Над школьной хрестоматией

И сказал Самсон: умри, душа моя, с Филистимлянами! И уперся всею силою, и обрушился дом на владельцев и на весь народ, бывший в нем. И было умерших, которых умертвил [Самсон] при смерти своей, более, нежели сколько умертвил он в жизни своей.

Книга Судей Израилевых 16:30

I

Нам в детстве многим нравился Некрасов...

Вот парни кушаками подпоясав
Широкие порты, выходят в поле.
С гармошкою. И тяжкой женской доли
Такие видят вдалеке картины:
Блестящие серпы, согбенны спины,
И на телеге, едущей жнивьем,
Некрасова
С собачкой и ружьем.

II

Но как нам замахнуться на Толстова?

Вот парубки выходят в поле снова.
У каждого подсолнух. Бабы жнут.
Но что это? Откуда взялся тут
Сам граф, его сиятельство Толстой?
Одет он проще, чем мужик простой.
Он бос, картуз - название одно.
Кумекают ребятки: «Вот чудно!
Ну, барин! Вот так штуку отчебучил»
А барин между тем мрачнее тучи.
Ведь он хотел подобно Аль-Рашиду,
(Гарун который), не подавши виду,
Что это – он, народу пособить –
Играючи траву поворошить.
Incognito раскрыто. Вышел пшик.
И виноват, конечно же, мужик!
Чуть на парней взглянул он глазом строгим,
Валятся как снопы ему под ноги,
За ними – ребятишки, бабы - в рёв...

Чего же удивляться нам, что Лёв
Свет Николаич, не уйдя в народ,
Остался в поле, как громоотвод...

Чернели тучи, где-то грохотало...
И он тому способствовал немало,
До неба возвышая львиный рык.
Титан душою, обликом – старик.
Казалось, от истерзанной земли
Пророк поднялся в силе Илии.
Муж крепкий в брани, грозный, как Самсон
Ярились «филистимляне», но он
Оковы рвал, расшатывал столпы.
И сам столпом явился для толпы...

На крыше храма пьют. Пришли шуты.
Один сжимает кнут. Другой – цветы.
...... Из публики нужна мадмуазель!
Помилуйте, Княжна…
Оставь, Мишель!
Смотрите!
Вышла!
Право, недурна!
Где мой лорнет?
Шампанского!
Вина!
Потише, Пьер!
...... покажем представление!
Молчу, мон шер.
...... и несопротивление!
Закрой глаза!
Бичом… ее??
За что же?!
Мне дурно!
Кровь!
О, Господи!
О, Боже!
Полиция!
Вы не мужчина, Пьер!
Но Граф учил...
Но Вы же офицер!
Несет цветы!
Кому же?
Палачу?!
Уйдемте, Николя!
Я заплачу...
Мишель, вы не должны…
Не надо!
Нет!
Держите руки!
Спрячьте пистолет!
Насилие!
Кощунство!
Произвол!

Атланта ноги по колено в пол.
Не сдвинуться – на нем вся тяжесть храма.
И хочется вдохнуть. Не фимиама,
Но воздуха! Всей грудью! Как когда то...

Ах поле ты, не пахано – не жато...

Последний выход... Выдохнуть. И – в ночь.
Пусть рухнет все! К чертям собачьим! Прочь!

И рухнуло. Взметнулась до небес
Клубами пыль. Диск солнечный исчез.
И скоро, очень скоро мрак сгустился.
И грянул гром!

Мужик перекрестился.
Но как-то неуверенно…

На сцене
Является поэт – Сергей Есенин.

III

Рязанский паренек с кудрями русыми
С такими же мальчонками безусыми
Ходил в ночное, пек в золе картошку.
И дрался, и любил не понарошку.
Уехал в город. Стал большим поэтом...

В полях уже не стонут... Сельсоветом
Стал бывший барский дом, где Анна Снегина
Любила у окна читать «Онегина».
Но кончено с помещичьим мирком:
Вздувает шторы легким матерком,
Стучат машинки, в мыле - провода.
Настала долгожданная страда!
Хлеба обильно смочены росой.
Колосья умирают под косой.
В аллее рубят липы на дрова.
Глаза мозолит церковь Покрова.
Мелеет пруд. Удобно с бредешком.
(Штаны, вот, не сымай – «уйдут» тишком!)
Карась хватает воздух и молчит.
А костерок не ленится - трещит.
Чего не жить-то, кажется? ... дай боже!
Вот в городе – не то! Скажи, Сережа?

Не то-о-о!? Да что ты мелешь, старый хрыч?
Сиди тут с вами, вшивыми, талдычь…
Ну, знамо, что «не то»! Сплошная слякоть.
Увязишь с головой - куда твой лапоть?
Натолкано всего - не видишь свету...
Людей-то много, человека нету.
Вот разве только Ленин наособь:
Он – пуля, ну а прочие - всё дробь!
Пальнули, значит, в матушку-Рассею...
Да наливай! Небось, не окосею.
............................................
Товарищи, такая в сердце хмарь!
Дождь льнет к страницам крыш, как пономарь
К Псалтыри. Свечка месяца коптит.
На небе вместо звезд – следы копыт.
По ком, по ком читаешь?
...яко цвет... (*)
Неслышно проступает силуэт
Оконной рамы сдвоенным крестом.
Как ветхий счетовод сухим перстом
Часы стучат костяшками минут.
Скорей бы день. Не в омут, так в хомут!
............................................
Москва, Москва! Как много в этом звуке...
Я на ходу натягиваю брюки,
Хватаю трость, цилиндр, слетаю вниз,
Целую клен, березу, кипарис.
(Такая елка) Я опять живу!
Дай лапу, друг! Я снова на плаву.
Пускай все это ложь, обман, химеры:
Авроры, Айседоры, Англетеры,
Бродячие собаки (**), рестораны,
Где наяву творится сон Татьяны (***).
Пускай, зато в веках...

Никак уснул?
Ну и Серега! Вот так сказанул!
А Танька эта, вишь, его сестра...
Должно быть так..
ну, будет...
до утра!



Необходимые пояснения:

(*) Псалтирь, 102:15–16
Человек, яко трава дние его, яко цвет селный, тако оцветет: яко дух пройде в нем, и не будет, и не познает ктому места своего.
(Дни человека – как трава; как цвет по­левой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его.)

(**) Литературно-артистическое кабаре «Бродячая собака» — один из центров культурной жизни Серебряного века.

(***) Сон Татьяны - см. А.С. Пушкин "Евгений Онегин" Глава пятая.