Покровский луг

        ЗИМНЯЯ СКАЗКА

По краю, по краю Покровского луга
Ходила кругами метелица-вьюга,
Скользила по глади озёр.

По берегу Нерли, по берегу Клязьмы
Ходила дружина великого князя –
Его боголюбский дозор.

Лихие столетья сменяли друг друга –
Листала страницы истории вьюга,
Читала её приговор.

Под утро сама нацарапала вязью:
«Теперь охраняют могучие вязы
Покровского луга простор».



           МАРТ

Холодный март. Обледенело-грубый
Округи ненавязчивый пейзаж.
Двух берегов обветренные губы.
И двух недель весне ещё не дашь.

Унылый вид мещанского забора,
Но дальше чуть, ему в противовес,
Стоит стена отборнейшего бора,
За ним – непроходимый чёрный лес.

Ещё гудит заснеженное поле.
И две сосны…
            Как будто для меня
Скрипят две мачты здесь же, на приколе,
Стоящего за домом корабля.



*  *  *

Глядя издалека,
что можно сказать?
Травы ещё нет,
но заливные луга
и южные склоны оврагов
уже зеленеют.
Появляется цвет,
пушатся кусты
вербы и ивняка,
оживает пустырь.

Наверняка –
дух, покидая прах,
преобразуется в свет,
свет переходит в сок,
сок переходит в плоть.
С плотью наперевес
плотно по миру идёт
ветвящийся процесс.

От корней – к стволам,
по стеблям и веткам,
делящимся пополам,
по тканям и клеткам –
на пары, десятки –
на множество чисел
и далее – по цепочке
до исчезновения
в той самой точке
пространства,
из которой и вышел
весь это мир.

Дух продолжения ищет
и возвращается в плоть,
в новое бытие,
род сохраняя и вид.
Так что в одном из двух
состояний
нам быть.
Ныне и присно
и во веки веков!

Слышу, доносится весть
с заклязьменских берегов:
с духом наперевес
плотно по миру идёт
ветвящийся процесс.



        ВЕРБА

На выпуклом боку тумана
незарубцованная рана:
горит в тумане вербы куст
над берегом, где стены храма
отлавливают льдины хруст.

И снова здесь я. Наконец!
Или то памяти рубец
горит – опять на перепутье
принёс из кузницы кузнец
охапку раскалённых прутьев.



НА ЛЕМЕШЕНСКОМ ПОВОРОТЕ

Дом окружён со всех сторон
водой – слегка подтоплен, дёрн
со смаком под ногами чавкал.
Вокруг напористый поток
земли оставил с пятачок,
покрытый изумрудной травкой.

В ответ на первоклассный вид
из окон голос был разлит –
то пел Лучано Паваротти.
Последний луч, задев карниз,
царапал платиновый диск
на лемешенском повороте.



     В ДЕТСТВЕ

Свисает дёрна бахрома
с крутого берега Нерли.
Белеет парус Покрова
за рощей. Там же, на мели,    
с утра резвится малышня,         
а я лишь только подхожу.
Но чувствую уже, как Нерль
холодным лезвием плашмя
проводит мне по животу.



       *  *  *

Берег – крутой и дырявый, как соты.
Ласточки в норы ныряют с высоты.
Берег – с песчаной косой поперёк.
На мелководье пригрелся малёк.
Берег пологий – берег крутой.
Кто-то кричит нам
             и машет рукой…
            

 
       *  *  *

Это ласточки или стрижи,
совершая весь день виражи,
понастригли такое количество света,
что без боли смотреть невозможно на этот
ослепительно яркий поток?
Это лето!
Это жизнь!
Это ток!



   СТРЕКОЗА И ТОТ,
кому довериться нельзя

В тени, облюбовав площадку,
над водной гладью стрекоза
зависла, чтобы на посадку
пойти, но, сделав разворот,
умчалась в солнечные выси.
И тут же высунулся рот
из-под кувшинки между листьев,
раскрытый, будто бы сказать
хотел красавице вдогонку:
«Куда же ты? Вернись назад!»
Но лишь надул губами плёнку.
Оставил маленький пузырь
на память – поцелуй воздушный.
И погрузился в водный мир –
такой холодный
и бездушный.



       ОЗЕРО

На дно проникнув без труда,
Снуют лучи, сбиваясь в кучу.
Кристально-чистая вода
Ломает пальцы, руки, сучья.

Озноб проходит по ногам –
Держись! Здесь каверзное днище.
Кругом чернеют корневища
Подобно сброшенным рогам.
    _______

Здесь, по преданью, спрятан клад.
На глубине, под слоем ила,
Ворота царские лежат.
Молва их золотом покрыла.

Но дно изучено давно.
До нас исследовано лоно.
Здесь, говорят, двойное дно,
И то второе дно – бездонно.

С руками вглубь уходит шест.
Сверкает ключик где-то рядом…
Но достаётся только крест –
Тяжёлый ключ
к небесным кладам.


   
      ПОДКОВА

Тёплый вечер лижет травы.
За рекой – коровий стан.
Не смолкает переправа.
Месяц – слева,
Солнце – справа,
Надвигается туман.

Догорит закат, облепит
Небо жаром позолот.
Покрова Царевна-Лебедь
Над туманами плывёт.

Донесётся отзвук горний –
Отдалённый, чуткий гром –
На коне святой Георгий
Объезжает луг кругом.

Здесь когда-то бой жестокий
Был над берегом Нерли.
Конь оставил след глубокий,
Оттолкнувшись от земли.

Влагой чистой, родниковой
След наполнился – с тех пор
Блещет озеро Подкова
Среди множества озер.

Отдыхает бесконечность.
Тихо Млечный Путь течёт.
Только слышно, как кузнечик
Продолжает свой отсчёт.

Первый луч подрезал травы,
Соком брызнула роса.
Солнце – слева,
Месяц – справа.
Оживает переправа,
Раздаются голоса.



МОНАСТЫРСКИЙ ПРУД

Кто это распластался тут?
Все думают, что это пруд.
Старое, больное чудовище
с запахом затхлости, древности – то ещё!
Разлеглось у подножия вала,
думает, замаскировалось
под старину, под природу, под старицу.
Ждёт бедняга, когда переварится
очередная история.
Плохо ли, на просторе-то!

Было время, царевну-красавицу
стерегло,
что жила в белоснежных палатах
на высоком холме.
Да ты знаешь ли, сколько их было при мне!
Только память в заплатах
и разрушен мой панцирь – зелёная ряска.
Тяжела, брат, как видишь, истории встряска!
Ведь же это не выдумка всё
и не сказка!



       РАННЕЕ УТРО

Ещё не погасли последние звёзды,
Но слышно, как птицы шевелятся в гнёздах.
Подрагивая, полыхают зарницы.
Строчат по воде тростника самописцы.
Над спящей рекой – ни волненья, ни всплеска.
Блестит паутины натянутой леска.
По самому центру зияет прореха…
Вдруг – памяти выстрел! И выводок эха
Поднялся над речкой, пошёл круг за кругом –
Над полем,
      над рощей,
           над скошенным лугом.



        *  *  *

Даль открылась неровной дугой.
Воздух выцвел, сады почернели.
Тихо в заводи нашей, покой.
Разошлись навсегда – отшумели
Тополя, обречённые врозь
Прозябать на окраине луга.
Вместе с листьями оборвалось
В них желание слушать друг друга.



       *  *  *

То ли крик чей, то ли звон
Нагоняет грусти:
«Ты куда глядишь?» – «Да вон!
Улетают гуси»



       *  *  *

Храм закрыт. Походкой мелкой
Вышел сторож, как всегда.
Наверху секундной стрелкой
Снова чиркнула звезда.

Луг ночной – земная паперть.
Тяжесть сброшена с плеча.
Храм закрыт, но свет не заперт –
За окном горит свеча.

Город вспыхнул звёздной аркой.
Постепенно побледнел…
Но горит свеча – неяркий
У земных огней предел.

Тишина. Зарницей ранней
В первых проблесках луча
В нашем доме,
В нашем храме,
На лугу
горит
свеча.



РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ЗВЕЗДА

Две тыщи лет тому назад
она взошла над Иудеей.
Достопочтенные волхвы
через пустыни и холмы
отправились не наугад –
за Царством! Но не за Идеей
пошли учёные мужи,
в пути цитируя свободно
все Книги Царств. Но знал бы кто
и вряд ли мог предположить
из них тогда, что Царство то
горчичному зерну подобно.

Волхвы несли благую весть –
сбылось пророчество пророчеств!
Но кто бы думал, что и здесь
взойдёт звезда…

         Той зимней ночью
студёный ветер бил в окно.
В углу – очаг, охапка сена.
Младенец на руках смиренно
уткнулся в грудь. Ещё темно.
Звезда с горчичное зерно
росла,
чтоб снова стать Вселенной.