Да-ра-га

ДА-РА-ГА




в этот день упали домы факелом
мне оставлен выбор и покой
как последний сумасшедший с паклею
тлеющей на лысине
такой
отправляюсь в хадж
по плитам города
оставляя угли за собой


Когда я  умер –
я не помню…
Сырые дни
без выхода в иное.
ни смертного исподнего.
ни аналоя.
Прости мне полностью,
я расчленить  не-в-силах.
Обманут кротостью пустыни.


На чердаке моём,
подагрой прогрызенном
светлом,
засушенных много
шуршащих подкрыльями шкур…

Отойди от света,
гадина,
не трогай гардину
строго
отпугивающиваю
профур!

До дрожи дробной,
мозжечка верченья,
в напруге памяти,
в черном виденье мщенья –
тебе, ненавистная,
у всех любимых
отодравшая  зов мой,
вражина,
заклятий взаймы
исклянчившая –
хватит.
Хватит!
Лишь месть.
Лишь мщенье
в черепной походке.
Невозможность найти
необходимой боли
необходимый болт.
Лишь сладкое яда
расползновенье
в теле кружит.
Кол. Колет. Колт.


Комом комка души…
Отпустите!
Дайте допрыгать на культях остывающих слов!
Вам не дано в душной компактной суши
слюной словесной
шугать котов.
Книгу,
Как жертву аборта,
немотой
раздвигая простор зла,
как протоплазма,
ужаленная током,
криком,
конвульсией,
скоком,
в месте, пронзительный,
в обрывках кожи.
С жиром упругим в кровеносных узорах
с розовым взором рожи.
Что я… О чем я… Боже…
Прости меня,  Боже.
Я торговец газет.
Не несу непонятной ответственности.
Мне четырнадцать лет.
Электричка последняя в ноль.
Мой клозет
в голове
на перроне, где поезд колышется.
В переходе в метро
по наличности – свет,
без наличности – голь.

Я стою,
я один, как отстойник дерьма
этой старой столицы.
Отвернитесь от денег.
и поможет допреть до вонючих страниц.
Мой брезгливый товар
обслюнявит помойные лица.
На душевном балансе
черкнет –
продолжительный блиц.

Я торговец газет.
Продавец горемычного блуда.
Наполняющий гелием шарики ваших голов.
Я хочу в Интернет.
Мне до дома уроков полпуда.
И, давайте скорее.
мне точку менять от Ментов.


Изучен текст и срок,..
и телефон умолк.
Лишь стены помнят факты и доносы
- Ваш голос – так лучист –
- Ваш ум – максималист –
летят слова, унылы и белёсы.

Потёмки по углам
рассовывают хлам,
торопятся задёрнуть драпировки.
- Я атеист, но вот –
- поверить в Вас готов –
последствия астральной перековки.



Чтоб кончить диалог
поставлен жёсткий блок –
Ей надо бечь на корт,
там много ценных…
а я, как старый дог,
не различаю морд –
породистых
и морд обыкновенных.


Давно молчит звонок.
Забытый узелок,..
на вешалке стоит пакетик сушек…
а на полу тома,
как дачные дома,
среди снегов
распоротых подушек.



Корефаны!
Упал – отжался!
Какого хрена,
поебать.
Я жив, пока,
не обдолбался.
Хоть хер с горы.
Со мною Мать.
Мужики оторваться дайте.
Не держите.
Не уйду.
Одну мою скажу ду-уу-у.
Мою-у.
Я ждал одну зажигалку.
Говорю  это в сердцах.
Я ждал её шестьдесят пять дней.
Не хотела гореть она.
На двенадцатый РА
загорелась чуть.
Плюнуть бы на огонь.
Только я был признателен ей
каждый раз
за факт.
Сгори в костре,
залейся в бетоне,
умри в воде,
 
но будь быстрее
кругов в затоне.
Дребедень.
Всё дребедень.
другое?
Другое – лень.
Отступитесь.

 

В Москве – апрель.
Пурга с камнями.
Метель с гвоздями.
В Москве – снег.
В Москве – прель.
Что с нами.
Хер с нами.
Ударь в нюх –
получишь чих.
В Москве – день.
Ка – мень
плавится.
Стекает воздух,
огонь, вода.
НАВСЕГДА-А-А…
А за слово  - станется.
и огромная борода
хмырится
тычит
картавит
кобенится.
Тени в глазах –
обвалившихся штольнях.
Взорвано
пенится.
Мылким пятном расплывается
КА-ТА-РАК-ТА
Московских глаз метастаза
последнего акта.



Земля
имеет форму чемодана.
Так искренне
оправился поэт
возьмите то,
что в центре у кардана
возьмите в рот
и сделайте минет

Я долго изумлялся накопленью –
всё копится,
конца и верха нет,
конца нет преньям,
нет конца сомненью
Я не Карден –
пусть сделают минет.



Играя мускулом,
теряешь связь с трусами.
Какого беса,
этот след просох.
гомункулус из черепа,
как мишка-гами,
и не пугает.
и не бьёт под-вздох.
Устаньте от усилий.
И не надо схваток.
Кто должен пасть -
тому не нужно свах.
и пасть Ваала коловратом ярко
предложит пядь
и вытянет
и в пах
ударит.
Оглянёшься –
дурка.
и полночь на часах –
колбасная сухая шкурка.




Красивые строки.
В формате  формат.
и, видимо, сроки
учел Герострат,
сидящий в подбрюшьи
грядущий
и ждущий.
Он, как папарацци.
Бессилье бороться.
Сожги неудержную заповедь Запада
в словах неизбежных нерусских и закланных.
У бруствера,
флеши,
ограды,
стены,
дай, Господи, силы
стенанья
уны.



За бокалом Карданахи
Отдалась ты незаметно
Оплывали казинаки
На поломанной дискете
За стеной храпели люди
Выполняя роль соседей
На столешнице, на блюде
Тени бронзовых медведей
Исступленное пространство
Обволакивает пряно
Лампа, с видом иностранца
Что-то шепчет зло и бранно
Распаленные суставы
За окошком хруст лопаты
На глазах следы отравы…
           Циферблаты…Циферблаты...





И всё ж.
Я князь.
По духу
и по слогу
в стране,
где каждый встречный – князь.
где казематную берлогу
возвёл кощей
набивший всласть
матрасы злата
груды страсти
слепых изгоев штабеля…
Но, ты, Единый,
дай подмогу –
дорогу в милые края,
где каждый встречный –
просто встречный,
и эта встреча = неспроста.
Где в платье лёгком
подвенечном
вернётся  слава
на уста.

Невысказанных снов
косое рыло страха.
Ничто сознанья –
в сказанных словах.
Привычный ум
от корня отбабахан
и каждый миг
предательством пропах.
Улыбка Ваша –
как усмешка Коры.
Краями губ
рождает серп луны.
Издевки
и нелепые укоры
прошли навылет –
оправдали сны.
Нет мочи слыть.
Есть силы выйти навзничь.
и глину сердца раскрошив в труху,
заправить свежей кровью картридж
и вывести –
всё было на духу.






Всё
не пройдёт.
И в огненном тумане
сквозь грязь и вонь
элиту и попсу
в холодной
нерастраченной нирване
мы сбудемся с тобой –
дельфины в Сууксу.
Твой облик – навсегда,
его терять –
причуда
и благодать
менять
прикиды
и простуды…
Единственная связь.
Единственное чудо –
ежемоментно знать,
что есть возможность чуда.





И – РА



Я в ссылке долго был.
Из ссылки возвращаюсь.
Ещё дорог чужих
мне призрачна канва.
но близиться рассвет,
и Солнце, поднимаясь,
глаза откроет мне,
введёт на верный путь,
даст силушки взглянуть
в ту сторону,
где ждёт Родная Сторона.




Я ушел в страну печали
вот ведь черти накачали
пища в радость не приходит
свищет ветер в дымоходе
за двором синеют ёлки
бродят волки тихомолком
нет бы выли твари злые
- нету силы – нету силы –
и на всей земле застылой
дом один стоит постылый
окна вышиблены летом
на полу дерьма котлеты
печка инеем кусает
воздух в лёгких замерзает
Домовой не отвечает

Я пришёл в Страну Печали





Соль знания легка,
когда приходит свыше.
Лишь узнанная
горечи полна…

внучок, вернувшись
дедушку услышит
и сказки
будет видеть до темна.
Ночь, напролёт,
никто его не тронет…
и зеркало Луны
горит во мгле,
когда Отец небесный
волосы проронит
и Мать моя
сподобится земле.

Нет, смерти, нет –
есть горести, обиды,
разлуки с милыми
и отчужденья прах…
и веришь неосознанно
всей силой,
что будет радость –
Мама на сносях.


 


наполнятся глаза
горючей, жёсткой колью
блаза`, блаза`, блаза` –
нет ходу к Лукоморью





Я к другу иду.
Я к другу бегу.
Бегу и иду, летая.
Мой друг
распарывает лабуду
и прётся
горизонтально.
Мою неиспользованную уду
ляжками разболтаю.
Мои неистраченные жиры –
хорошею будут закуской.
Мы выпьем водки,
помянем отцов,
какой-нибудь
темой хрусткой.

Я к другу иду.
Каких то лет
я жил без него –
плохо.
Я к другу иду
у него обед
и выглядит он
не лохом.











В кровати лежат двое.
Не верят
круженья своре.
В головах дурацкие  присказки –
телом ничего не высказать.
Сделать можем.
Мы любим,
мы прожили
эти двадцать секунд
и двадцать часов счастья.
и ожерельем свастик
на твоей коже
мои поцелуи.
- Я ошуйцу Любви –
и блеснули слова всуе.
Ничего не жаль.
Не жалей, дорогая.
Как и не изживая,
из души извергая…
- прогалина –








Олегу Ситкилову


Садись в конце вагона.
Испарину сдержи.
Я умер, но закона
не врал и не блажил.

И тень моя не звёздна
Её не помнит мир,
Но я люблю Вас…
Поздно
я умер, пассажир.




Ты стояла и улыбалась
на углу
Трубниковского
и Поварской.
Было свидание,
состоялось
и продолжается.
Мой дорогой,
мой единственный,
заплутавший
в чаще города
грустный зверь…
исстрадавшийся,
достучавший
и, дождавшийся
стука в дверь.
Дверцу глаз,
дверцу снов
и сердечка дверцу
отвори,
пропусти,
дай скитальцу согреться.
Я не вор,
не турист…
сгорели путеводители…
с нераскрытым куполом
парашютист –
лечу я
к твоей
обители.