Эремурус

Работа автора – холст, масло, 40х50

Пусть мир в весну вступает, хмурясь, –
Живи, смеясь над всем и вся,
И стойко, словно эремурус,
Себя как флаг весны неся,
Сквозь все туманы и невзгоды
Сияя силою своей.
Что, друг мой давний, наши годы? –
Всего лишь радость многих дней,
Всего лишь память озарений
И всех прозрений, что не счесть;
Мы нынче – корни поколений,
Кому вручаем  нашу честь
И совесть, – да! – и страсть к победе,
И жизнестойкость, и ключи
К бесценным кладезям наследий,
К истокам следствий всех причин.

***
Этот цветок на пороге весны —
Словно ребенок, что выбежал утром.
Тени еще широки и длинны.
Так, просыпаясь, становится мудрой
Спящая долго в бутоне душа —
Точка, что Богом поставлена наспех.
Вы  обещали, что жизнь хороша?
Жизнь — это дверь, отворённая настежь.
Можно её не увидеть ли тем,
Кто в полудрёме почувствовал солнце?
Пусть широка и заманчива тень,
Нет её в доме, где сердце смеется!

Этот цветок еще полон росы.
Он до сих пор расцветает в минувшем.
Невозмутимо качаясь, весы
В вечность несут наши грешные души.
Всем отпускаю грехи, потому,
Что умудряюсь и видеть, и верю:
Радость цветенья и солнце в дому
С настежь распахнутой в сумерки дверью.

***
Быть бутоном — какая великая мудрость:
Все стремленья свои, все желанья однажды
Распустить лепестками, пролитыми в утро
               беспорядочно, ярко, кудряво, отважно.
Распуститься — распущенной быть, безымянной,
Всю семью своих «я» из темницы — на волю:
Материнству — заботы, усердию — долю,
Этот — бедненький, бледный, а этот — румяный;
Кто мечтал о полете — пусть ввысь на непрочном,
На созревшем своем парашюте умчится…
Быть бутоном, наверно, нельзя научиться.
Надо просто родиться бутоном из почки.

*** 
Зелёный, ровно стриженный газон. Нет лишнего – ни кустика, ни ветки. Здесь тоже есть прохлада и озон. И есть резон сидеть в такой беседке, где вдруг в лицо не выскочит сучок от птицы, упорхнувшей с перепугу, и глупый любопытный паучок не спустится в протянутую руку. Здесь изгородь – зелёная стена, – цветёт без буйства в шахматном порядке: везде рука хозяйская видна, настолько всё рачительно, опрятно…

Храни меня, мой боже, от садов
Ухоженных старательно и гладко,
От плановых безликих городов,
От ровных строчек в чистеньких тетрадках,
От чёрствых и расчётливых людей,
От родины, расчерченной на зоны…
Храни нас бог!
Найдём мы сами, где
Дышать любовью, горечью, озоном.
И коль душа людская – это сад,
Да будет он разросшимся без краю,
Не знает пусть,
Плоды легко роняя,
Какие в нём таятся чудеса.

ИСКУССТВЕННЫЕ ЦВЕТЫ

Гвоздики из шелка, пластмассовый розан –
Поддельные сёстры растений непрочных,
Похожи на них, как казённая проза
На неповторимые певчие строчки,
Что могут взорваться огнём стоязыким
И – каждой душе оказаться родными.

Расцвет ширпотреба – из шёлка гвоздики,
Вы – будто живые, и этим вредны вы:
Довольно, чтоб душу растлить, безусловно,
Дешёвого сходства с мгновенным и вечным.

Бессмысленным станет великое слово
Сто раз без души повторённое в речи;
Сотрётся из памяти облик любимый,
Размноженный тысячью снимков рекламных;
И правда не в цель попадает, а мимо,
Когда начинает радеть для кармана.

Гвоздики из шёлка, атласа, пластмассы
Приходят на память в бесплоднейших стычках
С людьми непонятной искусственной расы,
Что словно застыли в догматах привычных, –
Боящихся риска, боящихся мысли,
Упавшей как камень в стоячую воду.
Чинуша и лжец, карьерист и завистник –
Всё той же бездушной бесполой породы, –
Вы будто живые,
                и этим опасны.
Бессмертны? Да полно! Вот в это – не верю!
Вас выметут скоро как мусор за двери:
Приходит весна, чтоб подделки погасли!
Не всё малевать подмастерью покорно
В границах однажды начертанных линий:
Вдруг Мастер в душе нарастает, как ливень,
И гонят росток потаённые корни.

На этой весенней немыслимой ноте
Так хочется точку поставить с размаху!
Но медлит перо
                и как будто бы против
Покинуть, как поле сраженья, бумагу:
Весна на дворе! – а по-прежнему много
На сайтах, в витринах, в столах учреждений
Цветенья поддельного, скучных подлогов
Любви, красоты, и прозрений, и бдений.
Вглядимся же в зеркало утром позорче,
Построже – какими нас годы слепили?
Страшнее и впредь оставаться слепыми.
Мы живы!
              Хоть это и хлопотно очень.
            
НОВОРОЖДЁННАЯ ДУША

Поэт с эстрады зычно голосил
Сверхмодный рэп, прозрением чреватый.
Но сердце никому не занозил.
Сошёл со сцены, смутно виноватый,
И долго думал, сидя на скамье
Воронами обкарканного парка,
Всё думал… Новый рэп слагал в уме,
Чтоб сердцу стало холодно и жарко
От веских слов, в которых правда – в лоб –
Могла разить кумиров самых крепких;
Осознавая смутно, что народ
И он, как все, живёт в привычной клетке
Из страхов, ожиданий и сует,
А время всё течет, струится мимо.
Сидел, в уме прокручивал поэт
Всю жизнь свою бесстыдной пантомимой,
И сам себя он видел подлецом,
На ниточках играющим движенье –
То вверх, то вниз, то снова в повышенье, –
Тряпичный шут с раскрашенным лицом.
Он вдруг прозрел.
Он встал под крик ворон.
Он оборвать рывком решил все нити.
Рванулся…
Но совсем не эту роль
Ему тайком готовили наитья,
Инстинкты, память, опыт прошлых лет
И мысль – раба тщеславия и страха.
И сник поэт.
Стояла в парке драка:
Душа досталась птицам на обед.

СВЕЧА

Диоген, одолжи мне свечу!
На рассвете тревожного века
Я твой поиск продолжить хочу
И в толпе отыскать человека.
Ни при чем здесь людской идеал –
Толкованья научного узник.
Просто – будто бы кто-то позвал
Без корысти, и канул, не узнан.
И с тех пор в моем сердце печаль –
Ностальгия по истинным чувствам,
Словно где-то родимый причал
За стотысячью миль словоблудства,
За безбрежностью зависти, лжи,
За штормами наветов и споров.
Мой учитель, свечу одолжи!
В полдень выйду, безумная, в город,
Заслоняя от ветра огонь,
Твердо зная одно – не напрасно;
Пусть болит от ожогов ладонь,
Лишь бы пламя живое не гасло;
Пусть смеется вдогонку толпа –
Лик жестокий беспутного века;
Я-то знаю: сегодня судьба
Отыскать, наконец, человека, -
Будет иначе поздно потом:
И бездушных не станет, и нежных.
Обветшал без хозяина дом –
Наш ковчег в океане безбрежном.
Но в загоне овечьем, и то,
Чей-то взгляд отрезвит пониманьем –
Бессловесный, животный, – зато
Осознавший, что значит – закланье.
Для того же была зажжена
Та свеча в человечьем загоне.
Сквозь века, обжигая ладони,
Всё горит, всё не гаснет она.