Проповедь

     Село Совино крайне неудобно в подъезде. Это три с половиной часа на электричке, до Каринска, затем около часа на автобусе до посёлка Луч Октября, и сорок минут хорошего хода пешком, по разбитому в лоскуты асфальту. И ничего особенного, за что можно подвергнуть себя таким испытаниям, там нет: те же, как и в окрестных сёлах, чёрные косые избы, те же ощерившиеся пустые коровники, те же поля вокруг, поросшие быльём и, уже приличного роста, деревцами, те же голодные псы, поднимающие лай при виде редкого прохожего, те же измождённые, невесёлые лица селян, потерявших всякую надежду на участие со стороны родного государства…
     Но это на первый взгляд. А если присмотреться, да прислушаться…
     Стоит в этом селе, точнее, чуть в стороне, на высоком холме храм Божий, во имя Преображения Господня, и как говорят прихожане, Дух Святой в нём обитает… и, конечно же, батюшка – отец настоятель, иеромонах Рафаил… Души не чают в нём прихожане: батюшка, благослови на покос… батюшка, помолись, корова ногу подвернула… батюшка, освяти… батюшка, окрести… батюшка обвенчай… батюшка отпой… А батюшке, между тем, к восьмидесяти уже, и здоровье совершенно измотано требами да службами, да неровным питанием – но разве может он отказать…
     Он-то не может, а вот организм отказал – свалила тяжёлая хворь отца Рафаила… и нашлись добрые, состоятельные люди, и увезли лечить за границу…
     Пригорюнился народ, опечалился – Троица на носу – неужто без службы останемся?., Но приехал благочинный из Каринска и успокоил:
- Успокойтесь, без службы вас не оставим, будем присылать священника…

     И стали по воскресеньям приезжать священники из города – молодые, красивые, каждый в соей манере… Народ смотрел и морщился: нет – не тот… и этот не тот… а этот вовсе, словно кирпич…
     Больше всех не глянулся божьим людям отец Таврион: смурной, глаза колючие, под благословение подойдёшь так в лоб припечатает – искры из глаз… и голос невыразительный, сиплый какой-то, и гласы какие-то странные выдаёт, и на голове непонятно что, похожее на турецкую феску, только что без кисточки... Но самое страшное то, что он общей молитвы перед исповедью не читает – подойдёт к аналою, положит Евангелие и Крест, кивнёт головой, мол, подходи… и пока идёшь к нему, он на лавку раз и сел, и тебя приглашает… и так же, не вставая, накроет епитрахилью, молча, и делу конец – иди, целуй Крест и Евангелие… ладно бы пожилой и хворый, а то ведь и сорока небось нет…
- А почему это Вы батюшка перед исповедью общей молитвы не читаете?.. – возмутилась бабка Киселиха.
- Что? Ах, вы об этом… сейчас прочту… - поднялся на амвон, и как ни в чём не бывало, пробубнил в народ общую исповедальную молитву.
     «Ну, разве это порядок? – возмущался народ. – Нет, такого нам не надо!..» И стали молиться «по соглашению», чтобы этого Тавриона больше им не присылали…
     И, действительно, несколько литургий его не было, и вроде успокоились –  дошли наши молитвы до Господа… Однако, на Троицу – нате вам – притащился… да чернее обычного – видимо недоволен втройне, что его на такой праздник в эту глухомань сослали…

     Делать нечего – без службы-то ещё хуже – стоит народ, терпит, берёзовые веточки в руках теребит. Пропели «Верую», «Отче наш…»… причастил… выходит с крестом на проповедь и как-то странно улыбается…
- Ну, что приуныли, братья и сестры? Праздник сегодня Великий – Троица!.. Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой… Но вижу я на ваших лицах нетерпение – хотите чтобы я скорее уже начал кропить ваши букеты… И я, конечно, окроплю… но разве в этом суть веры – разве этим спасётесь?.. Вот вы сейчас пропели «Символ Веры», а поднимите руки те, кто имеет веру хотя бы с горчичное зерно?.. – народ опустил глаза, и, казалось, даже дышать перестал. Священник обвёл народ тяжёлым взглядом. – Видите, нету… нет истинной веры в ваших сердцах… Разве это хорошо?..
- Да ты, кропи, батюшка, - высунулась Киселиха, - а мы уж тут сами разберёмся, что хорошо, а что плохо!..
- Ах, вот даже как?.. ну, извольте… - и взялся за кропило.
     Народ, вскинув ветки над головами, плотнее прижался к амвону.
- Но, как же я пойду, сквозь вас?.. – не без иронии улыбнулся отец Таврион. 
     Народ расступился – дал коридор...
- Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… - и дальше неслышно, но по губам читалось: «Нате вам! Нате вам! Нате вам!..»
     Но народ не видел ожесточённого сердца приезжего пастыря, он весело колыхался, подставляя под брызги святой воды не только «букеты», но и всего себя…
- И меня, батюшка! – кричали со всех сторон.
- И меня!..
- И меня!..

     И вдруг, отец Таврион почувствовал, что эта всеобщая светлая радость проникла в него, и он не может ей сопротивляться, и он словно поплыл по течению, ликуя всем своим существом, и уже весело улыбаясь во все стороны…
- Ну что, есть ещё кто сухой?!
- Есть, батюшка, есть!..
     Он поворачивался в сторону голоса и от всей души посылал обильную гроздь искрящихся капель… 


19.08.13
23:58