Где крыши пламенеют черепицей...

Богдан-Игорь Антоныч

(1907 - 1936)




Крыши


Всё то село, что в ольхах и в лещине,
где крыши пламенеют черепицей,
ты вновь отыщешь в поднебесной сини
и в молодости, в тайне нежнолицей.

Калиновую помнишь ли ты кручу,
где пастухи в кринице солнце поят?
Напишешь повесть: вечера пахучи,
и думы ольх, и крыш багровый пояс.




Подковы


На ста возах весна приедет,
смычком танцуя так и сяк.
Сквозь сито дождь весенний цедит,
и зажигает свечки дьяк.

А мы в дорогу не готовы.
Да, милая, гнедые ждут.
Но пусть нам месяц на подковы
два кузнеца перекуют.




Черёмуха


Дымится черемшина, словно свечка
у набожного вечера в руке.
И лемки, возвращаясь, на крылечко
спешат к своей задумчивой реке.

Страна души, весенних взгорий слово, -
мне не забыть черёмух нипочём,
когда плывёт над нами месяц новый
овсяным калачом!




Отрывок


Боюсь уснуть без света лампы,
и может стать ещё страшнее.
Опять мне ночь осколком ямба
под сердце входит, пламенея.

Нет, не заснуть. Петух горланит.
И бьют часы, и месяц виснет.
И мозг мне мой же голос ранит
в моей трагической Отчизне.




Алхимик


В убогой келье тесно. Запах серы.
Усохший и, как сера, жёлтый маг
в реторту жадно пялится. И наг,
хохочет бес - багровая химера.

И призраков курящихся полна
сырая келья с грубыми стенами,
и тухлыми дрожащими губами
бормочет маг: "Изыди, сатана!"

Но вскрикнул вдруг старик - нет, он не пьяный,
но видит - блещет золотом реторта.
Под потолок взметнулся хохот чёрта.

И замер монастырь в испуге жутком,
и шепчутся монахи: утром рано
отец Патрикий тронулся рассудком.




Миф


Как в проарийской книге, в славе -
челны, подкова и стрела.
Серебряная рать в дубраве
слова санскрита сберегла.

Над войском русов - время оно.
Ждут корабли у берегов.
А в небе - звёздные знамёна
и многокрылый взлёт клинков.






Перевёл с украинского
Сергей Шелковый