Зимняя сказка

— Скорее, друг! Придумал я
нам развлечение по нраву —
мы станем трепетом дубравы,
где россыпи росы горят,
мы станем лёгким ветерком,
взметнувшейся, случайной пылью,
горчащим запахом полынным
и безрассудным вожаком
стремглав летящей стаи духов:
гонимы ветром, легче пуха
по тонким, сумрачным путям
ко всем отправимся чертям:
точней, на север, в царство ночи,
где Океан свирепо ропщет,
закованный во льды и снег,
где над собою человек
не больше властен, чем снежинка,
когда суровая метель
морозу-барину постель
взбивает, лёгкую перинку;
где правит — мудр и справедлив! —
(а, впрочем, нам-то что за дело,
что правит глупо, неумело;
жесток, коварен и глумлив)
полнощный царь Кощей Бессмертный.
Скорее, друг! На крыльях ветра
я вмиг домчу нас в те края —
так что ж, летим? — Летим! Ах, я
уж вижу как в венце алмазном
старик согнулся безобразный
над чёрной книгой колдовской...
Подслушаем его, друг мой!
Он что-то шепчет еле слышно...
И пишет — ах, прочтём, что пишет!
 
В чародея долго ли влюбиться?
Он весёлый, радостно хохочет,
полушубок словно снег искрится,
с молодцами борется — не хочет
уступить ни в чём, и изогнулись
брови две, как соболи, дугою.
Долго ли? Да вот и встрепенулось
в девушке дремавшее дотоле.
Ну а как, румяный от морозца,
станет он рассказывать о звёздах
или чернокожих инородцах —
страшных людоедах, — так уж поздно
девице смущённо тупить очи —
чародей получит, что захочет!
 
Только к вечеру узнают братья,
что двоих унёс в чертог высокий
серый конь, что брошенным заклятьем
злая вьюга все пути-дороги
замела сугробами по пояс...
Не угнаться!.. Так хотя б напиться!..
Волки воют, и тоскливый голос
плачет и с метелицей кружится.
Ну а девица целует кудри,
шепчет, к уху наклонившись: "милый!..",
и, забывшись сном, проснётся утром
в ледяной, искрящейся могиле.
Чародей исчез, и рёв метели
воет над супружеской постелью...
 
— Ах, кто же этот чародей?
— Да брось, несложно догадаться!..
Друг мой, пора нам убираться!..
 
Но улыбается Кощей.