Александр Галич

 
                1918 -1977 гг

                АЛЕКСАНДР  ГАЛИЧ Первый диссидент и первый бард Советского Союза

В статье использованы:

- материалы Давида Хахама  (из цикла «От Баратынского до Бродского):

-  статьи о диссидентах  доцента  кафедры русского  языка и литературы и  журналиста Веры Михайловны Мухиной:

- данные нтернета.               

   Прежде всего, о значении слова диссидент. Это слово происходит от латинского и означает человека, не придерживающегося официальной, господствующей идеологии или вероисповедания, другое слово-синоним слова диссидент – инакомыслящий.
    В начале 1960-х годов, когда ещё не было песен Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы, Юрия Визбора, на первых магнитофонных бобинах (тогда ещё не было даже компактных, портативных магнитофонов!) появились песни-баллады мало кому известного Александра Галича. Галич был зачинателем жанра авторской песни в Советском Союзе, то есть такой песни, в которой сам являлся поэтом, композитором, исполнителем. Галич брал в руки гитару и пел, иногда – говорил речитативом, то есть ритмической мелодекламацией,  – пел и говорил языком улицы, коммунальных квартир и задворок, языком забегаловок и пивных баров. В его песнях был запечатлён специфический жаргон рядового советского обывателя, а это уже делало его поэзию своего рода театром, где перед читателем, слушателем проходили разнообразные человеческие типы – те особые типы, которые спустя много лет получили общую презрительную кличку «совок». Вместе с тем  Галич сумел выразить витавшее над советским обществом после ХХ съезда партии чувство перемен, рассказать о своём поколении, пережившем войну, потерю близких, страх репрессий, растерянность перед ложью правителей страны и душевную сумятицу от этого, он сумел прикоснуться к самым болевым точкам современной ему жизни. В этих главных направлениях его творчества за ним вскоре последует самый знаменитый из современных бардов России – Владимир Высоцкий, считавший всегда Галича своим учителем. Галич был первым советским диссидентом, который не только на кухнях малогабаритных квартир в Москве и других крупных советских городах выражал своё несогласие с тем, что происходило в стране, но в сатирической форме критиковал существовавший в то время общественный строй. За это его   в семидесятых годах лишат всех привилегий и насильно отправят за рубеж. Но об этом   будет сказано  чуть дальше.
  В ряде песен Галича отражена трагедия евреев периода Катастрофы (например, об этом рассказывает поэма в песнях «Кадиш», посвящённая Янушу Корчаку). Галич –  автор стихов, посвящённых памяти Соломона Михоэлса, и большого цикла «Песни исхода», рассказывающих о выезде советских евреев в Израиль…
  В начале моей статьи хочу предложить  несколько песен-баллад Александра Галича. Стихотворение «Засыпая и просыпаясь» – напоминание о Бабьем Яре тем, кто забыл об этой трагедии либо равнодушен к ней…
   
   Засыпая и просыпаясь

Всё снежком январским припорошено, стали ночи долгие лютей…
Только потому, что так положено, я прошу прощенья у людей.

Воробьи попрятались в скворечники, улетели за море скворцы…
Грешного меня – простите, грешники! Подлого – простите, подлецы!

Вот горит звезда моя субботняя, равнодушна к лести и хуле…
Я надену чистое исподнее, семь свечей расставлю на столе.

Расшумятся к ночи дурни - л;бухи, в;тры и позёмки чертовня…
Я усну, и мне приснятся запахи мокрой шерсти, снега и огня.

А потом из прошлого бездонного выплывёт озябший голосок –
Это мне Арина Родионовна скажет: «Нит гедайге,* спи, сынок!

Сгнило в вошебойке платье узника. Всем печалям подведён итог.
А над Бабьим Яром – смех и музыка. Так что – всё в порядке! Спи, сынок!

Спи, но в кулаке зажми оружие – ветхую Давидову пращу!»
…Люди мне простят от равнодушия. Я им – равнодушным – не прощу!

* Не расстраивайся, не огорчайся (идиш)

   ИЗ ЦИКЛА «ПЕСНИ  ИСХОДА» – об отъезде советских евреев в Израиль в начале 1970-х годов
   
Уезжаете?! Уезжайте – за таможни и облака!
От прощальных рукопожатий похудела моя рука!

Я не плакальщик и не стража, и в литавры не стану бить.
Уезжаете?! Воля ваша! Значит, так посему и быть!

И плевать, что на сердце кисло, что прощанье, как в горле ком…
Больше нету ни сил, ни смысла ставить ставку на этот кон!

Разыграешься только-только, а уже из колоды – прыг! –
ни семёрка, ни туз, ни тройка – окаянная  дама пик!

И от этих усатых шатий, от анкет и ночных тревог –
уезжаете?! Уезжайте, улетайте – и дай вам Бог!

Улетайте к неверной правде от взаправдашних мёрзлых зон.
Только мёртвых своих оставьте, не тревожьте их мёртвый сон!

Там – в Понарах (селение в Белоруссии – Д.Х.) и Бабьем Яре, где поныне и следа нет,
лишь пронзительный запах гари будет жить ещё сотни лет!

В Казахстане и Магадане, среди снега и ковыля…
Разве есть земля богоданней, чем безбожная эта земля?!

И под мраморным обелиском на распутице площадей,
где, крещёных единым списком, превратила их смерть в людей!

А над ними шумят берёзы – у деревьев своё родство!
А над ними звенят морозы на Крещенье и Рождество!

…Я стою на пороге года – ваш сородич и ваш изгой,
ваш последний певец исхода, но за мною придёт другой!

На глаза нахлобучив шляпу, дерзкой рыбой, пробившей лёд,
он пойдёт, не спеша, по трапу в отлетающий самолёт!

Я стою… Велика ли странность?! Я привычно машу рукой!
Уезжайте! А я останусь. Кто-то должен, презрев усталость,
наших мёртвых стеречь покой!

                20 декабря 1971               
А ещё жила в «Доме сирот» девочка Натя. После тяжёлой болезни она не могла ходить, но она очень хорошо рисовала и сочиняла песенки. Вот одна из них:

Песенка девочки Нати про кораблик

Я кораблик клеила из цветной бумаги,
из коры и клевера, с клевером – на флаге.
Он зелёный, розовый, он в смолистых каплях,
клеверный, берёзовый,
славный мой кораблик,
славный мой кораблик.

А когда забулькают ручейки весенние,
дальнею дорогою, синевой морской,
поплывёт кораблик мой к острову Спасения,
где ни войн, ни выстрелов –
солнце и покой.
Я кораблик ладила, пела, словно зяблик.
Зря я время тратила – сгинул мой кораблик.
Не в грозовом отблеске, буре, урагане –
попросту при обыске
смяли сапогами,
смяли сапогами…

Но когда забулькают ручейки весенние,
в облаке приветственно протрубит журавль,
к солнечному берегу, к острову Спасения
чей-то обязательно доплывёт корабль!   

   Теперь пора уже рассказать подробнее об авторе этих произведений.
   Александр Галич (Галич – это псевдоним, составленный из отдельных звуков его фамилии, имени, отчества: Гинзбург Александр Аркадьевич)  родился 19 октября 1918-го года в Днепропетровске – тогда город ещё назывался Екатеринослав – в семье служащих. Сразу же после рождения сына семья переехала в Севастополь, а в 1923-м году – в Москву.  В 1926-м Саша пошёл в школу, а в 1935-м, после окончания девяти классов средней школы, был принят в оперно-драматическую студию Константина Сергеевича Станиславского на драматическое отделение Галича ещё называли «последним учеником Станиславского»: великий режиссёр, актёр, педагог умер в 1938-м году. Студия эта была приравнена к вузу, но диплома Галич не получил, так как после смерти Станиславского покинул студию, а в 1940-м без выпускных экзаменов и диплома был принят в Московский молодёжный театр-студию, основанный Валентином Плучеком и Алексеем Арбузовым и за несколько месяцев до начала Отечественной войны открывшийся спектаклем по пьесе Арбузова «Город на заре».
  В 1941-1945-м годах молодой Галич –  один из организаторов, участников и руководителей комсомольского Фронтового театра. С 1945-го года Галич начинает профессионально заниматься литературой: пишет пьесы и киносценарии. Самая известная его комедия  – «Вас вызывает Таймыр» (1948), самый известный киносценарий – «Верные друзья» (1954). Фильм получил первый приз на кинофестивале в Каннах. Самая известная пьеса Галича – «Матросская тишина», запрещённая в своё время и поставленная на сценах многих театров только в начале 1990-х годов. Среди героев этой пьесы Галича, как и во многих других его произведениях, заметную роль играют евреи. В своей автобиографии, написанной в 1972-м году, Галич выделял ещё несколько пьес и киносценариев, о которых он вспоминал с гордостью: пьесы «За час до рассвета», «Пароход зовут "Орлёнок"», «Много ли человеку надо?»  были поставлены в 1950-х годах в театрах Москвы, других городов Советского Союза и за рубежом. Кинофильмы по его сценариям: «На семи ветрах», «Государственный преступник», «Дайте жалобную книгу!» – пользовались популярностью. В совместной работе с кинематографистами Франции Галич был автором фильма «Третья молодость», а с кинематографистами Болгарии – фильма «Бегущая по волнам».  Галич был член Союза писателей (принят в 1955-м, исключён в 1971-м), член Союза кинематографистов (принят в 1958-м, исключён в 1972-м), он был лауреат Сталинской, затем – Государственной премий СССР…
   В начале 1960-х годов Галич начал исполнять свои песни, и с этого времени он становится неугодным автором, поэтом, драматургом. Александр Галич – один из первых российских диссидентов – инакомыслящих. Как я уже сказал, за участие в правозащитном движении в 1971-м году его исключают из Союза писателей и Союза кинематографистов. Это в то время, как я уже однажды говорил, рассказывая о Иосифе Бродском, означало отлучение от всех «кормушек» и разрешение на преследование инакомыслящих со стороны КГБ, других  органов правопорядка. Галича насильно выталкивают за границу. С 1974-го года и до 1977-го он живёт в Париже. Там были изданы сборники его стихотворений и песен: «Поколение обречённых» (1972),  «Когда я вернусь…»(1977) и другие. В 1977-м Галич трагически погиб в результате несчастного случая – удара электрическим током. В 1990-х годах прошлого века в России вышло несколько альбомов с записями песен Галича, ряд сборников стихотворений, драматических произведений и прозы, в частности: «Я выбираю свободу» (1991), «Генеральная репетиция» (1991), «Я вернусь…» (1993) и других.
  Взяв в руки гитару и запев свои стихи, Галич стал зачинателем нового направления  в искусстве, получившего позднее название авторской песни. Но и это ещё не всё: Галич, в отличие от других бардов: Окуджавы, Визбора, Высоцкого – стал основоположником советской песни-баллады, в которой, наряду с ярко выраженным сюжетом присутствует и личность самого автора, который даёт внешне или внутренне оценку происходящего. Чтобы было ясно, о чём я говорю, приведу несколько примеров: например, знаменитый «Диалог у телевизора» Владимира Высоцкого в юмористических деталях рисует быт и нравы советского обывателя, а у Галича в балладе «Всё шло по плану, но немножко наспех…» трагические события, связанные со смертью Сталина, подвергаются беспощадной критике автора. Галич  вкладывает в известные жанры поэзии и музыки новое содержание, тематически расширяет их границы.
   Предлагаю вниманию читателя воспоминания дочери Галича от первого брака – Ариадны Галич, озаглавленные – «Дочь за отца». Начинаются воспоминания символически: «Поговорку «Москва слезам не верит!» придумал папа». Они были опубликованы в газете «Московский комсомолец» в 2003-м году.
   «Парижское кладбище Святой Женевьевы. Знаменитое Сен-Женевьев-де-Буа. Здесь покоятся русские: Иван Бунин, Дмитрий Мережковский, Андрей Тарковский, Александр Галич... Земля постепенно приходит в запустение. Николай Второй выкупал её на сто лет, договор аренды закончился, и теперь аборигены «отвоёвывают» территорию: всё чаще среди округлых православных крестов мелькают острые углы католических. Французам простительно не знать нашу историю, это для них – «терра инкогнита». Но даже когда мы спросили в Москве о том, кто такой Александр Галич, большинство молодых людей ответили, что это имя им ни о чем не говорит.   
   Шурочка Гинзбург. Александра Архангельская. Алёна Галич.
   Единственная дочь опального поэта Александра Галича. «Антисоветчика и диссидента», чьи записи на магнитофонных катушках затирали до дыр в свободолюбивые шестидесятые. Коренная москвичка. Провинциальная актриса. Она так никогда и не вышла на столичную сцену.  «Высочайшие» не позволили.

   ***               

   – Ты бы заходил на чай, Саша! – интеллигентно кричит с балкона бабушка Фанни Гинзбург взъерошенному молодому человеку с авоськой в руках.
  – Не могу! Машка срочно за яйцами послала, ей голову мыть нечем! Если не принесу вовремя – убьёт!
   «Молодой человек» – знаменитый Александр Менакер, отец Андрея Миронова. «Машка» – его жена, Мария Миронова.
   – Одно из первых моих детских впечатлений. Я себя рано помню, до двух лет, – вспоминает Алёна Галич. – Бабушка говорила, что Миронова мыла голову исключительно куриными желтками. Зато роскошную прическу сохранила. Волосок к волоску.
   Огромная пятикомнатная квартира на Малой Бронной. Этакий Ноев ковчег: здесь живут родители, бабушка и дедушка, папин брат с женой.
   Мама – известная артистка Валентина Архангельская. Прелестная, свежая, по-женски легкомысленная. Глядя на неё, ни за что не поверишь, что её родителей, краснодарских большевиков, смололи жернова первых репрессий. Она сама уцелела случайно – везучая.
   Вечно куда-то спешила, вечно опаздывала. В 1941-м не успела вовремя на дежурство в Театр Вахтангова – сбрасывать «зажигалки» с крыш. В здание попала бомба, и все находившиеся там погибли. Кроме неё.
  Отец – подающий надежды актёр, активный участник Московского театра-студии «Город на заре». Его зовут ещё Александр Гинзбург, псевдоним Галич – симбиоз первых букв фамилии и имени – появится только в 48-м.
   – Когда родители познакомились, папе было 23 года, маме – 20. Они играли Женю и Аркадия в спектакле «Парень из нашего города», под Ташкентом, в эвакуации. Так вошли в роль, что решили пожениться. По дороге в загс потеряли чемоданчик со всеми документами. Настоящую свадьбу справили уже в Москве. А я родилась, когда театр уже расформировали, 21-го мая 1943-го года.
   Галич мечтал о девочке, дочке: «Она должна вырасти настоящей женщиной, очаровательной и ветреной, как Шурочка из купринского «Поединка»!».
   Но почти сразу выяснилось, что это имя малышке категорически не подходит. Характер не тот. «Мне еще повезло, что родилась девочкой. Иначе бы назвали Кузьмой, маме очень хотелось стать Кузькиной матерью!».
   Шурочка превратилась в Алёну. В шестнадцать лет по желанию матери её официально записали как Архангельскую. Стать Галич не разрешили, хотя об этом просил отец.
***
   Такое случается только в ранней юности. Когда любишь взахлёб, и ругаешься «навсегда» по пять раз на дню. Родители Алёны не могли долго находиться вместе. Но и врозь им было тяжело. «Странные мы с тобой, в общем, люди!», – писал Александр Галич молодой.
   В юности в Валентину Архангельскую был влюблён известный сценарист Львовский. Он посвятил ей фильм «В моей смерти прошу винить Клаву К.». Главная героиня, школьная красавица, не обращала на воздыхателя никакого внимания. Хорошенькую девочку учителя ставили петь в хоре в первом ряду – хотя у неё не было ни слуха, ни голоса.
   – Считалось, что папа любит маму гораздо сильнее. А мама – взбалмошная, легкомысленная. На самом деле любовь у них была сильная и взаимная, но настоящей семьи не вышло. Они не умели уступать, – сожалеет Алёна Галич.
   Молодой муж «завязал» с актёрством и начал писать пьесы. А Валентина мечтала о главных ролях, аплодисментах. Плучек звал её в свой будущий театр, в Сатиру. Но Валя временно укатила блистать из Москвы в Иркутск. А Галич с дочкой остался дома – не отпустила бабушка. «Отец-одиночка», – подшучивали друзья.
   – В три года меня привезли погостить к маме в Иркутск. Мама пропадала на репетициях целыми днями. Моей нянькой стал мамин кавалер, актёр Леонид Гайдай, ещё совсем молоденький. Я звала его Лёнечкой, вертела им как хотела. Фингал под глазом себе посажу, а Лёнечка дрожит: что скажет Валентина? «Не бойся, я тебя не выдам!» – утешала я его. В театре Гайдай был без году неделя, а мама-то – столичная прима. Лёнечка влюбился в неё жестоко, безнадёжно. Как на мужчину мама на него внимания особо не обращала – для неё это было невозможно, она же старше на два года. После их разрыва Лёнечка не женился восемь лет, пока Гребешкову не встретил, – продолжает вспоминать Алёна Галич.
   О кино будущий комедиограф и не думал. «Я ни на что не променяю театр!», – опрометчиво заявил он Валентине на последнем, роковом свидании. Но вскоре, последовав её совету, уехал в Москву учиться во ВГИК и залечивать сердечные раны.
   О своей иркутской воспитаннице Гайдай не забыл. Много лет спустя Леонид Иович пригласил Алёну в «Бриллиантовую руку». Хотел попробовать её в роли коварной соблазнительницы.
   Они весело поболтали, но серьёзного предложения работать вместе так и не последовало. «Я поняла, что снимать Лёнечка меня не будет. Он мне в детстве книжки с картинками дарил, какие уж тут отношения режиссёр – актриса, начальник – подчинённая! – смеётся Алёна Александровна. – И коварную соблазнительницу в итоге сыграла Светлана Светличная».
   «Валентина, возвращайся!» – летели в Иркутск тревожные письма. У Галича в Москве начался роман. Не слишком серьёзный, но эмоциональная супруга потребовала развода. «Я чуть с ума не сошла, так кружилась голова после известия об его измене!», – уже в старости делилась она своими переживаниями с дочерью.
   «Мы должны помириться! Хотя бы ради Алёны!», – умолял жену Галич. Это была его роковая ошибка. Валентина непременно оттаяла, если бы он попросил сохранить семью ради них двоих. Но жить вместе исключительно для дочери она не пожелала.
   Много позже Алёна Александровна узнала, что у матери в Иркутске тоже были тайные романы. «Это абсолютно ничего не значило!», – бесхитростно парировала Валентина Дмитриевна.
   После расторжения брака Александр Галич ни разу в жизни не видел первую жену.

***

     – О том, что мама тоже любила папу, мы поняли, только когда он умер. Она так переживала, так горько плакала у телефонной трубки, от неё этого никто не ожидал!
    «Ни за что не стану читать Сашкины стихи!», – фыркала Валентина Дмитриевна перед знакомыми. А сама берегла как зеницу ока его письма, не дала растащить архив.
   Второй её муж, актер Юрий Аверин, – фактурный, добродушный, званый в Голливуд на роль Пьера Безухова. И в жизни он был совершеннейший герой Толстого. Понимал Валентину с полуслова, тем более оба служили в Малом.
  Но иногда даже Аверин не выдерживал её поучений и, стукнув по столу кулаком, восклицал: «Ну, хватит, заведующий советской властью!» Мать обиженно уходила по длинному коридору, но в самом конце прихожей, выдержав длинную театральную паузу, разворачивалась и начинала очередной монолог.
   Отношения матери и дочери тоже были сложными. Возможно, потому что Алёна – точная копия бывшего мужа – слишком напоминала Валентине о былой страсти.
   – Из поездки во Францию отец привёз мне самые первые туфельки на очень высоких каблучках. На беду, у мамы оказался тот же размер... Обновка тут же перешла к ней. Ещё мать была категорически против, чтобы я поступала на актёрский, специально обзвонила театральные училища, чтобы меня нигде не приняли. «В иняз тебя возьмут без проблем!», – заявила мне она и укатила на гастроли. А я пошла в ГИТИС. И переехала жить к отцу.
   У Галича тогда была трехкомнатная квартира в районе метро «Аэропорт». Здесь он жил с новой супругой, Ангелиной Шекрот.
   – Она идеально ему подходила. Жила только ради него. «Пусть Ангелина умрёт раньше, без меня она не сможет!», – говорил папа.
   Раскладушку Алёны поставили в комнату к дочери Ангелины Николаевны, Гале. Но большой дружбы между девочками не вышло.
  – Очень умная, ехидная, острословка, – рассказывает Алена о сводной сестре. – Галя была необычной. Внешне похожая на мальчика, она и вела себя как мужчина. Сперва незаметно, но с годами всё больше. Тогда это посчитали болезнью и неудачно пытались лечить, – разводит руками Алёна Александровна. – Родословная моей мачехи примечательна. По матери Ангелина Николаевна  – из известного рода Кузьминых-Караваевых, в одну из её тёток был влюблён Александр Блок. Отец Ангелины – из простых, дослужился до генерала.
    «Как мне странно, что ты жена! Как мне странно, что ты жива!», – писал Галич об Ангелине Шекрот. Алёна молчала, но ревновала.
   Александр Галич был уже весьма знаменит. Билет под номером четыре в Союзе кинематографистов. Сценарии к фильмам «Вас вызывает Таймыр», «Верные друзья», «Бегущая по волнам», «Дайте жалобную книгу!». В 49-м году вышла его пьеса «Положение обязывает, или Москва слезам не верит». В названии Галич впервые использовал их любимую семейную поговорку. Но пьеса была не о любви – о вредных бюрократах.
   Вероятно, фамилия Галич стала бы зелёным светом в киношно - театральном мире и для его единственной дочери.
   Но приключился ХХ съезд партии. И угрюмые люди с чемоданчиками, наполненными страшными лагерными байками, потянулись из ссылок домой. А успешный советский кинодраматург вдруг увидел, как «облака плывут в Абакан».
   – Бардовские песни возникли в 1961-м году. Папин брат Виктор вернулся из двадцатилетней ссылки. Отец очень его любил. В нашу квартиру приходили бывшие зэки, Варлам Шаламов. Их рассказы переворачивали привычное представление о мире с ног на голову. Так родились «Облака», «Ночной дозор», «Промолчи», «Мы похоронены где-то под Нарвой» – о кладбище мёртвых пехотинцев, на чьих костях теперь гуляет «царская охота», – говорит Алена Галич. – Я критиковала отца: «Как ты, профессионал, можешь выступать с самодеятельностью?!» – «Я пишу не песни, а стихи, которые временно притворились песнями, – пояснял он. – Всё равно, что петь – лишь бы слушали!».
   Гонения начались в 68-м году, после Новосибирского фестиваля авторской песни. Это был первый и последний публичный концерт Галича в СССР. Тут же в Союз писателей пошли гневные письма о том, что он – антисоветчик.
    – Сперва на выпады никто не реагировал – отец был на хорошем счету. Но летом 1971-го года вся Таганка гуляла на свадьбе Вани Дыховичного. Тот женился на дочке Дмитрия Полянского, и свадьбу праздновали на его партийной даче. На торжестве включили плёнку с записями отца. Конечно, хорошо быть свободолюбивым, когда у тебя тесть – член Политбюро, многие любимовские актёры делали такие «выгодные» партии, поэтому и дозволялось им властью многое, – восклицает Алёна Александровна. – Но возмущённый Полянский, услышав эти песни, хлопнул дверью и поставил вопрос о Галиче на самом высоком уровне.
   Масла в огонь подлила и контрафактная книга стихов, вышедшая в ФРГ, в эмигрантском издательстве «Посев». В предисловии написали, что талантливый поэт-самоучка полжизни провёл в сталинских застенках, а  слова во многих его песнях были безнадёжно исковерканы.         
               
***
   Неудивительно, что тучи сгустились не только над Галичем, но и над его родными.
   – На моей столичной театральной карьере был поставлен крест, – вспоминает Алёна Александровна. – Я закончила ГИТИС, получила распределение в Театр Моссовета. Но меня объявили «персона нон грата» и запретили работать во всех крупных городах. Вчерашние друзья-режиссёры, которые на словах обещали помочь, на деле отвернулись первыми. Не стану называть имен – теперь это знаменитые люди, которые часто рассказывают в интервью, как боролись с режимом. Я уехала в провинцию. Там никто не спрашивал, кто мои мать и отец, там было все равно.
   «В роли Нади Шевелёвой – актриса Алена Архангельская», – стояло на афишах. Это о пьесе «Однажды в новогоднюю ночь, или «С лёгким паром!» по Брагинскому. Легендарная рязановская «Ирония судьбы» с Мягковым и Брыльской ещё не снята.
    – Эту роль я сыграла в 25 лет. Сорокалетние коллеги-актрисы на меня ополчились: «Архангельская слишком молода для Нади. Та прямо говорит, что ей уже 32 года, а мужа всё нет!» – «Пусть Надя говорит, что ей уже 28!» – отмахнулся молодой режиссер.
    В отличие от своей героини Нади Шевелёвой Алёна Архангельская не была старой девой. Но её личная жизнь тоже не складывалась. Московский муж не торопился в Тмутаракань за женой-декабристкой.
   – В декабре 71-го года папу выгнали изо всех творческих союзов. Он распродавал книги из домашней библиотеки. Были ещё пенсия по инвалидности и средства от частных концертов. Маму эти репрессии никак не коснулись, хотя телефон у неё прослушивали долго. Бедные гэбэшники – часами следить за женской болтовнёй!
   В 74-м году Александра Галича как «последнего ученика Станиславского» пригласили в Норвегию, на международный семинар деятелей искусств. В выдаче визы ему отказали, зато вручили авиабилеты в Израиль.
   Любимую собаку отца, пекинеса Сандрика, оставили в Москве, у знакомых. Несчастного пса не выпустили за границу.
   Поэт стал гражданином мира. Лишённый советского подданства, Галич отказался от паспорта любой другой страны. Он гулял по блошиному рынку в Париже, который так напоминал ему любимую московскую Тишинку.
   В день, когда отца не стало, Алёна попала в больницу с инсультом.
   – Это был декабрь 77-го года. Мне чуть больше тридцати лет. Я играла в спектакле, почему-то заболело сердце и разорвало сосуды в глазу. Все друзья уже знали, что Галич умер, но боялись мне сообщить, – говорит Алёна Александровна. – В гибели отца много неясного. Его ударило током в парижской квартире, когда он подключал радиоприёмник. Смерть квалифицировали как «несчастный случай на производстве». Вдове Ангелине Николаевне предложили отказаться от дальнейшего расследования, в этом случае она могла рассчитывать на пенсию от радио «Свободы», где работал отец.
   Последние годы поэт вёл передачу, которая называлась «У микрофона – Галич!». Его гастроли на Западе имели большой успех. Но в Израиле Галичу не простили то, что он вышел на сцену в красной рубахе и с нательным православным крестом.
   Из-за этого же креста у него были проблемы на советской таможне. «Мы вас не выпустим: золото в граммах превышает норму!» – «А я и не хочу лететь!»
   Наконец выпустили, и поэт пошёл к трапу, неся гитару, единственный груз, на поднятой руке.
   – Ангелина Николаевна пережила папу ровно на девять лет. Она угорела с собачкой, тоже пекинесом, в маленькой казённой квартирке, в арабском квартале. Она выпивала в последние годы, особенно когда узнала, что её дочь Галя трагически погибла в Москве. И однажды, как мне объяснили, Ангелина не затушила в постели сигарету. Думаю, что так могло произойти и на самом деле – вдова Галича никому не была нужна.
***
   На прикроватной тумбочке в ее спальне сидит гномик в смешном колпаке. Старая-престарая кукла, которую подарил еще отец. Гномик верен своей хозяйке. Он единственный, кто не покинул Алёну ни в горе, ни в радости.
   Есть ещё сын – 19-летний Пашка. Он учится на третьем курсе школы-студии МХАТ, снимается в сериалах, и фамилия у него совсем другая, не дедушкина. «У него с дедом один день рождения, в лицейский праздник, 19-го октября. Все хотели, чтобы я назвала его в честь папы и самой себя – третьим Александром в нашей семье. Но я отказалась: «Хватит! Боюсь!»
   13 лет Алёна Александровна не могла получить свидетельство о смерти отца – ей постоянно выдавали идиотскую справку, что о судьбе Александра Аркадьевича Галича ничего не известно.
    – Пару лет назад я собралась поменять фамилию на отцовскую, но тут серьезно заболела мама, и знакомые отсоветовали: «Как ты потом докажешь, что ты и её дочь тоже?” – объясняет Алёна Галич. – Когда мама умерла, я переехала из прежней квартиры, просто не могла там больше находиться. Так что ничего из прошлого не осталось, кроме архива, воспоминаний и ещё вот этого гномика.
   Она откровенно не любит «новую жизнь». Говорит, что это издевательство, а не демократия. После возвращения из театральной ссылки перебирала пыльные бумажки в Доме актера. В театр так и не устроилась.
   В 89-м Алёна Александровна организовала первую встречу Ельцина с избирателями в Москве. Дом актёра был оцеплен, яблоку негде упасть. Сама Алёна слушала будущего президента, устроившись на коленях его личного охранника.
  Шальное было время. Такое же насморочное и хлюпочное, как весенняя оттепель, только в воздухе пахло осенью.
   – Недавно на поминках Сергея Ющенкова произошёл скандал. Я спросила у известного радиоведущего Андрея Черкизова: отчего в президиуме те же лица, которые когда-то осуждали моего отца? Какие правильные речи о свободе слова они сегодня толкают! Получается, у нас каждый может спокойно поменять свои убеждения, как только ветер переменится. «Вон отсюда, сука!», — заорал Черкизов. Народ с любопытством молчал: подерёмся или не подерёмся? Я тихо, но внятно сказала: «Мразь!» – повернулась и ушла. Вот они, герои наших дней!»
   
    В заключение  хочется привести несколько  мало известных и вовсе не известных стихотворений Александра Галича. Часть из них продолжает еврейскую тему в творчестве Галича...       

 ПОЕЗД
 
 Памяти С. М. Михоэлса
 
 Ни гневом, ни порицанием
 Давно уж мы не бряцаем:
 Здороваемся с подлецами,
 Раскланиваемся с полицаем.

 Не рвемся ни в бой, ни в поиск –
 Все праведно, все душевно.
 Но помни – отходит поезд!
 Ты слышишь? Уходит поезд
 Сегодня и ежедневно.

 Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй

 А мы балагурим, а мы куролесим,
 Нам недругов лесть, как вода из колодца!
 А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам –
 Колёса, колёса, колёса, колёса...

 Такой у нас нрав спокойный,
 Что, без никаких стараний,
 Нам кажется путь окольный
 Кратчайшим из расстояний.

 Оплачен страховки полис,
 Готовит обед царевна...
 Но помни: отходит поезд,
 Ты слышишь?! Уходит поезд
 Сегодня и ежедневно.

 Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй

 Мы пол отциклюем, мы шторки повесим,
 Чтоб нашему раю – ни краю, ни сноса.
 А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам –
 Колёса, колёса, колёса, колёса...

 От скорости века в сонности
 Живем мы, в живых не значась...
 Непротивление совести –
 Удобнейшее из чудачеств!

 И только порой под сердцем
 Кольнет тоскливо и гневно –
 Уходит наш поезд в Освенцим,
 Наш поезд уходит в Освенцим
 Сегодня и ежедневно!

 Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй

 А как наши судьбы – как будто похожи –
 И на гору вместе, и вместе с откоса!
 Но вечно – по рельсам, по сердцу, по коже -
 Колёса, колёса, колёса, колёса!
 
ПРИЗНАНИЕ  В ЛЮБВИ

Я люблю вас – глаза ваши, губы и волосы,
вас, усталых, что стали до времени старыми,
вас, убогих, которых газетные полосы
что ни день, то бесстыдными славят фанфарами!
Сколько раз вас морочили, мяли, ворочали,
сколько раз соблазняли соблазнами тщетными...
И как черти вы злы, и как ветер отходчивы,
и – скупцы! – до чего ж вы бываете щедрыми!
Она стоит, печальница
всех сущих на земле,
стоит, висит, качается
в автобусной петле.   
 
(А, может, это поручни...
Да, впрочем, всё равно!)
И спать ложилась – к полночи,
и поднялась – темно.   
 
Всю жизнь жила – не охала,
Не крыла белый свет.
Два сына было – сокола,
Обоих нет, как нет.   
 
Один убит под Вислою,
другого хворь взяла.
Она лишь зубы стиснула
и снова за дела.   

А мужа в Потьме льдиною
распутица смела.
Она лишь брови сдвинула –
и снова за дела. 
 
А дочь в больнице с язвою,
а сдуру запил зять...
И думая про разное,
билет забыла взять.   
 
И тут один – с авоською
и в шляпе, паразит!
С ухмылкою со свойскою
геройски ей грозит!   
 
Он палец указательный
ей чуть не в нос суёт:
Какой, мол, несознательный
ещё, мол, есть народ!   
 
Она хотела высказать:
«Задумалась... прости...»   
 
А он как глянул искоса,
авоську сжал в горсти,
и на одном дыхании
сто тысяч слов подряд...   
 
(Чем в шляпе – тем нахальнее,–
недаром говорят!)   
 
Он с рожею канальскою
гремит на весь вагон,
что с кликой, мол, китайскою
стакнулся Пентагон.   
 
Мы во главе истории,
нам лупят в лоб шторма.
А есть ещё, которые
всё хочут задарма!   
 
Без нас – конец истории,
без нас бы мир ослаб!
А есть ещё, которые
всё хочут цап-царап!   
 
Ты, мать, пойми: не важно нам,
что дурость – твой обман,
но – фигурально – кажному
залезла ты в карман!   
 
Пятак – монетка малая,
ей вся цена – пятак!
Но с неба каша манная
не падает за так!   
 
Она любому лакома,
на кашу каждый лих!.. 
И тут она заплакала.
И весь вагон затих.   
 
Стоит она – печальница
всех сущих на земле,
стоит, висит, качается
в автобусной петле.   
 
Бегут слезинки скорые,
стирает их кулак...
И вот вам – вся история.
И ей цена – пятак!

РАССКАЗ, КОТОРЫЙ Я УСЛЫШАЛ В ПРИВОКЗАЛЬНОМ ШАЛМАНЕ

 Нам сосиски и горчицу –
 Остальное при себе,
 В жизни может все случиться
 Может "А", а может "Б".

 Можно жизнь прожить в покое,
 Можно быть всегда в пути...
 Но такое, но такое! –
 Это ж Господи, прости!

 Дядя Лёша, бог рыбачий,
 Выпей, скушай бутерброд,
 Помяни мои удачи
 В тот апрель о прошлый год,

 В том апреле, как в купели,
 Голубели невода,
 А потом – отголубели,
 Задубели в холода!

 Но когда из той купели
 Мы тянули невода,
 Так в апреле преуспели,
 Как, порою, за года!

 Что нам Репина палитра,
 Что нам Пушкина стихи:
 Мы на брата – по два литра,
 По три порции ухи!

 И айда за той, фартовой,
 Закусивши удила,
 За той самой, за которой
 Три деревни, два села!

 Что ни вечер – "Кукарача"!
 Что ни утро, то аврал!
 Но случилась незадача –
 Я доку;мент потерял!

 И пошёл я к Львовой Клавке:
 – Будем, Клавка, выручать,
 Оформляй мне, Клавка, справки,
 Шлепай круглую печать!

 Значит, имя, год рожденья,
 Званье, член КПСС.
 Ну, а дальше – наважденье,
 Вроде вдруг попутал бес.

 В состоянии помятом
 Говорю для шутки ей, –
 – Ты, давай, мол, в пункте пятом
 Напиши, что я еврей!

 Посмеялись и забыли,
 Крутим дальше колесо,
 Нам все это, вроде пыли,
 Но совсем не вроде пыли
 Дело это для ОСО!

 Вот прошёл законный отпуск,
 Начинается мотня.
 Первым делом, сразу "допуск"
 Отбирают у меня,

 И зовет меня Особый,
 Начинает разговор, –
 – Значит, вот какой особой,
 Прямо скажем, хитрожопой!
 Оказался ты, Егор!

 Значит все, мы кровь на рыле,
 Топай к светлому концу!
 Ты же будешь в Израиле
 Жрать, подлец, свою мацу!

 Мы стоим за дело мира,
 Мы готовимся к войне!
 Ты же хочешь, как Шапиро,
 Прохлаждаться в стороне!

 Вот зачем ты, вроде вора,
 Что желает – вон из пут,
 Званье русского майора
 Променял на "пятый пункт".

 Я ему, с тоской в желудке,
 Отвечаю, еле жив, –
 – Это ж я за  ради шутки,
 На хрена мне Тель-Авив!

 Как он гаркнет: – Я не лапоть!
 Поищи-ка дурачков!
 Ты же явно хочешь драпать!
 Это ж видно без очков!

 Если ж кто того не видит,
 Растолкуем в час-другой,
 Нет, любезный, так не выйдет,
 Так не будет, дорогой!

 Мы тебя – не то, что взгреем,
 Мы тебя сотрём в утиль!
 Нет, не зря ты стал евреем!
 А затем ты стал евреем,
 Чтобы смыться в Израиль!

 И пошло тут, братцы - други,
 Хоть ложись и в голос вой!..
 Я теперь живу в Калуге,
 Беспартийный, рядовой!

 Мне теперь одна дорога,
 Мне другого нет пути:
 – Где тут, братцы, синагога?!
 Подскажите, как пройти!