Я тут же тебе позвоню

                О.И.


Цветут олеандры, катальпа уже отцвела,
магнолии запах дурманит кавказскую тую,
над Ялтою солнце июль раскалил добела
и пляжный народ, обгорев, о прохладе тоскует.

Общественный транспорт забит под завязку и мы
клянём «отдыхаек», чьи хуже татарских набеги.
Как вытрясть из этой оравы деньжата, умы
не зря напрягали зимой городские стратеги.

И в этой толпе повстречал я однажды тебя,
как, сам не пойму, ведь стояла такая запарка;
ай-петринский ветер, залив на ходу теребя,
и нас обласкал на пороге Приморского парка.

Я понял одно – не забыли меня небеса,
небесный чиновник услышал мольбу пустозвона;
вот только зачем позволять, чтоб горели леса
и зимний сезон назывался чтоб «мёртвым сезоном»?

От мыса Мартьян, видно в гавань, спешат катера,
горжусь, обо мне говорят старожилы: наш автор!
Я в городе этом родился, поверь, не вчера
и с городом этим расстанусь, я верю, не завтра.

И если меня вдруг забудешь ты в зимней Москве,
мне весть эта скорбная станет известною вскоре:
на горные кручи туманы залягут в тоске
и туча, расплакавшись, будет кружиться над морем.

И я позвоню тебе тут же: – Ты слышишь? Алло!
Я, как под землёй, словно брошенный в каменоломню…
Ты скажешь: – Тверскую с Арбатом вчера замело,
сегодня же – оттепель, тает, и я тебя помню…