Дневная фиалка

                Дневная фиалка

                Уже давно оттаяло окно,
                уже стакан Ваш опустел на треть…
                Хоть душу нам согреть не суждено
                зато хоть руки можно отогреть.

                I
Я уходил туда, где тишина,
где властвует покой и безмятежность.
Вокруг лежат бескрайние снега,
и след души растрачивает вечность.

Вокруг безлюдье, только впереди
горит огонь – знаменье Божье.
Веди меня, мой проводник, веди
по северному бездорожью.

Вот и жильё, кирпичный свод
давно от времени на землю обвалился,
дрожащих ламий зыбкий хоровод.
Здесь инок некогда ютился.

Портал двери, а рядом свежий след.
Здесь кто – то был, обрывки паутины.
Зернистый иней, как мой волос сед,
опутал всё своей холодной тиной.

Протяжный скрип петель, открылась дверь,
и я вошёл в покинутую келью.
Тревожно плакала за окнами метель,
а здесь царили сумрачные тени.

Давно в подсвечнике погас огонь свечи
истёкшей воспалёнными слезами…
Упал покров и в сумраке ночи
твой образ мне предстал перед глазами.

Ты  мумией лежала на спине,
застыла голубая грудь от стужи,
в бюстгальтера прозрачной пелене…
А где – то по углам шептались души.

Их крылья нежно гладили тебя,
их рваный саван шелестел на теле.
Душа воззвала: Дайте мне огня.
Ответом был протяжный вой метели.

Под вопли ветра из седой земли
возникли тени – сумрачные стражи.
И звонким криком раненой совы
запел набат на полуночной башне.

                II
Упала пред глазами пелена,
растаял морок в леденящей сини –
багряный зверь, ты с чашею вина
Гекатою промчалась по равнине.

Холодный ветер сёк тебе лицо,
сияли нимбом огненные кудри.
И только вьюги снежное кольцо
нас обручило пустотой безлюдья.

Над рунами склонились колдуны,
застывшими на задубевшей коже.
Сплошной изар сокрыл глаза луны
от твоего ночного ложа.

Невеста распростёрлась на земле,
нагая плоть на неродящей пашне.
И страстный стон рванулся к вышине –
свидетельство о юности вчерашней.

Сплелись тела в запутанный клубок,
разряды молний вспыхнули в эфире…
Лишь я стоял, как схимник одинок,
покинут всеми в этом странном мире.


                III
Всё кончилось, как летняя гроза,
туманом утренним исчезло сновиденье.
В проёмах окон мрак и пустота,
и только мы в уединённой келье.

Дышал духами сумрачный альков.
Тебя узнал я, ты меня узнала.
Как много утекло воды с тех пор,
когда соединились два начала.

Была ты некрасива, лик твой сер,
в пустых глазах колышется безумье.
Нагого тела неподвижный мел
вселял в мозги тревожные раздумья.

Но трепетное марево огня,
влекущий зов волнующего взгляда
поставил крест на все сомненья дня,
и пал я вниз в пределы бездны ада.

В объятиях сомкнулись мы вдвоём,
сплелись ногами вьющиеся змеи…
И был весь мир ликующий Содом,
и грех расцвёл, который не измерить.

                IV
Светало, хриплый голос твой затих.
Прошла метель, январское безмолвье.
Украсил шею белый воротник,
рука недвижная лежит у изголовья.

На мраморном челе холодный снег,
уста хранят последние признанья.
Ты опочила, лишь следы утех
минувшего плодят воспоминанья.

Я хоронил тебя в пустой степи,
терзая землю ледяную ломом.
А ты шептала: Милый друг прости,
но ты умрёшь, никем не похоронен.

Бежать, бежать! Но ты звала к себе,
кляня весь мир, взывая к божьей воле…
А ветер плакал о твоей судьбе
и о моей печальной доле.

                V
Другой виток… Погас огонь свечи,
сдавила ночь удушьем шею.
Опять покрыты паутиной кирпичи,
опять в степи протяжный вой метели.

Давно забыл я твой печальный вид…
Вдруг тихий звук скрипучей половицы.
Вошла святая, ореол горит,
вокруг мелькают ангельские лица.

Одежды холст спадает до земли,
на скорбном лике бледное величье,
у ног святых склонились короли,
придерживая платье для приличья.

Вдруг встрепенулся под покровом стан,
исчез овал небесного сиянья.
Святой обман, он всё равно обман,
хоть под землёй, хоть в выси мирозданья.

Упало платье на холодный пол,
надменный рот украсила улыбка.
Манящий жар таинственных основ
и бледный бюст податливый и зыбкий…

И снова крик из воспалённых уст,
и девственность осталась за порогом
убогой кельи. Нежный твой укус
окрасил шею тёмно-красным соком.

                VI
Забрезжил алым дымчатый рассвет,
и новый мир стал чище и прекрасней.
Я жил вчера, меня сегодня нет
в безумном мире холода и страсти.

На ложе мраморном лежишь теперь одна –
одна, как бог, наследница печали…
На звере алом юная жена
игриво повела плечами.

И вновь, как раньше совершат обряд
ведуньи мудрые, поющие над зельем.
И вновь, как раньше ниспадёт наряд
на грязный пол забытой старой кельи.

И ты опять в бесстыдной наготе
пленишь святых порывом грешной страсти.
И будут вновь сгорать они в огне
любовной, бешеной напасти.

Я шёл по улице…