладу, перебегаю с этажа на этаж. У меня голова кругом идёт, но и ему приходится покрутиться.
           -  А, как на последний этаж забежишь, тогда как? - аж запнулся от страха Ёжик.
           -  Никак, - усмехнулся Крот. - С последнего наверх выход есть.
           -  Хо-хо! Попался бы он мне! - хохотнул Ёжик. - Хоть уж, хоть гадюка. Я б им показал!
           -  То ж ты, у тебя  вон иголки какие, - сказал Крот. - Ты за хвост её схватишь и держишь, а она пусть себе колется, пока не помрёт.
           -  Ну-ну, - ты, я вижу, меня за труса держишь.
           -  Думаешь,что я змею за хвост хватаю, а следом всё остальное съедаю.  А я, чтоб ты знал, никогда так не делаю. Я на них прямо иду, грудью, и хватаю не за хвост, а за голову.
           -  Так у них же укус ядовитый! - воскликнул Крот.
           -  И что с того? Меня после этого только знобит немножко; отрава  их  меня не берёт.
           -  А, нашего брата берёт, - понурился Крот.
         Они шли бурьянами, часто останавливались и прислушивались, так как степь есть степь, тут всякого встретишь - и друга и врага. Бывало и так, что Крот отставал, тогда догнав Ёжика, облизывался и говорил  удовлетворенно:
           -  Улиточка попалась.
         И Ёжик, в ответ сочувственно покивав добрым острым носиком, сказал:
           -  Хоть с той  улиточки  обед так себе, но и то еда. Когда голодный, ничем не побрезгуешь. Я раньше, когда в селе не бывал, тоже, бывало, заморивал червячка всякой всячиной. А теперь нет. Теперь мне бы только до села добраться, а там найду, чем полакомиться: и молочком, и яичком, и яблочком...
           -  И молочком?! - удивился Крот.
           -  А  что  ж.  Вот,  бывает,  выставляют  хозяева  своим помощникам - кошкам и собакам то да сё, а они ещё и носом крутят. Но, я-то уж не промахнусь. А там, смотри, яичко нашёл в гнезде - тоже моё. Яблочко под яблоней прячется - сюда его. Ты яблок никогда не пробовал?
           -  А люди на это что? - спросил Крот.
           -  Ничего, - усмехнулся Ёжик. - Или скажут: ПУСТЬ -  слово у них такое. ПУСТЬ - это значит, что я могу есть всё, что захочу. Хорошее слово. Ещё они любят сказать: ЩОСЬ. Вот вылижу молоко из мисочки  или там яичко выпью, ночью, конечно, а днём прилягу здесь же под крыльцом поспать или  передохнуть  и слышу: «О, ЩОСЬ, уже молоко оно выпило. А пусть, что ему киснуть!» Иногда, правда, догадываются, что это я. А чаще  - ЩОСЬ скажут, ха-ха... Ну и  я их не обижаю: я им мышей ловлю, крыс... Одним словом, жить можно!
           -  Можно, - мудро согласился Крот.
         И дальше они пошли молча, так как впереди уже виднелась проезжая дорога и гудели провода на столбах. Тут не очень разговаривай, а лучше смотри внимательно по сторонам и слушай: бывает, едет кто с возом или на велосипеде, а следом пёс бежит, язык высунув. Если не сразу заметишь - хлопот не оберёшься. Нет, лучше помолчать.
         А степь уже погружалась в прозелень, сонно затихал утомленный за день ветерок и из-за столбов на дороге всходил кругленький красноватый месяц.
         -  Что, может, возвратимся? - промолвил  тихонько Крот. – Курень  наш уже и не видно.
         И только он это сказал, как на дороге вспыхнули огромные очи и свет от них так резанул приятелям в глаза, что они аж зажмурились оба.
         - Спрячься!! - крикнул Крот Ёжику и, где стоял, там и исчез  под землёй, только комочки вверх полетели. Потом поверх них прокатился жаркий круглый грохот и стал удаляться в степь все дальше и дальше, обдавая светом своих очей каждый столб, белые чашечки вверху на столбах, поющие провода и небо в зорях.
         А когда все стихло, Крот, что сидел в своей маленькой норке - укрытии, сжавшись от страха, услышал:
         -  Выходи, хватит бояться. Это машина проехала.
         -  А ты еще есть не хочешь? - осторожно спросил Крот.
         -  Смотри, - изумился Ёжик. - Что ж ты, как из норы выходить, так и  испугался.
         -  Кто знает, - молвил Крот вылезая и отряхиваясь.
        К Куреню подходили, когда месяц стоял уже выше столбов на дороге. Свет его вливался в одну  Куреневу  дыру, а в другую смотрели ночь и заря. Ветер спал и спал на своей круглой сети Паук.
          Возле входа в Курень выросла островерхая горка земли - та, что Муравьиный вожак пообещал Кроту, а возле неё сновало десятка четыре Мурашей.
         -  Что же они не в норе? - шёпотом, чтобы никого не разбудить, спросил Крот у Ёжика.
         -  А, то Муравьиные солдаты, - ответил шёпотом Ёжик. -  Такие у них  порядки: одни спят, другие  муравейник стерегут.
И, правда, один Муравей-солдат грозно шевельнул усами и сонно тонюсеньким голосом крикнул своему соседу:
         -  Слушай!
        Сосед передал это слово дальше, и пошло оно вокруг муравейника, сонно затихая:
         -  Слушай!!
         -  Слушай!!
         -  Слушай!!
         -  Ну, доброй ночи, - сказал Ёжик Кроту.
         -  Доброй ночи, - тихонько ответил Крот. И затем, засмеялся, шепча:
         -  Ой!.. Хи-хи-хи…ой!..
         -  Чего ты? -  удивился Ёжик.
         -  Да то я... ой!  Вспомнил, как меня вредные Мураши щекотали...- задумчиво промолвил Крот и уже прицелился, чтобы юркнуть в нору, как Ёжик сказал:
-  Слушай, Крот, как же оно у нас так вышло, что за всю прогулку ты ни разу не рассердился?
-  Я  послушал твоего совета, - важно молвил Крот, - и сказал своей сердитости: «Молчи у меня!» Вот она и молчала.
         -   Вот! - обрадовался Ёжик. - Как захотел, так и получилось.
С тем и скрылись в норках почивать до утра. А, вместе с ними, радуясь, что он не один на свете и не зря тут стоит, заснул среди месячного сияния и старый Курень.
Тиха и тепла стояла ночь над степью. Месяц, синеватое сияние и тени - от каждой травинки, от каждой кочки. И от Куреня - чуть не на пол-степи. Ещё и от тополёчка тоненького кружевная тень. А в синей месячной купели по степи - маленькие  столбики, столбики... Станут и стоят. То исчезают куда-то. И снова стоят.
         -  Фьють, фьють… - меж собою пересвистываются – вблизи от Куреня.  И дальше и еще дальше...
        Бегают Мураши-воины, сторожат. Вот один, оглядевшись, шевельнул усами и спросил у соседа:
         -  Кто свистит?
       Услышал сосед и ближайшему сторожу:
         -  Кто свистит?
       Вот так и спрашивают один другого.
         А то Суслики бегают по степи. То поднимутся на задние лапки и стоят столбиками, чтоб взглянуть, что творится в степи при месяце, то снова спрячутся в бурьянах и бороздах. А месяц смеётся в вышине.
         -  Фьють, фьють, фьють... -  свищет вся степь, сияет синим светом.
И чуть слышно дышит, видя сны, старый Курень, и пахнет чуть-чуть маленький тополёк, тоже сморенный сном.
        А, вдалеке, на краю степи, за селом, белеет на небе узенькая полоска меж хатами и садами - то возвращается из своего путешествия по разным странам на земле  новое утро.
        Сладко спится в такое время Куреневу братству - и в норах и под крышей.



ХОДИ, БЕДА, СТОРОНОЮ

       И никто из Куреневых поселенцев, даже сам Курень, не догадывался, какая беда ждала их утром. А стало вот что.
       Как только солнце вынырнуло из-за перелогов и степь улыбнулась ему румяными росами, услышали жители Куреня грозный рокот, что приближался и приближался. Вздрагивала от него земля, дрожали гнёзда Ёжика и Крота и муравьиные норы и  паукова сеть мелко дрожала.
     Проснулся Ёжик, заблестел из гнезда испуганными глазками, забегали Мураши около муравейника, заметался в разные стороны Паук по своей паутине. Только Крота не видно было: он бросался глубоко в норе с этажа на этаж своего жилья и не понимал, что там творится наверху. Нет, вчерашний грохот был не такой. Вчерашний грохот был похож на один гром, а этот, что приближался, - на сто!
     Потом, эти сто громов подкатились к самому Куреню и затихли, как будто их и не было. Только дым обдал Курень густой вонью, такой ядовитой, что и не продохнешь.
- А, что, хлопцы, - сказал кто-то громко,- сломаем старого Демидовича  или  пожалеем?
   Услышав эти слова, Ёжик, что свернулся в колючий шарик, быстро раскрутился и забегал по Куреню, шепча всем своим товарищам:
-  Говорите скорее так: «Ходи, беда, стороною! Ходи, беда, стороною!». Тогда она уйдёт. Говорите!
           И загудело все товарищество разом:
          -  Ходи, беда, стороною! - сказало девять тысяч четыреста  муравьев.
          -  Ходи, беда, стороною, хек-хек... - прокряхтел Паук, бегая  кругом по своей сети.
          -  Ходи, беда, стороною! - гукнул из норы Крот. Ёжик снова скрутился, на всякий случай, и прошептал себе в грудь:
          -  Ходи, беда, стороною! Ходи, беда, стороною!
          -  А зачем нам его ломать, - сказал другой, добрый и тихий голос.         Смотрите, сколько тут всякой степной братвы поселилось! Вон Ёжик зажмурился, вон Паучишко мечется с перепугу, нора свежая кротовая, муравьев целая туча... Пусть себе живут! А Курень давайте отнесём  за взгорок на солонцы. Пусть стоит там, может, кому-нибудь ещё пригодится.
        И, тут, Курень, впервые за много-много лет, сказал разом:
        -  О-о-ох!
И, поднявшись вверх, плавно поплыл над землею вдаль.  Ёжик с Муравьями и кротовой норою остались под открытым небом и слышали, как Курень все тише и тише говорил:
        -  Ох-ох... Ох-ох...
        Пока совсем не затих.
        Тут, неожиданно, из-под земли появился Суслик, стал столбиком на задние лапки и засвистел, закричал издалека  Куреневым поселенцам:
        -  Сюда, сюда! Курень ваш здесь!
        И Тополёк из-за взгорка махал тоненькими  веточками, будто  звал: «Сюда, сюда!»
        -  Пойдём! - крикнул Ёжик и первый, ломая бурьяны, бросился вперед к Куреню.      Следом за ним  подался и Крот, жмурясь от солнца. А за Кротом потянулась длинная чёрная нитка муравьев с Вожачком  впереди. Только Паука не было. Его перенесли, кажется, вместе  с  паутиной и  Куренем.