Цикл - Бремя поэтическое...

Что значит «бремя Поэта»?
Это:
в жаркое лето
пружинить с обрыва в Волгу,
в Волге плавать подолгу.
А потом
биться о лёд головою.
кончилось лето - лёд над тобою!

Мысль:
Не публичное одиночество
                является причиной
бремени поэтического, но тонкие сферы.
Камертон, которому выпало заниматься
починкой голосов,
                в отзвуках им
                несоразмерен!
Итак:
Люто истерзанный клювом орлиным,
прикованный к рифме окОвой Гефеста,
Поэт за жизнь проживает две жизни
и два кровотока вмещает в сердце.
 
Когда Поэт умирает от печени,
или иной бесп;чной причины,
Он Богу слагает глаголов узорочье
всегда недовыраженной величины.

И на погосте чужого столетия
озимый из прошлого,
           впрок существующий,
Поэт прорастает сквозь бремя поэта
в залитое
              будущим солнцем
                будущее!


               
    Поэтические заботы и забавы

Поэт заботится о славе справедливой.
Он инсталлирует свой горестный портрет
В собрание мужей велеречивых,
Избранников божественных примет*.

Вкруг избранных на стареньком  диване
Поэт и муза плачут до утра, 
А фотошопы в золочёных рамах
Поют и пьют вино,
                et cetera!..

Наутро - одиночество. Ведь муза
Не увеличивает жизни вещество.
Игристых вин и песнопений узы -
Чудачества, что б в смерть не понесло.

Они дают единственное право:
Расставить собеседников портреты
И до утра, до петухов, до славы
Испить до дна призвание поэта!

*  Николай Рубцов
    как-то раз в общежитии Литинститута
    расставил  вокруг себя
    портреты великих литераторов прошлого
    и весело вечерял,
    за что был с позором изгнан из заведения. 



Поэзия в городской среде

Жизнь – это выбор ежеминутный!
Принцип один – play off.
Может, ты станешь поэтом трубным,
А, может - вязанкой дров.

И будешь прикормленное местечко
На Рождество наряжать.
А после спектакля мулов и овечек
На шампуры сажать.

Слово «вобл;» не пришивается
К дерзкому слову «пиит».
Стежок покаянный, увы, расползается,
Если карман набит.

Вот они, взбалмошные павианы
Над пропастью топчут жердь,
Высоцкие, Цои и Мандельштамы,
Смерти особый десерт.

Ишь, как клокочут гортанные  трели!
Колышется жердь-егоза.
Глядите, кто-то сорвался в ущелье,
Как с Бога упала слеза!

Разбился в хлам, но из бронзы собранный,
Встал в городской среде,
Мрачный, величественный и всенародный,
Не ведомый сам себе.

Жизнь – это выбор ежеминутный!
Принцип один – play off.
Вновь шагает по площади Трубной
Поэт с вязанкою дров.

Вот запылали дровишки несмело,
Вот потекла смола…
- Площадь Трубная, что ты наделала?
- Я ему шанс дала!

            
   Опасный промежуток

В поэзии бывают промежутки,
в которые не дай, Бог, попадёшь,
                обласканный сиренами,
так жутко становится,
что ты,
не думая,
хватаешься за нож
и отсекаешь прошлое!
Под утро
усталым путником
    бессонницы благой
              ты забываешься,
   а прежних дней рассудок
зализывает щель над головой…   

               
    Страна лилипутов

Поэт тропою Гулливера.
Бродил сквозь жизни карнавал.
Ему навстречу кавалеры
из залы проходили в зал.             
А женщины и музыканты,
воздушные, как облака,
вязали ленточки и банты
и в сеть вплетали.
Свысока
Пиит всплакнул:
«О, как приветлив
земли невольник  лилипут.
Я напишу стихотворенье,
я Оду напишу!»…
Но тут
переступил и ненароком
кому-то сеть порвал,
                кому-то плащ.
Вмиг
Дамы повернулись боком,
Мужчины сгрудились напасть!
?..
Неловко стало Гулливеру.
Он щёлкнул  клавишей,
раскрыл  огромный зонт.
Зонт встрепенулся,
                выгибая тело,
И скрыл Пиита прочь за горизонт.


        Посвящение Поэту

Сегодня модно клад искать в земле.
В земле любви глаголы спят попарно.
Их лето кончилось, их перепрятал снег,
Но пашню вновь вышагивают парни.

Им неподатлив мёрзлый звукоряд,
Нет чистых тем, идеи вяжет мусор.
Культурный слой, как тлеющий наряд,
Смоль чернозёма разбавляет русым.

Но дух кружИт, пугая вороньё,
Он чУет звук сквозь патоку глаголов.
Он рвёт когтями мёрзлый чернозём,
Чтобы достать упрятанное в норы.

Вот так рождается в полуночи строка.
Нежнейших литеров оттаявшие пряди,
Послушные движенью пера,
Узорами ложатся на тетради...

А плох поэт, или хорош, - не суть.
Мы с ним во всём, «по счастию», не схожи.
Но он - Герой, он проложил Свой путь,
И чернозём Его трудами ожил!

Так пусть поэта малый огонёк.
Нам собственные высветит укоры:
Немые пряди полумёртвых строк
И пары смёрзшихся любовников-глаголов.



Два варианта

Это ничего не значит, что ты строчку написал.
Прыгнул в небо наудачу, а упал на пьедестал.
Повтори прыжок!
Ведь ближе стало небо на вершок.
Правда, падать будет ниже,
если уберут
горшок…               


Как продолжение себя         

Он прожил день и написал
Не более строки.
Он белизну не напитал
Движением руки.

Урок печальный. Вот изъян,
Которому дано
В самом себе себя изъять,
Вину залив вином.

Но та строка, она жива,
Пусть одиноко, но
Она бессонницы печать,
И ей разрешено

Без корректур, такой, как есть,
В печальный смертный час
Зерном в сырую землю лечь
Что б помнили о нас.

Продолжив гусеницы след
Сквозь кокона чертог,
Однажды, через много лет
Забьётся сердца слог

В душе иной, и два крыла,
Земной разрушив сон,
Восполнят прошлого изъян
В нём, как в тебе самом!

Ночей взволнованный черёд
Иссякнет утром ранним.
И тот, кто будет наперёд,
Вино у ног моих нальёт
И, крепко сжав,
                помянет.


На портале Stihi.ru

Когда читаешь вымыслы собрата,
Или сестры по нОщному труду,
И строчки спелые, как сладкие гранаты,
Ты, надкусив, бросаешь на ходу

И клИкаешь (по-русски – окликАешь),
Взметнув курсор небрежный над толпой,
Ты в этот миг меня напоминаешь,
Я только что промчался над тобой!

Я вслед тебе кричу, и ты мне следом
Летишь с сладчайшей горсточкой гранат.
Мы вечные скользящие соседи,
Две точки «ру», две рифмы на слова...