Обитель любви Жерара Филипа

               Говоря  о главном в  фильме «Пармская обитель», Луи Арагон  воскликнул: «А ОБРАЗ ЛЮБВИ, который как бы оттесняет всё остальное!»
Думаю, создан не только образ, а  преподана   целая «наука» о воспитании чувств.  Вернемся же к незабываемым кадрам фильма, напоминающим нам вновь и вновь об истории, наполненной драматизмом человеческих страстей и "реанимированных" благодаря великому искусству  непревзойдённых  актёров. Поговорим о любви, которую они представили на суд восторженных зрителей. Не будем забывать, что любил не только Фабрицио,  а все персонажи драмы.  Но прежде всего речь пойдет, конечно же, о самом виновнике страстей.



                а)  узник любви
               

                Фильм "Пармская обитель", созданный по мотивам одноименного романа Стендаля воссоздаёт  волнующую историю  любви и ревности, преданности и коварства. Киноповесть разворачивается  в Италии, но  её персонажи –  итальянцы не столько по национальности, сколько по своему мироощущению, что соответствовало  взглядам самого Стендаля. Известно, что  в  основе художественной антропологии автора лежало  противопоставление двух человеческих типов:  «французского» -  буржуазного, отягощенного  пороками неискренности и лицемерия   и «итальянского»,   отличающегося    романтической беззаконностью и варварской импульсивностью.  Таким образом, писатель, сам являясь  французом  и сторонником якобинских взглядов,  а во времена  реакции  долго  жившим в вольнолюбивой Италии, как бы спроектировал своего идеального "стендалевского" героя.

             Впитав с детских лет лет дух «якобинства» и даже побывав  в рядах участников битвы  при Ватерлоо,  Фабрицио не живёт предрассудками прошлого, а преисполнен откровенных честолюбивых  желаний и планов.  У  молодого человека казалось бы избыток всего, включая умение нравиться и очаровывать.  И  только любовь  является для него полнейшей загадкой.    Он - то ли слишком  великодушен, то ли простодушен, что относится к  ней или в общем, или просто как  увлекательному  приключению.   

             Однако, с момента  приезда Фабрицио   в Парму   вокруг него кипят нескончаемые страсти. Сан-Северина великодушно встречает  племянника, а стареющий граф  Моска сокрушенно отмечает, что «мальчик вырос».   Графа охватывает необъяснимая тревога, так как он замечает: герцогиня  знала его ещё ребёнком, но теперь, когда любимцу уже 22 года и он превратился в неотразимого  красавца, начинает испытывать по отношению к нему  нежность, скажем, не совсем материнскую. Фабрицио же продолжает  воспринимать её как  своего самого близкого и надёжного друга . Он готов  с обожанием относится к своей тетушке и делать ей знаки внимания только потому,  что  ещё не знает, что такое любовь. Она же покорена его мужским шармом и вынуждена, как женщина, изо всех сил сдерживать себя, чтобы не броситься к нему в объятия.

            Актрисе  Марии Казарес  предстояло сыграть царственную и одновременно пылающую страстью итальянку-герцогиню, чья горделивая любвеобильность  должна быть глубоко внутренне сдержанной и  оттого по-особенному одухотворенной. Но  печать   страсти  «скрытой»  сквозила во всём   облике, глазах,  жестах, словах герцогини Сан-Северины. И придворный мир, полный зависти и слухов, не остаётся «безучастным» к  жизни её семьи. Сам правитель Пармы, неравнодушный к чарам герцогини, явно интересуется личностью Фабрицио, видя в нём своего основного соперника. Уже не говоря о графе Моска, который пребывает в полной растроенности от анонимных писем принца и придворных  сплетен.
 
             Но Фабрицио даже не подозревает о чьих-то  злых намерениях. Он заводит то один роман, то другой.  Вначале молодой человек крайне неразборчив и легкомысленен.  Более  того,  с головой бросаясь в опасные любовные похождения,  он  ведет себя крайне опрометчиво и, нечаянно  убив при самозащите комедианта,  по приказу принца  арестовывается. Принц нарушает обещание, данное герцогине отпустить Фабрицио как невиновного. По суду молодой человек помещён  в крепость. Но тюремная башня как раз и окажется тем местом, где сбудутся его мечты о большой любви и наступит глубокое внутреннее   преображение.  Когда  он попадет в темницу - всё переменится, ибо там он  полюбит  по-настоящему.      

              С  какого же  события начнутся эти метаморфозы?!   Когда Фабрицио поведут в тюрьму и он повстречает во дворе  Клелию Конти, дочь коменданта крепости.  На фоне мрачных казематов тюремного двора очарование её лица,  отражающего внутренний свет,  удивит  Фабрицио.   Именно с этой минуты он думает только о ней. Тюремная башня становится истинной обителью любви, ведь из её решетчатого окошка  Фабрицио  видит  Клелию.  Его камера находится в башне Фарнезе как раз напротив комендантского дома. Выглянув в окно, Фабрицио видит во внутреннем дворике вольеру с птичьими клетками и  Клелию, которая приходит днём  покормить своих питомцев. Наблюдая день ото дня , Фабрицио  как будто даже забывает о том, где он на самом деле находится.

Лирические эпизоды актёр  играл особенно неповторимо. Я вспоминаю распахнутые глаза Жерара Филипа и  его по- детски незащищенную улыбку…

                Волнующим очарованьем
                Улыбка легкая сквозит.
                Окно тюремное признаньем
                Во дворик Клелии глядит.

                Взгляд «сверху» - из окна тюремной камеры – подобно солнечному лучу достигает и ласкает предмет своего обожания – прекрасное лицо молодой мадонны, обрамленное ниспадающими белокурыми локонами.    Она  невольно поднимает  свои глаза  вверх к окну Фабрицио, взгляды их встречаются  и…происходит  чудо взаимопроникновения!

                Большие и выразительные глаза Рене Фор, её искренность и изящество явились той настоящей фактурой, которую нашёл и  подарил зрителям великий режиссер. Клелия   безусловно мила,  но она слишком застенчива, а из- под опущенных в смирении ресниц сквозит благочестие.   Но её лицо оживляется, становясь  одухотворённым,  прекрасные глаза раскрываются и наполняются светом, когда она видит лицо молодого узника.  Это больше, чем красота, в моём понимании. Это олицетворённое благородство! И   именно  высочайшая  благость в ощущении друг друга становится градусом и мерой  этой  невыразимо жертвенной  любви.

                Я понимаю нежный шепот
                В немых распахнутых глазах.
                И укоризны поздней ропот
                В так и не сказанных словах.

               Окно камеры Фабрицио забивают  деревянными досками, так чтобы узник мог видеть только небо. Но ему удаётся прорезать в ставне некое подобие форточки, и общение с Клелией становится главной отдушиной. Присутствие дочери коменданта  освещает  весь его дальнейший путь. Стендаль писал, что любовь — восхитительный цветок, но требуется отвага, чтобы подойти и сорвать его на краю пропасти.  Жерару  Филипу  удалось передать это состояние «узника любви».  Он  общается с любимой  с помощью знаков. В романе поясняется,  что  Фабрицио рисует буквы углём на ладони  и они  разговаривают с помощью алфавита, а также что  он пишет длинные письма, в которых рассказывает Клелии о своей любви и с наступлением темноты спускает их вниз на верёвке. Так проходит три счастливых месяца. Фабрицио не нужен внешний мир, полный суеты и ложных надежд.  Его мир здесь  - рядом с Клелией. И даже отсутствие солнца не заставляет его страдать: её любовь явится тем лучом  истины, который вскоре превратится для него в спасительный тоннель.
 
            Первая встреча Фабрицио и Клелии в тюремной часовне подобна ангельскому причастию к какой-то тайне, ещё не постигнутой простыми смертными.  Чувствуется, что увидев перед собой  ангела в женском обличии, у юноши перехватило дыхание и замерло сердце. Она так же застыла,  стоя перед ним и  чувствуя  холод от прикосновение его рук… так горячо было на сердце! Они предстали друг перед другом опустошенные  от переизбытка  изливаемых чувств и беспомощные, словно дети. А первые слова зачарованного принца, медлительные, как бы доносящиеся из другого измерения: «Клелия!... Я полюбил впервые… Я счастлив!». Клелия, едва стоя на ногах, с трепетом и со слезами  вторит ему… Я бы назвала подобное состояние полным и необъяснимым слиянием  душ,  окутанных  ореолом  ласкающей грусти, возносящей  чувства  до ангельских высот. Если бы  они  не говорили совсем ничего, то само молчание говорило бы за них.

            И тут не  радость или эйфория… а напротив, безысходность. Ведь Клелия, передавая ему напильник, сообщает , что он должен быть вдали от нее.  Помогая   ему в побеге и тем самым спасая от верной смерти, она чувствует себя предательницей по отношению к отцу. Молясь  перед иконой Девы Марии,  она уже дала обет в том, что в случае, если Фабрицио  спасётся,  она  больше  никогда не увидит его.  Более того, во время свидания в часовне  Клелия  признаётся, что по волеизъявлению отца уже обручена с маркизом Крещенци.
Фабрицио с болью узнаёт, что генерал Конти угрожал  отправить дочь в монастырь, если она откажется от обручения. "Я не могла поступить иначе. Я сделала это ради Вас. Я согласилась, чтобы быть рядом и спасти Вас", - в отчаянии произносит Клелия.  Фабрицио  внутренне возмущён, считая  несправедливым и жестоким не оставить ему даже малейшей иллюзии... что равносильно смерти. Он не нуждается в спасении и готов отказаться от побега.  И только после её слов: "Ведь если Вы умрёте, я умру тоже", он со словами "обручение ещё не свадьба", просит ждать его после освобождения.   Привкус  горечи и печали предстоящей  разлуки  не влияет  на  самую высокую ноту, ибо СТРАСТЬ, как утверждал Стендаль, не зависит от воли человека. 


                б)   диалоги  страсти

   
               Подделать такие состояния и перенести их на экран невозможно, если не ощущаешь  их сам. Только носящий любовь  в собственном сердце, способен донести проявление всепоглощающего чувства, отрешающего человека от мира сего.    Именно поэтому  актера так волновали сцены любви. Он  испытывал, по воспоминаниям, состояние некоторого смущения  и даже ложного стыда, боясь, видимо, "ухода" в ложную патетику. Он   стеснялся   говорить о возникших проблемах режиссеру, и всё же об этом стало известно. Видимо, любовь Жерара-человека не отпускала его ни на минуту  и  была  настолько глубокой и непреодолимой, что артист душой  вначале  пребывал  в некотором смятении… настолько цельным было чувство настоящее! Еще Стендаль резонно замечал по этому поводу: «когда любишь, не хочешь пить другой воды, кроме той, которую находишь в любимом источнике. Верность в таком случае — вещь естественная».

                Прекрасно  осознавая свой уникальный шанс,  Жерар Филип, как видимо, не решался перенести  на экран  неповторимое состояние, которое в это время испытывал сам, но к другой женщине. И всё же актёр каким-то образом пересилил человека! Думаю, он воочию видел в героине свою будущую Анн, которая тогда еще носила имя Николь.  Играя  эти сцены, Жерар явно представлял свою любимую женщину, с которой  расстался совсем недавно, но  непрестанно думал.   Николь Фуркад находилась в это время в одной из стран Центральной Азии, где снимала фильм для Музея Человека. Жерар  неоднократно посылал ей из Рима любовные  письма и ждал, по сути, решения своей судьбы. И, только так, сдвигая времена и расстояния,  мог запечатлеть свои подлинные чувства навечно. Ключ именно в этом, иначе он не произнёс бы трижды в камеру, вместо настоящего текста по сценарию, свои собственные слова: «Разве моя вина, что я  любою Николь?» Страшная ломка… Но не преломляя образ через себя, он не сумел бы во всей своей первозданности подарить его благодарным зрителям. Можно сказать, что актёр полностью раскрыл нам свою человеческую  душу.  Да, Париж действительно стоит мессы, равно как и великая слава.  Мы же, до сих пор не имеем аналогов созданному ОБРАЗУ ЛЮБВИ и  можем только пребывать в изумлении, ненароком думая:  как вообще такое уникум, как Жерар Филип,  мог существовать когда-то  на этом свете!

                А его диалог с Сан-Севериной после освобождения из крепости напоминает настоящую битву за свою единственную любовь. Любовь  Фабрицио  стала обителью всего его  внутреннего существования, и, своего рода  «темницей».  Признаюсь, я смаковала каждое слово, за которым стояло движение душ не артистов, а  настоящих персонажей Стендаля. Позволю  себе по памяти воспроизвести  этот и далее некоторые  другие фрагменты.

Сан-Северина. Я  знаю, ты думаешь о ней и только о ней,  чтобы   я не сказала, ты злишься… Даже когда я молчу, ты меня  терпеть не можешь…
Фабрицио. Да, я люблю её,  люблю, люблю!.. Разве это моя вина, что я люблю?.. Я жить не могу без неё, понимаешь теперь… Нет, ты не понимаешь. Каждая минута здесь пытка.
Сан-Северина.  Ты упрекаешь меня, что я вырвала тебя из тюрьмы?..
Фабрицио. Ну и напрасно, я был счастлив там… Ты всю свою жизнь посвятила, чтобы от чего-нибудь меня спасать. Твоя любовь хуже тюрьмы!..
Сан-Северина. Как ты можешь мне это говорить?!..
Фабрицио. В тюрьме я мог видеть её.  Ты все разрушила, всё…  всё! А теперь…
Сан-Северина. А теперь она выходит замуж за Крещенци!..
Фабрицио.  Неправда…
Сан-Северина.  А ты не знал?  Она не ждёт тебя, не думай.  В Парме есть люди богаче тебя.
Фабрицио.  Это ревность говорит в тебе… ты лжёшь!
Сан-Северина.  Она уже замужем, глупец.

              Заметно  хромая, Фабрицио, как помешанный, мчится вниз по ступенькам дворца, садится на коня и буквально «летит» в Парму.  Затем, отрешённо подходит к дому Клелии. Молодая женщина только что вышла замуж,  чем исполнила клятву данную Мадонне: если  Фабрицио  удастся спастись, то она покорится воле отца и станет женой богатого маркиза Крещенци.

               Клелия случайно прогуливается в саду … и  вдруг, как призрак из преисподней, возникает  его лицо, измученное страстью.   Взгляд, иссушённый любовью,  переворачивает ей  душу и болью отзывается в  сердце. Ничего в своей жизни более впечатляющего  я, наверно,  не видела в романтическом кино.    Клелия не в силах побороть смятение  пред его, словно выстрел в упор, вопросом: «Зачем ты вышла замуж?!!»

               Она пытается что-то объяснить,  сказать   об обете,  данном Богородице, которая своей Высшей Властью  спасла его…  побег был удачным и он теперь  на свободе!  А сейчас она в смятении: ведь она поклялась Мадонне никогда больше не видеться с  ним.
Но любовь Клелии и Фабрицио непреодолима, ибо, как писал Стендаль, это "единственная страсть, которая оплачивается той же монетой, какую сама чеканит".  И Клелия прерывает лепет своих сомнений  сокрушенным восклицанием, что без него ей не дорога  и  сама жизнь: «Любовь моя! Я тебя никогда не увижу!  Как  я хочу умереть!!!»И он в благодарности  прячет своё омытое слезами лицо в её руки, протянутые сквозь прутья ограды, со словами: «Клелия, дорогая. Я сомневался в тебе. Прости…"

               К несчастью, в этот час отец  Клелии уже донес полиции, что бывший узник стоит около ограды  его дома. Невозможно без слёз видеть отчаянье юной женщины перед лицом бездны, которая всё же настигает её любимого. Полиция хватает его и уводит. Она же мечется вдоль ограды и с искажённым лицом кричит вослед, как на всю Вселенную: «Отпустите его, отпустите его!!!»

              От горя Клелия не находит себе места. А когда Конти цинично дает ей знать, что  позаботился о собственном спокойствии и спасении,  она отрекается от  отца со словами: «Вы ведь знали, что он вернулся, и Вы предали его. Вы не только тюремщик… Подлый доносчик… это Вы его выдали полиции. Грязное существо…Изверг, а не человек. Я Вас знать не желаю.  Уходите вон отсюда! Вон отсюда!!!»

            Узнав, что герцогиня Сан-Северина вернулась опять в Парму, она в таком же состоянии, почти прострации,  мчится к ней, и так же пронзительно выкрикивает  прямо в лицо: «Они схватили его около моего дома …Поймите, прошу Вас, Вы одна можете его спасти.  Что же Вы стоите… Вы не слушаете меня… Вы  не смеете допустить смерти Фабрицио.   Я знаю, что Вы тоже любите его!  Вы одна можете его спасти… если только захотите. Слышите… его убьют… убьют!!!»

            Клелия видит перед собой вначале  маску застывшей лавы - страсти отверженной женщины. Вначале её крики пробиваются  как будто через стену.  Но потом вдруг эта маска оживает и становится человеческим лицом, произнеся: «Его не убьют, не пугайтесь…» Так,  две  женщины вновь пошли навстречу друг другу во имя   любви.

                Фабрицио выходит вновь из тюрьмы и   переживает очередной виток обновления, а значит и саморазвития.  Он вынужден принять церковный сан, а позже навсегда удалиться в обитель молитвы и горестных воспоминаний….   Казалось  бы он свободен как никогда: ведь убит пармский тиран и монарх, заточивший его в самую мрачную из европейских тюрем.  Но  оказавшись физически на воле, он  понимает, что  монастырь станет для него более страшной темницей, чем  заточение в крепости.  Ведь там не будет его единственной  возлюбленной!

                Как в наважденье отрешенно
                Плыла по Парме чуть дыша,
                Самой  любовью уязвленна
                В преддверье гибели душа.

                И думаю, даже среди молитв, он видел, как и прежде, лицо своей ненаглядной Клелии,  а в ней до конца  жизни неумолчно звучал когда-то заданный  вопрос: «Разве любовь может быть грехом?»   И кажется,  в мысленном  диалоге они оба приходили к  согласию в одном: единственный грех не любить.



                в)  невидимые крылья: человек или… фантом?!


             Стопроцентное попадание в образ.  Как это оказалось возможным? Думается,  человек обнажил перед миром свои  душевные переживания, а мастерство артиста сделало всё остальное.  В первом – правильно найденный ключ к роли, во втором -  секрет  гениальности  уникального актёра. В этом две стороны, две составляющих процесса перевоплощения.   

             Жерара Филипа  изначально восхищала  роль Фабрицио.   Воображение  рисовало  главного героя  полным жизни – импульсивным и динамичным. Школа,  полученная им  во время работы над  образом глубоко человечного русского  князя -  в «Идиоте» по Достоевскому,  не прошла даром.   Новые  персонажи,  которые  ему предстояло воплотить,  актёр  умел уже рассматривать как бы со стороны, очень подробно, до мельчаших черточек их характеров и внешнего облика.

                Обладая  неимоверной силой убеждения в отстаивании своих позиций,  какое-то время  Филип  находился в состоянии  конфликта с режиссёром.   Признанный мэтр и  звезда экрана действительно много спорили  поначалу.   Жерар   отстаивал  свою точку зрения не только  на  роль, но и  костюмы, а также другие детали.    Нескончаемые  разговоры  велись насчёт костюма Фабрицио.   Жерар не хотел,  чтобы этот костюм был по внешнему виду церковной «формой».  После  жарких  дискуссий  и обсуждений,  он, наконец,  сумел убедить и режиссера, а потом и художника в обоснованности и справедливости своих доводов.  Как это было и во множестве других случаев,  пришли к согласию  -  договорились на том,  что в его одежде следовало сохранить облик духовного лица, придав ему другой  -осовремененный и более  щёгольской  вид.

                «Когда Жерар впервые надел одежду Фабрицио, -  рассказывает художник по костюмам Анненков,  - то сделал несколько шагов перед зеркалом в своей уборной, потом прошёлся по коридору, где зеркала уже не было. Повернувшись ко мне лицом, совершенно преображённый, он сказал: «В этом плаще я чувствую, словно обрёл крылья… как это странно! Крылья, которых я никогда не видел в сценарии…»

              Воспряв  «на  крыльях»  собственного плаща,   Жерар-Фабрицио   начал работать…  и профессионально,  и по наитию.  Всё  шло своим чередом:  по завершению  первого   знакомства с персонажем,  образ  начинал поглощать все мечты  актёра  до полного его перевоплощения. И уже потом,  вылепленный воображением "продукт" актера, словно созревший плод, должен был упасть к ногам  зрителя.   Рене Фор, исполнявшая роль Клелии Конти, сохранила  самые лучшие воспоминания об этом пребывании в Италии и с восхищением писала: «Какой чудесной была работа с ним! Кажется,  всё, за что он брался, не требовало никаких усилий. Жерар всегда улыбался».

              В действительности же актёр испытывал  определённые трудности, так как работа на съёмках абсолютно отличалась от театральных постановок. Ведь перед артистом не было  зрителей в прямом  и непосредственном смысле этого слова. А именно они      вдохновляли  его в театре!  В  условиях театральной постановки  он входил в образ и  проживал его сценическое время от начала до конца.   На съёмках же всё оказалось непривычно по другому. Артист  так характеризовал свои  состояния: «Работая на съёмках фильма, мне кажется, что я всё время готовлюсь, что я непрерывно репетирую мою роль отдельными кусками, никогда не сыграв эту роль целиком. Когда же в конце концов мне удаётся увидеть себя на экране, то я отсутствую: не я играю на экране, а моё изображение».

              И возможно ли вообще подчинить  отрывочные сцены и  монологи собственной одухотворяющей воле?  И даже… перевоплотиться настолько, что  создать воображаемого собственного  двойника?!  А может  быть, даже  выделить его, как астральное тело, из себя…   И тут вовсе не до шуток, ибо такое ЧУДО имело место быть. Долго и пристально изучая своего героя,  Жерар  Филип  встретился с ним  наяву! Художник фильма Анненков  с удивлением  рассказывал в «Воспоминаниях» как во время завтрака в траттории (которую, кстати, некогда часто посещал Данте), актёр  в беседе признался ему, что двумя днями раньше встретился с Фабрицио дель Донго на одной из прилегавших к Ватикану улиц. «Да, да, - настаивал  Жерар, - но стоило мне только попытаться  приблизиться к нему, как Фабрицио исчез в толпе».

                Анненков назвал это галлюцинацией. Но так ли это было на самом деле? Исходя из последних научно-изотерических концепций,   временное выделение астрального тела,  или  раздвоение – вещь совершенно реальная.  Встреча  ж человека с собственным двойником является особенно интересным явлением в мире фантомов. Считается, что это может быть связано со стрессом или болезнью, а также с физическим или психическим перенапряжением. А последнее было очевидным, так как   Жерар  сознательно  работал без каскадёров и вынужден был доказывать свои  права  на деле.  Никогда     не занимаясь спортом профессионально, он совершал трюки, которые могли бы выполнять  люди, прошедшие лишь специальную  подготовку.   Так ни  разу не воспользовавшись услугами каскадёров,  актер отчаянно дрался с Джилетти,  а снимаясь в эпизоде побега,  до полного изнеможения  пилил напильником  решетку окна тюремной камеры и с невиданной выдержкой спускался  по канату  с  башни Фарнезе. Эти съёмки  требовали крайнего напряжения его сил, и особенно физических. Режиссер   Кристиан-Жак  вспоминал, что «после первого спуска щёки и глаза у Жерара ввалились, лицо словно осунулось… он сорвал о канат всю кожу на ладонях, и они уже покрылись волдырями». С согласия артиста  приступили к съёмке второго дубля…  И  только тут  все  заметили, что  кожа с ладоней и пальцев стёрлась до мяса и они были  залиты кровью.

               И всё же остается открытым вопрос: как  артист сумел преодолеть такие трудности, без страха рискуя своим здоровьем и  жизнью?!
Полнейшее  перевоплощение, часто означающее раздвоение  это та «химия», за которую необходимо  «заплатить» Высшим Силам. И встреча со своим собственным двойником –  недобрый знак,  в  определённых случаях предвещающий даже  переход  человека «за грань»… Но в некоторых эзотерических источниках приводятся  факты  того, как двойник  человека   в критический момент помогал  ему, повышая   энергетический потенциал организма.   Так, «эффект раздвоения  хорошо известен спортсменам часто испытывающим перенапряжение в момент ответственных и рискованных ситуаций, например,  полета с трамплина или вышки. А ведь и здесь,  спускаясь «на руках» с высоты 18 метров,  Жерар совершал трюк, который  мог  бы выполнить  далеко не всякий спортсмен.  Думаю, что  это  оказалось осуществимым по причине раздвоения: выделение  тонкого тела  явилось равнодействующей,  или достижением  некого согласия, позволяющего «уцелеть».  Ещё более опасные и непредсказуемые ситуации произойдут с ним позднее на съёмках фильма «Фанфан-тюльпан», где он заставит  повиноваться себе лошадей, скачущих в бешенном галопе,  станет драться на саблях так натурально, что ему рассекут лоб, проткнут руку,  а сама смерть будет напрасно  поджидать его у бочек с порохом.

              И Жерар Филип  постоянно ощущал эту раздвоенность во время съёмок, в то время как в театре это был от начала до конца именно он. Это прекрасно видела и  осознавала и Мария Казарес, когда  писала, что Жерар «страдал от сознания собственной раздвоенности между двумя мирами» и  обретал  внутреннее единство  только на сцене.  Не  без юмора актёр говорил о парадоксальности ситуации,  когда  не он играет на экране, а его человеческий «близнец», а сам он… такой же зритель в конечном итоге!  Уверена, что в связи с этой раздвоенностью, Жерар Филип проживал сразу две жизни –  и собственную, и жизнь своего героя.  А ролей, как известно, было много. Может быть,  именно в этом и кроется причина его ранней смерти, ибо энергетические запасы «живого двигателя»  под названием человек - не бесконечны.

                Но всё это оказалось бы невозможным, не окажись у актера настоящей творческой воли к преодолению любых трудностей.  Именно на съемках «Пармской обители» режиссера   поразило невероятное  мужество  Жерара Филипа.  Отвага и воля, которые проявил актёр и послужили началом их постепенного сближения, о чем он писал: «Такая замечательная храбрость, подкреплённая большой физической выносливстью, не могла не вызвать к нему симпатии, уважения и даже восхищения». Кроме  того,  Кристиан-Жак  понял, что  поза  высокомерия и отстранённости защищала  артиста  как человека  от людей, не питавших к нему, в сущности, никаких дружеских чувств, а порой и зависть.   Он отмечал в связи с этим: «Я  чувствовал, что маска деланной холодности, которая многих неприятно коробила,  в действительности  служила защитой этого человека, легко ранимого и возбудимого. Именно для того, чтобы скрыть овладевавшее им беспокойство, он старался показать в самых опасных эпизодах свою непреклонную  волю, неустрашимую доблесть».

               
                Выводы  и оценки такого опытного человека и мастера, как Кристиан-Жак,  развенчивают попытки некоторых  злопыхателей   представить  артиста  этаким  очаровывающим   «нарциссом»,  или   героем-любовником.  В частности, Французская ежедневная вечерняя газета «Le Monde»,  всячески подчёркивая амбициозность экранизации романа Стендаля в целом, писала: «Жерар Филип идеально подходит для воплощения великого соблазнителя, (этот образ) является одной из его величайших ролей на экране». С последним трудно не согласиться, а вот с первым  навряд ли.  Не  отделяя актёра от человека,  режиссёр с  гневом опровергает  попытку нацепить  Филипу-Фабрицио  незаслуженные  ярлыки   и пишет  так:  «Жерар не казался нежным. Он проявлял твёрдость характера как по отношению к самому себе, так и другим. Он судил себя столь же безжалостно, как и других. Он не нуждался в снисходительном к себе отношении, в чём бы такое отношение не выражалось».  Точно таким же был  в его исполнении и Фабрицио.


*         *        *

             На  долю Жерара Филипа, исполняющего  роль Фабрицио дель Донго, выпал небывалый успех, который можно назвать грандиозным. И хотя  картина попала на советские экраны  лишь через шесть  лет,  не будет преувеличением сказать, что публику нашей страны  покорила и до сих пор потрясает  игра гениального актёра, постигшего и воплотившего саму душу стендалевского героя.   Созданный им образ, неотделимый от образа Фабрицио дель Донго, навсегда  останется в сознании людей всего мира символом  романтической и возвышенной любви.  Он не только не тускнеет во времени, но напротив,  вновь и вновь дарит нам  красоту и неповторимость сияния великого светоча. По выражению известного критика М. Лебека  Филип был не просто хорош,  а «обладал удивительной пропорциональностью во всем и канонической отточенностью олицетворенной молодости, которой предназначены первые роли". Образ любви, воплощенный актёром в  «Пармской обители»  это, в конечном счёте, продукт "себя". И портрет, и человеческие переживания кажутся совершенно идентичными, в чем секрет, наверно, самой гениальности.   Но возможно было еще что-то… идущее не от разума, а от сфер более высокого порядка, проводником  которых  он   являлся?  Может быть… Единственно, что не вызывает никакого сомнения: была воочию явлена обитель любви  человека космического сознания и вселенского масштаба.




                июнь - 4 августа 2013 года.