Мои друзья, мои вчерашние...

И спросил Господь: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю,
разве я сторож брату моему. Ветхий завет. Книга Иова.

..Банальна цель: нам надо выжить.
Вам все понятно, господа?
О,  господи, какие вирши
в младые он  строчил года!
В них так звенели благородство
и вера в торжество добра...
Он был талантливым подростком,
еt cetera, et cetera...
Но неслучайно  к «Капиталу»
он признавался мне в любви –
конторы строят капитально:
не на соплях, а на крови.

Все перемелется когда-то,
а память слишком коротка.
Брат, ты давно ли видел брата?
Он,  говорят, на Соловках.
Пусть морщатся интеллигенты:
делов-то всех – перешагнуть!
Потом придумает легенду
какой-нибудь  историк-плут.
Когда-то, может, и покаюсь...
А нынче - как прелестен пыл,
с которым повторяет Каин,
что брата он всегда ценил.

Со временем все реже,
реже
звучит пустая похвала.
Зато все громче камня скрежет:
то не сердца, а жернова.
За мудростью уходит детство,
за  совестью ушел талант.
Готовы к дележу наследства
собравшиеся  у стола.
А как переменились лица,
вчера прекрасные еще –
поэт, у вас глаза убийцы,
ведущего последний счет.
О, секретарь парткома, пробуй
на тех, кто шел с тобой, свой яд!
Атлет седой  - крысиной злобой
налился фантазера взгляд.

Вокруг – другие, жадной кодлой, -
без принципов и без идей,
хоть самая большая подлость
всегда от маленьких людей.
Что скажешь – сталинская школа,
она - не в памяти, в крови.
Иудин грех гнилым осколком
почти  в любой засел груди.

Все повторяется.
Не диво,
все, что  творится под луной.
И бар партийного разлива
уже встречали мы с тобой.
И болтунов принципиальных,
и ханжествующих ****ей,
и холуев,
и дур кристальных
порой считали за людей.

Все не впервой...
Вздохнуть от боли
и  вырваться из западни!
Но сколько лет в душе тупою -
обидой? горечью? – саднит.
Мои друзья, мои вчерашние
сображники и доктора,
неужто вам
совсем не страшно
за гранью чести и добра?

Понятна цель.
Банальны средства.
...Вот только
под ногами -
хруст.

...Но кто-то
все же
будет трезвым
на послезавтрашнем пиру?