Прямиком из зоны

Предательски стучат колёса, и дым повалит из ноздрей.
Скурить уже последнюю ,всю папиросу, и вновь подумать о жизни своей.
Скупая, прозрачная жидкость, скатилась вниз по щекам.
Пронзительно сокамерник завоет, напившись с горем пополам…
И очертание людей, домов нам скажет: - не надо боли…
- Давай, браток! Ещё налей! Отпразднуем начало нашей воли.
И отсидев уже, не много, я страж порядка поблагодарю.
Спасибо… Не за что – извольте. Я хапну беленькой, и да, пожалуй, докурю.
Не ждут меня родные дома, да и дома нету у меня…
Ну как же здорово, здорово, что выпустился на волю я.
Что не загнулся я во время всей блатной охапки,
Что и сейчас ещё живу.
Что летом в паровозе, на спине с куполами, совесть домой повезу.
Кореш по новой наливает, сменились ели на дома,
И значит, мы своё отпели, сверкают синем купола.
А у Толяна, две звезды, но не на погонах… Сверкают на ключицах по сей день.
Как глубоко затронула природа, как превратила из людей в зверей.
И проводница Тая, улыбаясь, несёт нам с корешем уже остывший чай.
Ох, хороша и фигуриста девчонка, проговорили мы с Толяном невзначай.
Как на пути темпераментных дам отбивая, сугубо Серый молит…
Все разом и Андрюху – Кабана поминая, все разом о нём заскулим.
Не абы как мы сделаны, ребята. Да всё понятно и без слов.
Махну на стол бубей девятку, а Толя бьёт её тузом.
Я благодарен вам, и нары и параша. И ведь я был когда-то зол…
Но щас и злиться поздновато, и выбирать чего-то из двух зол.
Не прекращая тараторить, к нам разом подсядет Саня-Автомат,
Базарить можно щас о разном, а я судьбинушки пристойно рад.
Все соберёмся и напьёмся, в угаре пьяном будем ждать чудес.
Надеяться, что кто нибудь и нас полюбит, и запоём мы хором про обрез.
И сразу станет веселее, девчата хохотом заполонят купе.
А мы становимся ещё пьянее, немого. Много под шафе.
Я оглянул прощальным взглядом корешей и их уже подружек,
Кивну и обниму на последок их всех.
А дальше неизвестность в пучине колосьев, озёра там, животный мех.
И может даже не увидимся мы больше, но их запомню, как службу в ВДВ!
И закурив, я вслух замолвлю.. да, не увижу я возможно больше корешей.
И буду шляться как бомжара, иль как барыга буду жить.
А всем плевать, что отсидел я даром… Я в холостую отсидел, и срока я не заслужил.
Ну и не стоит думать о потерях, я стану, как и все – старый, вечно пьяный чёрт.
Но не забыть мне офицеров, растаю как лёд…
Нет, не жалею я, зачем всё это? И выйдя с поезда на перрон..
Я не услышу ни привета, лишь одолжу я в магазине пачку папирос.
А что мне делать дальше? Ну я свободен, и один.
И где моё ведь счастье? Я зря, наверное, из зоны выходил…
Собаки, помню, надрывались. Начальник руку мне пожал.
Как помню, отходит от зеков старых, и помню тюремный я базар.
Товар я помню…Мыло было… И что-то типо папирос.
Запомню я как отбыл, сквозь смог тугих заноз.
И как боролся я со стукачами, и как боролись они со мной.
Не что не вечно, понимаю… Вернулся я опять домой.
Пустил опять слезинку о былом, и дым врезается мне в веки.
Не быть мне зоновским дурным дерьмом, вот только что занудливый как бывалые зеки.
Ну что ж, продолжу дальний путь, наверное, зайду на огонёк к Петру Семёнычу.
А там уж, какая никакая жуть, и даже может через не хочу.
И потушив окурок о ладонь, я помашу своей деревне.
Я вспомню, как девчата прыгали через огонь, ещё в каком-то прошлом веке.
И вспомню все свои пятнадцать, или двенадцать лет, отмотоных то вообщем не за что.
Наверное, всё-таки и нагрешил, когда-то, накинул на себя тюремное пальто.
Всё может быть, и пригодится. А может так бывалым и умру.
На что моя душа годится? Я уподобился печальному волку.
И повстречаю я подростков, они «зигуют» как-то мне.
Я улыбнусь и буркну: - Матушка-Россия, твои дети уже совсем не те.
Как вспомню я опять всю службу, где я десантником молоденьким когда-то был.
И как ждала меня подружка, и как я первый раз взлетел…
Ну ладно мне уже пора, куда идти? А я не знаю.
Пойду в дорогу под названием «в некуда», вспоминая опять о воинском и добром звании.
И по привычке я не стану ждать маршрутки, я сам, ногами доберусь.
И пустота в нейтральных органах, в желудке. И голове, помоему весна.
И это всё не так печально, как вспоминать о былых годах…
Когда отужинав с любимой дамой, мы развлекались испытывая малый страх…
И что тут в прочем говорить, всё сказано и может пообещано.
Пойду я, гадостью чидить, и разглагольствовать наречием…