Сердце

Сильней же! Что мочи! Сильнее!
Я чувствую, жив,
но спасибо за чувство сие я тебе не скажу.
Больнее! Как больно! Ты бьёшь всё больнее!
Я горд тобой, сердце,
но будь осторожней,
не камень я, тленен, остынь же,
без сил от ударов твоих я лежу
в кровати своей или пьяный в овраге.
Не вырвешься, пленник.
Захлопнута клетка грудная
как дверцы.
И, честно признаться,
с какой же всё-таки радостью
отдал бы я своё ещё бьющееся сердце,
беспристрастно извлечённое хирургическим путём
из моего никчёмного вне,
тому самому ещё не родившемуся,
безнадёжно больному младенцу,
которому, скорее всего, нужно оно куда больше, чем мне.
Вот только не верю я в то, что в теле моём,
уже мёртвом ко времени сей передачи,
останется сил застелить багровыми россыпями
свой неуверенный след,
и вряд ли тогда хоть чей-нибудь голос взбунтуется:
“Прочь руки и соль, неудачники!
Здесь нёс своё сердце
похожий на бога,
но всё же такой же как мы человек”.
И лишь только тело остывшее,
скучая во мраке беззвучных глубин подворотен надгробий,
вскричит в пустоту, в хлад тесных объятий, в кладбищенский смрад,
взревёт,
проснувшись средь ночи, а может и днём,
ощерившись страхом,
насытившись чувством тревоги,
от мысли, что сердце, мешавшее жить,
по сей день покои души чей-то бренной крадёт.

Когда-то моё
сердце.