Ярослав Сейферт. С богом, барышня Тойен
пала тень пролетающей птицы
на один только миг –
мимолетнее поцелуя,
называемого воздушным,
мимолетнее, чем улыбка
тихой барышни Тойен.
Мы мальчишками по секрету
говорили друг другу о женщинах.
Прятал я в латинской грамматике
под оберткою репродукцию:
Энгр - «Турецкие бани»,
где-то вычитав, что на свете нет
женщин более привлекательных,
чем турчанки.
Позже мне приятель внушил,
что роскошнейшие из дам
обитают только в Париже,
где весь день и ночь напролет
с башни Эйфеля свет железный
ниспадает к темным цветам
любострастия и любви.
Вспоминаю майский Париж,
полный ландышей,
рандеву у Белфордкого льва
со студенткой-француженкой,
совсем юной и твердо верящей,
что любовь – как кусочек сахара
за решеткой клетки супружества
постоянно заточена.
На бульварах я наблюдал
негритянок парижских улиц,
так похожих на летние ночи,
с волосами, полными звезд.
У них ноги крепки и стройны,
как подсолнуховые стволы.
Сиживал я в кофейнях
под полосатыми тентами,
где господствовал запах кофе.
Может быть, там позже сидела
и барышня Тойен.
А пока жила она в Праге,
была постоянно печальна,
была всеми нами любима,
и порой рисовала тушью
распутных нагих негритянок
на розовой шелковой ткани.
Свидетельство о публикации №113080304189