Паруса
Ночью и средь бела дня
Твой голос придёт, как внезапный свет,
И ты позовешь меня.
Александр Галич
"Несбывшееся"
В яхтенном порту
Сюда, вдоль Лахтинского разлива, ведет разбитая грунтовая дорога. Когда осядет туман из строительной пыли, снова увидишь синее море. В нем сверкающими осколками купается солнце и уходят вдаль паруса...
Шлагбаум поднимается в автоматическом режиме, запуская очередную иномарку в яхтенный порт. Залитая солнцем и асфальтом территория берегового намыва с центром парусного спорта, различными ангарами, эллингами и мариной - стоянкой судов. Ресторан с террасой, бары, шале, теннисные корты и вертолетная площадка. Нашлось место даже для гидросамолета. Магазин, здесь можно приобрести яхту французской постройки 2007 года – “Lady in Red” длиною 14 метров и тремя каютами. Место ее постоянной стоянки - Сан-Ремо. Цена вопроса – 295 тысяч евро.
Повсюду огромные рекламные щиты: бело-голубые Газпрома и желто-оранжевые - Роснефти. Видимо, они приложились сюда своими деньгами или собираются это сделать в будущем. Это радует не очень многих. Большие деньги не всегда приносят счастье. Ходят слухи о возможности создании здесь некого закрытого элитного яхт-клуба для богатых. Пока, вокруг много ребятни из местной детской школы парусного спорта с их мечтами о дальних морских походах. Вход на территорию свободный.
Раньше, это место было широко известно тем, что где-то здесь, в далеком 1769 году, нашли Гром-камень, ставший основой для постамента Медного всадника – памятника Петру I на Сенатской площади. Сейчас, тем, что рядом будут строить газпромовский “Лахта-центр” с чудовищной, 500-метровой башней. Есть в этом что-то символичное для нашего времени...
Прохожу мимо стройных рядов белоснежных красавиц-яхт и затянутых в чехлы водных мотоциклов, спускаюсь к берегу залива. Это место в лоциях называют Невской губой. На западе она ограничена защитной дамбой, а на востоке песчаным баром Невы. Рядом проходит Петровский фарватер для маломерных, паромных и круизных судов. Начался отлив, и вода ушла на сотню метров. Обнажившееся песчаное дно сохранило рисунок движения волн и множество серебрящихся под летним солнцем мелких водоемов. Между ними важно расхаживают чайки и собирают все то, что оставило для них море. Тысячи следов их лапок на мокром песке кажутся мне похожими на таинственные письмена древнего морского народа. Надо только научиться читать их...
Оставляю свою одежду, рюкзак в лодке на берегу и медленно захожу в воду. Вода кажется мне совершенно прозрачной, по песчаному дну скользит солнечная сеть. Темными брызгами в ней разбегаются маленькие рыбешки. Дно подо мной быстро уходит и можно плыть, что для прибрежного мелководья залива большая редкость.
Вообще, это место создано здесь для виндсёрфинга – парусного спорта, в основе которого лежит управление доской и закрепленным на ней в гибком соединении паруса. Движение без руля, за счет наклона паруса или самой доски – все это требует от яхтсмена ловкости и хорошей подготовки. Сегодня в заливе дует ветер, катится небольшая волна. Лучшей погоды для этого невозможно придумать, поэтому яркие, цветные треугольные паруса-крылья ловят воздушный поток во всех направлениях. Нужно только покрепче держать гик и сохранять равновесие в любой ситуации.
На берегу хорошо смотрится силуэт лодки среди изгибов линий воды и песка. Рисую все это карандашом в своем блокноте, добавляю еще неизменный треугольный парус на горизонте. Потом начинаю набрасывать изображения чаек, но они постоянно двигаются, и скоро бросаю это занятие...
Мне захотелось сделать набросок парусника “Триумф”, стоявшего здесь, в яхтенном порту. Его мачты за высокой береговой линией видно даже отсюда. Судно очень интересное, стилизованное под парусник XIX века и стоит того, чтобы о нем рассказать отдельно. Свою историю оно ведет с 1986 года. Его построили из списанного рыболовецкого траулера 50-х годов. Изначально, парусное вооружение было бригантина, но через пару лет довели до брига. В 1992 году совершил первый двухмесячный поход в Северную Европу. Регулярно участвовует в исторических реконструкциях на праздниках города. Особая страница – его парусные регаты и съемки в кино. Наиболее известные из фильмов - “Гардемарины вперед”, “Узник замка Иф”, “Серебряный век”. Вот и сейчас, когда смотрю на него, будто, происходит сдвиг во времени... Прикосновение к истории, к возвращению Андреевского флага русскому флоту... Это, наверное, нормально... Ведь и сам Петербург - город для России не совсем обычный. Здесь, все еще, предпочитают новизне старинное и интересное...
На плавучих причалах яхтсменов пока мало. Скорее всего, все они здесь очень разные люди, особенно, по своему социальному статусу. Это бывает сразу заметно и особенно в России. Непременно дороже, длиннее или выше... Но есть одно, что объединяет всех их – неудержимая страсть к морю, к преодолению. Это становится жизненным выбором... Иногда говорят, что яхтсмены не созданы для семейной жизни, что любят свою яхту больше женщины. Возможно, что-то в этом есть. Своим яхтам они часто дают красивые женские имена и посвящают своим любимым. Вот так... Читаю на их изящной по линиям корме названия: Ника, Нина, Лена, Фея. Помните, как красиво говорят о яхте у классика американской литературы Ирвина Шоу в его романе "Богач, бедняк..."? "Яхты похожи на женщин - одни достаются вам дорого, другие по дешевке, но их цена не может никогда сравниться с получаемым от них удовольствием".
Вообще – яхтинг не так уж и прост в освоении, чаще всего это занятие для профессионалов. Но это, когда речь идет о серьезных спортивных соревнованиях. Освоить азы управления судном можно и за месяц. Кто-то сегодня предпочитает нанять себе за деньги опытного шкипера и команду. Правда, тогда ты превращаешься в заурядного пассажира и это уже не спорт, а просто морской отдых.
Говорят, что женщине на судне не место... Это, уже точно, не про сегодняшний день. Теперь женщины не уступают мужчинам. Наверное, жизнь заставила выйти из тени мужчин, или эта тень перестала их надежно укрывать.
Рядом со мной Алина готовит свою яхту к выходу в море, делает она все основательно и неторопливо. Далеко не каждую ошибку можно потом исправить в море. У нее широкие и крепкие плечи, бронзовый загар и совершенно обесцвеченные солнцем и ветром волосы. Деликатно справляюсь у нее, не нужно ли чем помочь? Она смотрит на меня с удивленной улыбкой, снисходительно и оценивающе...
- А вы что-то умеете здесь делать? – смеется она, - вот, разве что, подайте мне эту сумку... Вообще, жизнь меня приучила делать все самой. Подготовка яхты или укладка парашюта, так это вообще, даже не обсуждается...
В своем черном неопреновом гидрокостюме она выглядит пришельцем из других миров.
Акваторий маленького порта бороздят водные мотоциклы. Это профессиональная боцманская служба проверяет крепление швартовых, кранцев и при необходимости помогает с буксировкой.
В конце причала замечаю странного тощего старика в обрезанных до колен джинсах и линялой футболке неопределенного цвета. Своим видом он заметно диссонирует с местным пейзажем демонстрирующим всеобщее благополучие. Интересуюсь о нем у подошедшего светловолосого яхтсмена лет 35-ти. Он пренебрежительно хмыкает...
- Этот, что ли? Держат его здесь из жалости, как инвалида. Любит представлять себя перед новенькими бывалым моряком - участником кругосветных путешествий, а на самом деле обыкновенный бомж. Все врет... И хромым стал только по собственной вине. Отморозил пальцы на ноге, когда уснул пьяным где-то на улице... Тоже мне, Сильвер...
Между тем, к причалу подошла большая двухпалубная моторная яхта. Своими линиями она скорее похожа на межпланетный летательный аппарат. Старик вскочил и быстро заковылял к яхте. Он умело помог в швартовке и застыл в почтительной позе ожидания благодарности. Первой из яхты вышла девушка в длинной до пят юбке и шляпе, полями которой она почему-то прикрывала свое лицо. Подойдя к старику, она на мгновение открыла лицо и поцеловала его в небритую, изрезанную глубокими морщинами щеку.
- Здравствуй, Ерофеич! Где пропадал столько времени? - спросила она удивительно чистым и звучным голосом.
Такие голоса запоминаешь сразу и надолго, потом уже не путаешь ни с кем. Пожалуй, она не была местной, что-то южное звучало в ее голосе. Одного мгновения мне было достаточно, чтобы оценить ее внешность. Она тоже показалась мне примечательной. Люди моего поколения хорошо помнят актрису Одри Хепберн. Так вот, это была точно, она... Та, что из фильма “Завтрак у Тиффани”... Для многих тогда эта девушка и фильм стали откровением, определенным стилем жизни и поведения, особого умения одеваться...
- Здравствуй, Мотылек! – отвечал старик. – Наше дело стариковское – ходим, когда ноги носят. Подводят они меня, окаянные...
Старик немедленно просиял лицом и посмотрел вокруг себя с видом победителя. Жаль, не многие это видели. Еще бы! Ведь, всем другим она даже не кивнула.
Следом за девушкой из яхты тяжело сопя, выбрался грузный краснолицый господин с коротким ежиком рыжих волос. Со стариком он не поздоровался, но сунул ему в руки банку импортного пива и помятую пачку сигарет. Тот немедленно согнулся в почтительном поклоне, прижимая к груди банку дрожащими руками. Пропустив всех вперед, он заковылял к выходу. Вся эта сцена показалась мне настолько интересной, что я немедленно последовал за стариком.
Рассказ старого моряка
Теперь мы сидим рядом на лавочке в стороне от пирса, обдуваемые теплым ветром. Весь горизонт с трех сторон состоит из сияющей водной глади. Старик торопливо открыл банку и сделал несколько жадных глотков. От наслаждения его глаза закрылись пергаментными веками, как у дремлющего на солнце петуха.
- Вот так... Теперь можно жить дальше...
Старик прикурил сигарету и неторопливо затянулся. Делал это он с тем видимым удовольствием, которое испытывает всякий курильщик после долгого и вынужденного воздержания. Я вытащил из рюкзака фляжку с коньяком и бутерброды. С этого момента немедленно оказываюсь в поле зрения Ерофеича. Он внимательно следит за моими руками. Мы знакомимся и пьем по первой. Теперь старик несколько расслабился, он вернул себе привычное состояние покоя.
- Ерофеич, скажи, если это не секрет, конечно. Кто эта удивительная незнакомка?
- Что, понравилась? Мотылек... Она многим здесь нравится... Для всех здесь она Николь, а у себя дома – Нина. Это правильно, свое имя, которым тебя нарекли отец с матерью, нужно беречь... Ты меня понимаешь, думаю...
- Совершенно удивительная девушка, настоящая Фрези Грант, - говорю я.
Этот женский образ всегда был для меня неким притягательным романтическим символом.
- Эк, куда завернул! - рассмеялся старик, ковыряя своим узловатым пальцем в редких, желтых от табака зубах. – Она очень веселая. Жалеет меня, старика. Всегда что-нибудь придумает. Про бегущую по волнам нужно рассказывать отдельную историю. Здесь ее никто не видел.
- Но разве эта история не придумана писателем Александром Грином?
- Поверь мне, в ней очень мало выдуманного. Об этом и раньше рассказывали старые моряки. Был и у меня свой случай в жизни...
Под этот рассказ мы с Ерофеичем выпили еще по одной. Замечаю, что старик почти совсем ничего не ест. Так, только иногда хлеб пощипывает и кормит им большую черную собаку, которая, похоже, его хорошо знала.
- Пожалуй, под выпивку и хорошую кампанию можно рассказать все с самого начала. Чтобы тебе понятнее было... У меня была не одна жизнь, а несколько... В первой своей жизни я родился в Ленинграде, перед началом войны. Видимо, весной 1941 года. Эвакуировали вместе с другими детьми в августе 1942 года. Повезли одного, без родителей. Никаких документов или записки при мне не было. Похоже, что все родные к тому времени уже умерли с голода. Привезли нас в деревню Пасьяново Горьковской области. Меня взяла к себе одинокая женщина, Елизавета Матвеевна. Она к тому времени уже получила похоронки на своего мужа и сына. Рассказывает, что живыми нас туда доехало только восемь из четырнадцати детей... Все страшно истощенные, большеглазые. Видит, лежит годовалая кроха в одеяле, совсем одна. Жмется, как больной зайчонок... Это про меня так рассказывала... Записала она меня Виктором Ерофеичем Измайловым. Так началась моя вторая жизнь... Сколько и куда потом не писали - моих родных так и не нашли. Сильно болел, долго не разговаривал и не мог ходить. Ноги стали очень тонкими и не росли – развился детский паралич. Не знаю, где Елизавета Матвеевна, моя вторая мать, находила лекарства в то время. Находила и лечила, отдавала свой последний кусок. Святой человек она была, царство ей небесное... Выходила, поставила на ноги, дала образование, а потом и померла тихо. Сердце свое надорвала, не выдержало...
Ерофеич отвернулся, заморгал белесыми ресницами и долго смотрел на воду...
- Давай за нее, за Елизавету Матвеевну, за родителей наших выпьем... Им судьба горя насыпала полной меркою...
Не знаю почему, но с самых детских лет меня тянуло в море. Рядом-то и речки нормальной не было. Может быть кто-то из моих неизвестных родственников был моряком и я с их генами впитал в себя эту мечту. Все так и складывалось. Срочную отслужил на Северном флоте, получил специальность. Демобилизовался, но с морем больше не расставался, ушел на торговый флот.
Было мне 27 лет, когда снова оказался в Ленинграде. Все ходил по улицам и думал, а вдруг что-то отзовется во мне и узнаю свой дом. Понимал, что все это несбыточно. Не поверишь, душу защемило. Все казалось, что за этими стенами мертвые лежат. Даже страшно стало от этого. Думал, что никогда не смогу здесь жить... И тогда я сделал следующее... Гулял как-то по Моховой и представил, что жил там в доме №... Поднялся на третий этаж, позвонил. Дверь открыла какая-то старушка. Представился, назвался своей теперешней фамилией. Объяснил, что разыскиваю своих родственников из блокадного времени. Она посмотрела на меня и почему-то сразу поверила, поняла. Походил я тогда по длинному коридору этой коммуналки, потрогал многослойные обои и придумал себе такую историю. Будто, родился и жил здесь когда-то с отцом, матерью и старшей сестрой. Что отец мой – моряк, погиб на Северном флоте, сопровождая конвой союзников, а мать и сестра умерли во время блокады в 1942 году. Вроде, все сходилось - таких историй после войны много было. И знаешь, как-то сразу легче на душе стало, будто обрел что-то... Обрел и снова потерял. Потом поехал на Пискаревское кладбище, постоял у безымянных зеленых полей массовых захоронений. Там во все это еще больше веришь, не один такой на свете... С тех пор так и живу с придуманной историей.
Пока ходил в загранку, все смотрел, как люди вокруг живут. Все пытался понять, почему это так по-разному получается. Тогда у нас все больше о прошедшей войне говорили. Конечно, таким как я, обижаться не приходилось. Достаток был, лучше многих жили. Жену торгового моряка сразу на улице узнаешь – упакована как королева. Сам-то я нормальной семьей так и не обзавелся, детей не нажил. Тот самый случай, когда тебя вокруг ничего не держит, везде гость. В 1982 году, когда ходил на сухогрузе “Петр Васечкин”, вышел у меня конфликт со старпомом. Шмотки импортные тогда покупали и возили все. Прятали, конечно. Но зацепил он почему-то одного меня... Я на хорошем счету был, обиделся и сказал, что по этой части у всех рыльце в пушку и он сам тоже не исключение. Старпом промолчал, но запомнил. Спустя недели две, кто-то донес ему, что я занимаюсь спекуляцией с иностранной валютой. А это уже совсем другая статья... Доказать он ничего не смог, поскольку был откровенный оговор. Но в таком деле важно только пальцем показать на человека. Понял, что это мой последний рейс за границу.
В гамбургском порту обратно на судно больше не вернулся. Превратился в эмигранта, которых и тогда было немало. Родину я не предавал, но и возвращаться обратно не хотел. Начались мои скитания на чужбине. Брался за любую работу. Через два года оказался в Греции. Стал ходить матросом на танкере "Уорлд Хармони" у богатого судовладельца Караделидиса. В команде - почти все иностранцы, по большей части выходцы из Юго-восточной Азии. Платили не слишком много, но жить было можно.
Как-то раз был на празднике в порту Пирея. Вдруг, вижу - с причала в воду упала девочка. Прыгнул раньше спасателей - вытащил. Она оказалась дочерью того самого судовладельца. В общем, вытащил вместе с ней счастливый билет в новую жизнь. Кроме чека на приличную сумму, мне предложили пойти матросом на яхту хозяина. Я, конечно, сразу согласился. Это была моя давняя мечта - ходить под парусом. Назывался этот парусник "Ариадна". Длинна - 32, ширина -7,6 и осадка - 3,5 метра. Имел стальной корпус, палубы из тикового дерева, кондиционеры, новейшее навигационное оборудование и связь. Парусное вооружение - бригантина. Ее нос украшала обнаженная по пояс женщина с клубком в руках. Стройная, с красивыми обводами, бригантина вызывала всеобщую зависть и восхищение. Более красивого судна я никогда больше не видел.
Капитаном на ней тогда был англичанин Джефсон, о котором говорили, что он знает "секреты всех семи ветров". Опытный моряк, всегда подтянутый, корректный и вежливый. Ариадна к тому времени совершила немало успешных переходов через Атлантику и Индийский океан. Больше конечно, ходили по Средиземному морю, Эгейскому, где среди россыпи скалистых остров у хозяина был собственный маленький остров. Караделидис предпочитал проводить на паруснике большую часть своего времени. В отличии от многих наших нынешних олигархов, он был прост в общении с матросами, знал каждого по имени. Меня хозяин называл "Виктор", делая при этом ударение на последний слог. Он вполне прилично владел несколькими языками. Рассказывал, что ему всегда нравился русский царь Петр, который все умел делать своими руками. Его и самого, прежде чем допустить к управлению компанией, отец отправил послужить на судно простым матросом. Вместе с ним часто находились его молодая жена англичанка и маленькая дочь София. У семидесятилетнего Караделидиса это был далеко не первый брак и в свою маленькую дочку он вкладывал всю душу, баловал безмерно. София росла капризным и непослушным ребенком. Целыми днями она резвилась на палубе и мешала матросам работать. Больше всего на свете она любила смотреть за дельфинами и часами проводила время на носу судна, наблюдая за прыжками этих красивых морских животных. Меня даже определили следить за ней, чтобы она опять не упала в воду. Между нами возникло что-то вроде молчаливой дружбы...
Любовь - она ведь, штука странная, меры не знает. Мы находились у западного побережья Австралии, когда Караделидису захотелось развлечь свою маленькую Софи. Для этого были устроены соревнования среди матросов по плаванью. Судно легло в дрейф. Все дружно болели, наблюдая за состязаниями. Только в самый последний момент заметили, что на пловцов напала стая акул. Люди барахтались в воде, окрашенной кровью. Два матроса погибли почти сразу, прежде чем нам удалось что-либо сделать. Сцена произвела на всех тягостное впечатление.
Море всегда таит в себе опасность, что-то неизведанное и совершенно необъяснимое. Даже используя самые новейшие достижения, нельзя все знать наверняка. Шторма, рифы, туманы, встречи с айсбергами. Много чего пришлось увидеть... Вот, ты тоже думаешь, что Летучий голландец выдумка? Не все так просто...
Ерофеич, как опытный рассказчик, сделал паузу и испытывающие посмотрев на меня, продолжил свою исповедь. Он был удовлетворен моим живейшим интересом. К нам подошли его друзья, сотрудники яхт-клуба, свободные от работы.
- Как сейчас помню, было это 4 апреля 1986 года. Мы прошли Канарские острова и находились в 50-ти милях от северо-западного побережья Африки. Пена бурлила у форштевня, а в прозрачной глубине скользили узкие тени дельфинов. Неожиданно получаем известие, что два румба от нас замечен парус. Через несколько минут в густом тумане стал виден силуэт небольшого корабля. По оснастке можно было определить, что это двухмачтовая шхуна с косыми парусами. Наш капитан, наблюдая за ней в бинокль, обратил внимание, что она движется странным образом. Шхуна шла зигзагами, заваливаясь то на одну, то на другую сторону. Ее сносило в западном направлении. Мы сближались. Наша Ариадна подошла к паруснику так близко, что можно было прочитать название на борту: "Оливия". Теперь хорошо видно, что палуба шхуны совершенно пуста, а штурвал свободно поворачивается в обе стороны. Похоже, что там случилось что-то непоправимое. Караделидис приказал немедленно готовить шлюпку к спуску с левого борта. В шлюпку сел помощник капитана и гребцы, среди которых оказался и я. С каждым взмахом весел мы приближались к шхуне. Слышен только скрип наших уключин, плеск серо-синих волн, ударявших в борт корабля и легкий свист ветра в туго натянутых вантах. По правде говоря, зрелище было жутковатое, мертвый корабль-призрак... Оставалось не более 100 футов, как контуры шхуны на наших глазах начали дробиться и таять. Странный мираж рассеялся вместе с туманом. Теперь перед нами снова была только качающаяся водная пустыня до самого горизонта. Мы все разом бросили весла от неожиданности, это был настоящий шок... Ни тогда, ни сейчас не могу объяснить этого странного явления.
Самое любопытное то, что спустя год, летом 1987-го один из пилотов, совершая облет побережья в этом районе, неподалеку от берега, близ подводных рифов, заметил большую странную тень на дне моря. По его мнению это был корпус затонувшего судна. Еще через три года, при обследовании дна в этом месте, было установлено, что этот корпус принадлежит шхуне "Оливия", затонувшей при неизвестных обстоятельствах в 1876 году.
- Да, чистая мистика... Такое даже представить себе трудно, - улыбнулся Володя, инструктор по виндсёрфингу.- Что-то и меня сегодня потянуло в южные моря. Пора собой любимым заняться, все равно через две недели здесь сезон закончится. Людей стало меньше, да и деньги уже не те...
- Мы многого не можем объяснить из происходящего, но это еще не значит, что все это не существует. Это только предел наших собственных знаний, - возражает Саша, сотрудник боцманской службы.
- Ну, Александр, ты у нас философ, - смеется его товарищ. - Наливай лучше.
Он поставил на ящик бутылку подаренного ему сегодня "Gold Label" и пластиковые стаканчики.
- Хороший "вискарь" Джонни Уокер, - инструктор Володя внимательно изучил бутылку. - Вроде настоящий, фирменный...
- Пришлось сегодня выручать одного уважаемого, но малоопытного яхтсмена. Отблагодарил, ничего научится...
Все выпили и замолчали. Закат окрашивал залив багровыми тонами, берег постепенно опустел. Неизвестно откуда появилась пелена серых свинцовых облаков, закрывших солнце. Небо почернело, только в скалах тонко гудел ветер. Он крепчал, выл, срывал с берега песок и гнал его в залив. Ни одного дерева или куста рядом. Только камни и секущейся песок...
- Про корабли-призраки слышали многие, - продолжал Ерофеич. - Гораздо меньше известно, что существуют еще и острова-призраки. Канадский остров Сейбл в северной части Атлантического океана именно такой... Вечно окутанный туманами и старыми морскими легендами. Теперь это низкая песчаная отмель в 22 мили, похожая на турецкий ятаган. Остров постоянно движется, кочует и меняет размеры. Его обозначение на лоциях всегда неточны. Он может даже совсем исчезнуть, сливаясь по цвету с водой во время сезона осенних и зимних штормов. Таинственный остров-хамелеон, подстерегающий свою жертву в тумане... Его еще называют самым большим кладбищем Атлантики и пожирателем кораблей. Даже большие корабли, севшие на мель, за два месяца полностью исчезают в его зыбучих песках. Когда мы проходили там осенью 1989 года, на острове уже были установлены два маяка и пост гидрографической службы. Прошли это место спокойно, острова почти не было видно. На психику островитян тамошняя жизнь действует очень сильно. Это же жизнь на настоящем кладбище, на костях многих тысяч погибших моряков. Смотрители маяков рассказывают жуткие истории об увиденных призраках, затянутых в зыбучий песок кораблей и людей. Призраки бродят по песчаной отмели и печально смотрят в океан.
- Когда ты все это успел повидать, Ерофеич? Гладко рассказываешь...- рассмеялся инструктор Володя.
Володя - преуспевающий в этой жизни молодой человек. Любимец стареющих светских львиц, красиво сложен и всегда ухоженный. Когда закончится этот летний сезон, он будет работать инструктором горнолыжного спорта на Северном Кавказе. Все у него расписано на год вперед: где, когда и что... У Володи другое представление о жизни и своего он никогда не упускает. Правда, все это он делает как бы в удовольствие, без усилий и надрыва.
Когда Ерофеич пьет выше своей ватерлинии, у него просыпается чувство собственного достоинства. Иногда, это выглядит комично, учитывая его жалкий вид и жизнь попрошайки. Тогда он превращается в объект всеобщих насмешек, ведь каждый внутренне считает себя неизмеримо выше. Сейчас наступил, тот, самый случай... Он остро почувствовал недоверие людей, которые мало знали и видели. Все их преимущество заключалось только в том, что они имели деньги и некоторое положение в обществе, которых Ерофеич сегодня не имел. Более, того его собственная жизнь теперь напрямую зависела от их расположения. Это еще больше унижало его.
- Кто я для вас? Шут гороховый, который травит байки, - он театрально развел руками и сердито закурил, взяв сигарету из предложенной ему пачки.
- Ладно, Ерофеич, никто тебя обижать не собирается. Чего зря заводишься?
- И то верно, не стоит обижаться. Я свою жизнь прожил. Меня, вроде, уже и нет больше, не числюсь нигде... Ни среди живых, ни среди мертвых, застрял где-то по середине. Ни дома, ни семьи... Господи, в какое время мы теперь живем? Один человек убивает другого человека и радуется, а чего он радуется и сам того понять не может...
- Ерофеич, не надо так о смерти. Накликаешь себе и нам. Мы все тебя любим. Ты же моряк, наш ветеран...
- Жизнь я люблю, но такую ненавижу. Хотя, дом - это не квартира с питерской пропиской, а место где тебе бывает хорошо. Это и есть твоя Родина. Человек без дома, что лист с ветки оборванный. Несет его ветром по земле неизвестно куда...
- Ерофеич, расскажи про свою встречу с бегущей по волнам. Вот и наш гость тебя об этом просит. Расскажи, базара не будет.
Ну, если все просят, то можно. Только одно условие: слушать и не перебивать.
- Случилось это в декабре 1985 года... В такое время года лучше сидеть в теплой таверне и есть местный шашлык - сувлаки, запивая его хорошим домашним вином. Ерофеич зажмурился, вспоминая достоинства греческой кухни. - Только воля хозяина - всегда закон для нас. Особенно, если его внезапно позвало в море. Погода не благоприятствовала плаванью, но к вечеру 20 декабря ветер, наконец, стих и волна успокоилась. Все отправились досыпать в свои каюты. С рассветом мы снялись с якоря и вышли в Эгейское море. Утро было тихое, ясное, но холодное. Море здесь светлее, чем в порту, заставленном с трех сторон горами. Ариадна тихо разрезала неподвижную водную гладь. Стоял легкий туман. Нет ничего лучше, чем встретить восход солнца в море в такую погоду.
К обеду небо снова закрылось облаками, усилился северный ветер. Погода заметно ухудшилась, ветер гнал по воде "барашки". Едва бригантина вышла из-за прикрытия острова Скирос, как ветер сразу обрушился на наш левый борт. Через фальшборт на палубу полетела белая пена, сорванная с верхушек волн. Начался сильный шторм. Стараясь избежать грозившей судну опасности быть выброшенными на прибрежные скалы, капитан Джефсон решил штормовать в открытом море. Но все попытки отойти от берега были напрасны - поворот не удался. Волны становились круче и выше, что указывало на опасную близость берега. Палубу окатывало волной слева направо. Нас несло прямо на скалы и крушение уже казалось нам неизбежным. То мгновение я запомнил на всю свою жизнь, многие уже шептали слова молитвы и прощались с этим светом. Молитесь и просите за грешников, ибо много душ попадает в ад... Внезапно, впереди, на гребне волны я увидел женщину в длинном кружевном платье. Не я один, все ее увидели. Бегущая по волнам... Будто, луч под ней был, по которому она вела наш корабль. Мы пошли за ней так, как идут истинно верующие на церковном шествии. Несут они тогда свои святые реликвии, поют или просто повторяют про себя: "Верую в тебя, Господи"... Между страшных скал, на которые нас несло в седой пене, неожиданно открылся узкий проход. Мы скользнули в него за бегущей по волнам и оказались в открытом море.
Шторм все еще бушевал, море грохотало, но по виду волн можно было догадаться, что здесь было уже тише. Поверхность волн становилось гладкой, будто на нее вылили бочки солярки. Мы были спасены, уже не было рядом с нами бегущей по волнам. Но странное дело, каждый раз принимаясь о ней рассказывать, мы получали совершенно разные образы. Говорили о Деве Марии, о своих матерях, женах и любимых. У каждого была своя бегущая по волнам. И тогда я понял, что она приняла образ самых близких и дорогих нам женщин. Это они пришли на помощь и спасли нас, те кого мы вспоминаем перед самой смертью.
На глазах у многих, слушавших Ерофеича, стояли слезы.
- Да ты настоящий поэт, Ерофеич! Тебе бы романы писать, прости меня, - тихо сказал инструктор Володя.
- Прощать тебе нечего. Это он, Сережа, романы пишет, - сказал Ерофеич, с гордостью показывая на меня. - Дай, Бог, чтобы все запомнил...
Я заверил его, что обязательно напишу об этом. Все принялись дружно хлопать меня по плечам, пожимать руку и рассказывать собственные истории. Пили еще много и концовка этого вечера запомнилась мне смутно.
Мы куда-то засобирались и пошли. Порой, у нас возникало ощущение качающейся под ногами палубы, но мы крепко держались за руки. Ерофеич таращил свои красные глаза и хрипло кричал: "Свистать всех на верх! Грот и фок на гитовы! Шлюпку к спуску!"
Потом, все дружно пели старую, но хорошо известную во все времена песню пиратов Карибского моря:
Пятнадцать человек на сундук мертвеца
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Пей, и дьявол тебя доведет до конца
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
- "Йо-хо-хо", -это совсем не хохот пиратов, - важно поучал нас Ерофеич. - Это означает какое-то усилие, как наше русское "раз, два, взяли"...
Бессмысленная радость жизни с одурманенным сознанием... Завтра все мы будем расплачиваться за это тяжким похмельем и желанием поскорее умереть. Гуляющая сила в нас выдохнется, как потерявшее вкус вино, из которого ушла вся жизнь... Последнее, что отразилось в моем сознании было:
Все семьдесят пять не вернулись домой -
Они потонули в пучине морской...
Двое в океане
Сперва, я проваливался в бесконечную глубину, превратившись в странное морское существо с плавниками и чешуей. Потом, мое падение закончилось и я увидел себя в привычном человеческом образе на огромном корабле. Кругом были каюты и узкие коридоры, отделанные дорогим деревом и сверкающие начищенной медью. Я увидел бассейн с голубой пенящейся водой, заполненные пассажирами рестораны и игровые залы. В огромном зале играла музыка, танцевали пары. Их роскошные вечерние платья и фраки отражались в огромных зеркалах. Здесь весело проводили время, влюблялись и изменяли, азартно играли в рулетку и проигрывали целые состояния. Только вот, что странно... Все лица были бледные и голубые, будто стертые ластиком. И тогда я понял, что все они из какого-то прошедшего времени и не живые вовсе. Сейчас, эти люди веселятся, они не знают своего страшного будущего. Плавучий, хорошо украшенный гроб... Я пробирался через праздную гуляющую толпу, отодвигая тянувшиеся ко мне руки. Неожиданно, увидел ее... В длинном лиловом платье с шарфом на плечах и волной темных длинных волос. И еще глаза, огромные и глубокие... Это была Николь, которую я видел вчера на причале. Наши взгляды встретились и мы оба поняли, что всегда искали друг друга и прежняя жизнь была только ожиданием. Все остальное, больше не существовало для нас.
Нам захотелось остаться вдвоем и мы поднялись на верхнюю палубу. Она была украшена гирляндами электрических фонарей в таком количестве, что уже сам корабль показался нам гигантской мухой, попавшей в волшебную золотую сеть. В полумраке кто-то невидимый, шептал слова любви, клялся в верности до самого смертного часа. Кто знает, когда он наступит? Может быть совсем скоро... Мимо нас скользнули две карнавальные маски. Это был актер Арвид Ульсон со своей новой русской возлюбленной Галиной. Для него жизнь давно превратилась в продолжение спектакля, в котором он всегда оставлял за собой главную роль...
Вокруг стоял туман, густой как молоко и ничего не было видно впереди. Неизвестность, которую изменить уже нельзя. Пароход, окутанный седым туманом, словно саваном, несся навстречу своей гибели. В его в недрах слышался стук машин, каждые две минуты в невидимое пространство уносились гудки. Неожиданно из тумана на нас выдвинулся черный нос неизвестного судна. Еще через мгновение он вошел в наш борт, где-то совсем близко. Удар не показался сильным, но он разрезал борт, как нож масло. Переборки скрипели и гнулись на глазах. Через какое-то время нос встречного парохода со скрежетом выдернулся из пробоины, и суда расцепились. Встречное судно медленно исчезло в тумане. Через пробоину внутрь нашего корабля хлынула темная вода. Те, кто был внутри, сразу оказались закрытыми в своих каютах как в мышеловке. По бесконечным трапам и коридорам шла вода, превращая ковровые дорожки в плывущих змей. Люди барахтались в них и теряли последние силы. Другие, кто все же успел выбраться на палубу, давили, сбивали друг друга с ног, падали за борт. Паника рождала буйство и припадки сумасшествия. Каждый показывал свое настоящее лицо перед смертью.
- Чарльз, мы тонем? – плача спросила какая-то женщина у своего мужа, офицера флота .
- Возможно, дорогая - спокойно отвечал он. – Только успокойся и не плачь.
Он бережно набросил ей на плечи длинную шубу. Они так и стояли, обнявшись среди общей истерики и страха. Наконец спустили первую шлюпку. Стюарды начали усаживать туда пассажиров.
- Мадам, если хотите спасти свою жизнь, то наденьте этот спасательный жилет и садитесь в шлюпку, - говорит стюард.
- А могу ли я взять что-либо из своих вещей?
- Нет мадам, - следует ответ. – Нет, если хотите спастись.
Аристократка протянула спасательный жилет стюарду, как если бы это было меховое манто.
- Помогите же мне, сударь!
Она взяла свои бриллианты, сумочку с маникюрными принадлежностями и, протянув стюарду руку, с улыбкой шагнула в лодку. Рядом спускали еще две шлюпки. Одну из них, хлынувшая толпа тут же опрокинула. Капитан стрелял в воздух, и что-то кричал, но его уже никто не слышал. Судно начало крениться на правый борт. Казалось, что тонет не судно, а целый город, залитый водой. Какой-то бородатый господин ударом кулака в челюсть вышвырнул пассажира из лодки и занял его место.
Длинноволосый молодой художник, опираясь на спиной на фальшборт, увлеченно рисовал в своем альбоме сцены из этого Апокалипсиса. Его спутница была рядом и терпеливо ожидала завершения его работы.
- Кажется, приближается конец, причем страшный, - сказал старший стюард. Он не торопился покидать корабль.
- Да, сейчас взорвутся паровые котлы, и все закончится, - спокойно ответил капитан и принялся раскуривать последнюю в своей жизни сигару.
- Не волнуй дорогая, - сказал я Николь и поправил на ее груди спасательный жилет. - Да хранит нас обоих бог!
Мы взялись за руки и вместе прыгнули за борт. Вода была обжигающе холодной. Через несколько минут взорвались паровые котлы, и на поверхность океана выбросило обломки судна и мертвые тела кочегаров. Клочья тумана по-прежнему плыли над водой, где-то все еще слышались крики о помощи. Те, у кого не было спасательных жилетов, попав в воду, старались ухватиться за какой-нибудь предмет. Многие стремились приблизится к лодкам или плотам, но они уже покинули место катастрофы. Большинство плававших вокруг скоро оказались мертвы. Все смолкло, вокруг был безбрежный океан. Теперь мы уже не плыли, а просто держались на воде, обнимая, и согревая друг друга. В этом мире нас было только двое... Неожиданно, совсем рядом появился парус. На мгновение выпустив из рук Николь, я начал махать руками и закричал, но, почему-то не услышал своего голоса. Шхуна прошла рядом, так и не заметив нас. Снова вокруг качается вода до самого горизонта.
- Мне холодно здесь,- сказала Николь, - Прощай, я ухожу...
Сквозь сон послышались голоса, плеск воды и удары весел, но Николь рядом уже не было...
Теперь вокруг меня были стены какой-то хижины, мазаная печка в углу дышала теплом и запахом кухни.
- Вас вчера утром подобрал наш рыбацкий баркас, - сказала худенькая, остроносая рыжая женщина и подала мне кружку горячего отвара. - Пейте, - это добавит вам сил.
- Со мной была еще девушка, Николь. Где она? - спросил я.
- Девушка, Николь? Вы все время повторяли ее имя, но рядом с вами никого не было. Рыбаки говорят, что хорошо обследовали вокруг, - ответила женщина. - Они сами не знают, как вообще вчера оказались там. Помог счастливый случай, ветер неожиданно повернул...
- Значит, она утонула...
- Кто знает, мистер. В океане случается всякое.
Николь
Проснувшись, я понял, что нахожусь в маленьком щитовом домике на берегу залива. Судя по количеству сваленных сюда материалов и длинному верстаку, это была какая-то мастерская. Солнце к тому времени уже поднялось над морем и теперь набрасывало сеть из таинственных рисунков на стенах комнаты. От этого все они казались мне живыми и подвижными. Это был волшебный танец света или какое-то послание из другого мира. Прочитать его я не смог, никто из живущих на земле людей не знает этого языка. Но уже одно присутствие игры солнечного света, наполняло меня каким-то особым настроением. Хотелось ожидать какого-то чуда. Странно, но оно действительно произошло. В тот день я снова увидел Николь...
Мы сидим с ней за столиком на верхней палубе корабля. Рядом с нами плещется невская вода. Только этот красивый трехмачтовый парусник, копия голландского корабля XVIII века, не настоящий. Он никогда не поднимал свои паруса и не отходил от Мытнинской набережной. Это плавучий ресторан – “поплавок” с хорошей кухней и прекрасным видом на Исаакиевский собор и Петропавловскую крепость. Представляю, как бы иронично улыбнулся капитан Артур Грэй, пройдя мимо Летучего голландца, ставшего общепитовским заведением...
С того памятного дня прошло уже две недели. Мы встречаемся с Николь третий раз, и теперь я называю ее настоящим именем - Нина. В наших отношениях все еще очень зыбко. Каждая наша новая встреча носит характер случайной, она всегда находит меня сама, через Ерофеича. После этого наступает период ожидания и неизвестности. Мне тогда показалась странным, что она не захотела обменяться номером телефона.
Часто потом задумывался о наших необычных отношениях, пришедших в мою жизнь столь внезапно. Так иногда в море при тихой погоде рождается волна. Поднимется неожиданно, бросится на берег и уйдет, оставив исчезающий пенистый след на песке. Волны всегда приходят и уходят, они живут неизвестной нам жизнью. Мы только смотрим и ждем их, и это может продолжаться бесконечно.
Красивых женщин много вокруг, но мы живем и почему-то не замечаем их. Живем ожиданием другой встречи. Значит, все прежнее нас не волновало. Прожив немалую часть взрослой жизни, я успел не однажды пережить состояние влюбленности и бесчисленные увлечения. Здесь был совсем другой случай. Стоило мне только прикоснуться к ее руке, как я сразу понял, что она та самая, единственная и обязательно буду встречаться с ней. От этого возникало ощущение полета и музыки. А ведь тогда, я почти ничего не знал о ней. Кажется, мне все было уже совершенно безразлично: кто она, с кем... Мы уже были близки с ней и стали друзьями. Теперь мы оба слышали эту мелодию и у нее были знакомые слова поэта, композитора и исполнителя песен Сержа Генсбура: "Я тебя люблю, я тебя тоже...нет / Je t'aime moi non plus..."
- Вчера я весь вечер думала о тебе, - сказала Нина. - Когда сегодня увидела, почему-то захотелось убежать, - А теперь, мне очень хочется поцеловать тебя.
Нелепые и странные отношения. Я - избитый жизнью, постепенно спивающийся и она, совсем юная и ангельски прекрасная, тонкая, с маленькой грудью, похожая на мальчика. Пустой бесплодный остров и бегующая волна... Мы каждый раз причиняем друг другу физическую и душевную боль, но не расстаемся. Потому что больно и приятно нам бывает одновременно. Потому что романтическое и светлое чувство всегда стоит этой боли и вообще, любых жертв. Только мне все чаще кажется, что наши отношения развиваются на фоне какой-то странной сюрреалистической мусорной свалки, из которой мы никак не можем выбраться. Сегодня Нина рассказала свою историю. Она показалась мне похожей на многие другие.
Она раньше жила в южном приморском городке. Гимназия, занятия балетом и институт. Все, как во многих хороших семьях.
- Я тогда и понятия не имела о жизни, привыкла доверять людям. Наверное, я ее настоящую, просто не знала. На втором курсе у меня появился молодой человек, завязалась дружба. Она скоро переросла в любовь и серьезные отношения. Со временем эти отношения сошли на нет, а чувства остались у меня одной и продолжали долго мучить. Тогда близкая подруга посоветовала мне что-то изменить в жизни и позвала сюда, обещала помочь. Зайдя в парикмахерскую, я тогда обрезала себе волосы. Покрасилась. Сама себя потом в зеркале не узнала – совершенно другое лицо. Собралась и уехала сюда.
Начинала официанткой в китайском ресторане, потом танцевала в ночном клубе. Платили прилично по тогдашним меркам. Есть такое направление в танце – Go-Go девушки. Наверное, слышал о таком? В нем нужно уметь хорошо и технично двигаться под музыку, чувствовать ритм и уметь импровизировать. Чаще всего – это танцевальная поддержка всяких мероприятий. Выступали в клубе, на корпоративных вечеринках, презентациях, торговых выставках и для съемок в рекламных компаниях. Меня заметили, появился круг знакомых. Потом в мою жизнь пришел он. Немолодой, но сильный и обеспеченный человек. Обещал очень многое, говорил, что любит меня... Не нужно было убегать в ночь и развлекать танцами до утра. Я стала для него другом и спутницей. От меня требовалось совсем немногое. Можно это по-разному называть. Он, конечно, совсем не мой принц... Но все люди чем-то убивают себя в жизни. Кто-то нелюбимой работой, другие - бесконечными семейными скандалами и неустроенным бытом. Всегда пугал социум, я совершенно беспомощна во всем этом. Для меня - это хождение по ножам и иголкам, как у русалочки. Мне была нужна защита, опора в жизни. Пренебрежение к богатству быстро проходит. Кем я была раньше? Бедная провинциальная девочка. Знаю, как многие завидуют, говорят, что я хорошо устроилась. Но они много не знают. Он возбудимый, вспыльчивый человек и совершенно не умеет держать себя в руках. Ему обязательно нужно выставлять себя на показ. Показывать свое состояние, особое отношение к жизни, что он самый-самый. Меня он тоже так показывает. Часто бывает нетерпим к тем, кто делает что-то не так, как ему хочется. В результате оказывается в центре каких-то нелепых скандалов. О нем часто говорят: "Такой успешный, богатый и прямо как наивный ребенок!" В последнее время он просто притягивает к себе неприятности. Сейчас у него появились серьезные проблемы из-за продажи квартир строящегося жилого комплекса "Синяя птица". Собрав деньги с дольщиков, его фирма заморозила стройку. Теперь на нее хотят подать в суд. Считают, что они сами себя обанкротили. Стал больше пить, а когда напивается, то становится страшно. Он превращается в неуправляемого и жестокого человека.
Замечаю темный след на ее шее. Как-то сразу резануло внутри...
- Это он тебе сделал?
- Да. Мне иногда кажется, что он даже убить может. Наверное, я превратилась для него в игрушку, собственную вещь в которую он вложил свои деньги, - печально улыбнулась Нина. Он срывается, а потом заваливает меня дорогими подарками или предлагает сниматься в кино. Иногда я смотрю на все это и чувствую себя Каем, который сидит на ледяном полу и складывает из льдинок слово "Вечность". На сердце совсем пусто. Хочется тепла, я так соскучилась по ласке... Сегодня утром я опять вспоминала заброшенную дачу на берегу залива, где мы впервые были одни. Помнишь?
Господи, как я мог забыть эти мгновения нашей близости! Нужно что-то делать... Нина - тонкое и ранимое существо. Она, как скрипка Страдивари, на которой пытаются играть как на балалайке в уездном трактире. Ее сломают окончательно...
- Давай что-нибудь придумаем и избавим себя от необходимости прятаться и обманывать, от этого бесконечного страха. Нужно что-то делать...
- Знаешь, мне очень трудно на решиться на серьезный шаг...
Мне не хотелось прерывать встречи с Ниной, пока все счастливо складывалось. Захотелось найти убедительный повод, чтобы поскорее снова увидеться.
- Хочешь, я напишу твой портрет? Я уже вижу его: девушка-скрипка, на ней прибрежный тростник играет мелодию прилетевшего ветра...
- Даже не знаю, такое интересное предложение. Наверное, на это уйдет много времени, нужно позировать. У меня свободных дней совсем мало...
- В таком случае можно сделать все гораздо проще. Принеси мне свою фотографию в следующий раз, но только хорошего качества. У тебя есть такие?
- Можно посмотреть. Пожалуй, я найду – у меня дома очень много фотографий.
Она внимательно рассматривает рисунки в моем альбоме, с которым я почти никогда не расстаюсь.
- Слушай, подари вот этот рисунок с чайками. Он мне больше всех нравится. В нем есть что-то от моего теперешнего настроения. Хочется долго-долго смотреть...
Улучив момент, кладу в ее сумочку свою визитку. Теперь она всегда сможет мне позвонить.
Развязка
Вернувшись, домой я занялся проектами изменения нашей будущей жизни. Счастье нельзя ждать бесконечно и вечно жить завтрашним днем. Нужно решать скорее, я слишком часто раньше опаздывал. Мы с Ниной обязательно уедем куда-нибудь подальше, в деревню. Купим себе аккуратный маленький домик. Обязательно, с участком леса, заросшим прудом и бархатной лужайкой... Будем скромно жить натуральным хозяйством, выращивать цветы и овощи. Я буду писать сельские пейзажи во вкусе Джона Констебля или Исаака Левитана. Рощи, пологие холмы и одинокие печальные избы... Подальше от этого безумного города, в котором поселился дьявол. Разумное сочетание ухоженности и безлюдья, умеренности и покоя. Ей обязательно понравится такая идея. В доме будет русская печь... Нет, лучше камин – это красиво. Буду любоваться спящей Николь, а утром принесу ей кофе в постель. Мы начнем нашу жизнь заново...
От приятных размышлений меня отвлек неожиданный телефонный звонок.
- Сергей? Есть предложение встретиться. Мне рекомендовали вас. Хочу заказать вам портрет одной молодой особы.
- Простите, но я не так часто это делаю. Знаете, даже не очень уверен, что вам подойду для этого.
- Вот и обсудим все при нашей встрече. Предлагаю завтра в восемь вечера на Пяти углах, возле дома с башенкой.
Место это известное в нашем городе, совсем рядом со станцией метро “ Достоевская”. Так неофициально называется перекресток, образованный пересечением Загородного проспекта с улицами Разъезжей, Рубинштейна и Ломоносова. Вот только звонок сразу показался мне каким-то подозрительным... Тем не менее, в назначенное время я исправно прогуливался вдоль здания. Ко мне подошел крепко сбитый господин спортивной наружности. Еще один остался наблюдать за нами поодаль, возле витрины магазина.
- Давайте пройдемся по улице, - предложил господин. – Меня просили передать, чтобы вы оставили в покое одну известную вам особу. Послушайте, занимайтесь своими сказками, картинками, но не лезьте в чужие дела.
С интересом разглядываю своего собеседника. У него одутловатое нездоровое лицо с каким-то блуждающим цепким взглядом. Заметно, что эта миссия не доставляет ему удовольствия.
- Так это и есть настоящая цель нашей встречи? Вы не можете все решать за других.
- Вы же неглупый человек. Неужели не понимаете, что у вас нет никаких шансов. Не настаивайте, вас просто размажут, как грязь по асфальту. Николь не стоит всего этого.
- Давайте закончим этот странный разговор. Пусть она сама все решает. Я ничего обещать вам сейчас не могу.
- Жаль, не понимаете вы меня. Придется внести аванс за заказанный портрет...
Господин мягко обнял меня за плечи и увлек за угол. Со стороны это могло показаться сердечной встречей двух близких друзей. Он прислонил меня к стене и слегка ткнул рукой, как кот лапкой. Словно камнем ударило в подреберье. Сразу задохнулся от боли, ноги ослабли в коленях. Падать или уклоняться было некуда – за спиной стена с какой-то решеткой. Он ударил меня еще несколько раз. Дальнейшее запомнилось плохо. Через какое-то время обнаруживаю, что сижу на тротуаре у какой-то парадной. Возле меня останавливается пожилая дама и качает головой.
- Господи, что за народ! Спасу от них нет, алкашей проклятых...
С трудом добрался до ближайшей уличной скамейки. В глазах плыл красный туман. Вернулся домой и залег там как раненый зверь. Через две недели собрался с духом и снова приехал в яхт-клуб.
С того времени здесь многое изменилось. Море больше не казалось мне приветливым. Со стороны залива дул сильный ветер и гнал серые рваные облака. Вода вздулась и наступала на песчаный берег. Грязные волны с размаху бились теперь почти у самого шоссе. Лодка, привязанная когда-то на берегу, мелькала в неспокойной воде где-то далеко впереди. Искореженные, с подмытыми корнями корнями деревья, напоминали тела поверженных в битве солдат.
Рядом я заметил большую черную собаку. Она металась по воде, забегая по самое брюхо. Потом тоскливо завыла. От этого жуткого воя у меня почему-то сразу заныло в сердце. Поднимаясь к причалу, встретил знакомого мне инструктора по виндсёрфингу, Володю и справился у него о Ерофеиче. Он как-то странно и холодно посмотрел на меня, будто и не узнал вовсе.
- Неужели не знаете еще? Нет больше нашего Ерофеича. Уже вторая неделя пошла. У него случился какой-то приступ. Вызвали сюда машину скорой помощи из города. В общем, все как положено сделали. Умер он на вторые сутки в Елизаветинской больнице. Про это всякое болтают, даже полиция сюда приезжала. Вы бы тоже уходили, от греха...
Скоро жизнь захлестнула меня новыми событиями. Последовала длительная командировка в Самару. Потом наступила осень с ее унылыми бесконечными дождями. Николь я уже больше никогда не видел. Мне было очень грустно. Кажется, сам того не желая, я разрушил тихую жизнь близких мне людей. С тех пор, на этом пустынном берегу залива, мне иногда чудится собачий вой, похожий на чье-то рыдание. Я снова и снова с надеждой смотрю на серую полоску горизонта и ищу там белые паруса. Ищу тех, кто нашел в море свое беспокойное счастье.
Фото из Интернета
Свидетельство о публикации №113073107135
С большим уважением и добрыми пожеланиями,
Юрий Кушнеревич 04.03.2014 20:42 Заявить о нарушении
Сергей Псарев 04.03.2014 21:13 Заявить о нарушении