читателю лучше знать. сборник

I. ПЕРЕПИСЫВАЯ РУКОПИСЬ
Сергей Павлов-Павлов "Так вы напейтесь сегодня пьяной, Фрида": Ф.Кафка «Замок»
Близнецы Габриэляны "Ледбиттер": Л.П.Хартли «По найму»

II. ЗАПАРАЛЛЕЛИВАЯ МИРЫ
Максим Крутиков "Президент Вавилона": Р.Бротиган «Грёзы о Вавилоне»
Батистута "Мики": А.Н.Островский «Женитьба Бальзаминова» («За чем пойдёшь, то и найдёшь»)

III. ЗАКРЫВАЯ КНИГУ
Евгений Дюринг "Удел человека": Г.Р.Хаггард «Копи царя Соломона»
Борис Солдатов "Дом Яго": Т.Манн «Былое Иакова»
Криспи "поsledняя зимняя сказка...": Г.Х.Андерсен «Снежная королева»

I.

Сергей Павлов-Павлов
"Так вы напейтесь сегодня пьяной, Фрида"

и ни о чём не думайте
ни о вдавленном в рот платочке
ни о кочках мешающих убежать
в сумраке
от закопанного сыночка
белой скатертью
леса клочьями тянущегося к матери...
...я старательно пытаюсь не вспоминать
мёрзлой землёй забросать
останки
нанесённых мною обид
но не могу не думать о Фриде
выданной из Деревни у Замка
- без огранки историей о платке
что на потолке полуночной Харибдой
бесстыдного вида и вышивает мне ранки
с утра-спозаранку -
а о Фриде сучке и содержанке
убивающей протуберанцы моей голограммы
бывшей Кламма и будущей для Иеремии
в темени Фрэйда ли Фрамма
непреднамеренно
пытаюсь её удержать в своём времени
в своей мечте
единственная все остальные не те
мысленно упрекаю её в простоте
между тем нет сложнее души
которую за гроши она дарит мне
не ведая что не внутри ворошит
вне





Близнецы Габриэляны
"Ледбиттер"

очнётся ругнётся резким
движеньем
выдернет штырь из груди
[костюм безнадёжно испорчен
ну вот]
выберется из кэба
дохромает до будки
[красная красная красная]
позвонит
ей
расскажет всё

она будет любить его
больше соборов
и того в честь кого

внучке однажды расскажет сказку
добрую
там распахнули
ребристую дверцу
и выпустили из клетки
птичку штырька

на свадьбе её
вспомнит не к месту
испорченный галстук
никогда
не сможет сказать
рыжему пабовладельцу
"у меня,
мой друг-поджигатель,
есть галстуки старше вас"

нет
не очнётся





II.

Максим Крутиков
"Президент Вавилона"

Ты говорила о тридцать втором президенте Вавилона,
Сражавшемся с Тиглатпаласаром на стороне добра.
Чадили светильники в южных покоях. Твоё горячее лоно
Просило любви. А запястья сверкали от серебра.

Ты наливала чай в изящный китайский фарфор,
Раскуривала кальян на крытой террасе с видом на зиккурат.
Ты говорила о тридцать втором президенте… Спустившийся с дальних гор,
Над Вавилоном нашим разгорался закат.

Ты говорила о мощи наших авианосцев и храбрости морских котиков,
О караванах верблюдов и россыпи банковских карт.
Ты говорила об ассирийцах, дохнущих от наркотиков.
А из окна доносился странный, тревожный гвалт.

«Фашизм не пройдёт, – отвечал я, – мы в годину свершений
Не опустим наш гордый хаммурапиевский стяг;
Жизнь президента и Вавилона – пример для всех поколений…»
А жилка над бакенбардом стучала «go to fuck».

Да, пожалуй, ничто так не возбуждает, как разговор о политике.
И, разгорячённые, мы прямо перед оконною аркой
Страстно соединялись. За окнами, как на митинге
Гул нарастал. И нам всё более жарко,

И, видимо, жарко снаружи. Со стороны дворца
Ехали на БМП подразделения внутренних войск,
Орнитоптеры в небе. А здесь с твоего лица
На циновки стекал тёплый пот. Обнажённого тела лоск

И его аромат распаляли меня ещё.
И в миг, когда ассирийцы вторгались в наш город-сад,
Ты кончала и зубками впивалась в моё плечо…
За окнами разгоралась бойня и дотлевал закат.





Батистута
"мики"

Домна Бальзаминова   
купила Мише ракету:
пока молод - повидает планеты
вздохнула: и я бы с тобой полетела
но сказали
для космоса чересчур пышнотела
а Миша улыбнулся: Дарлинг
не всем дано понимать красоту
в которой столько места для пирсинга и тату

...в  час эйч по гринвичу
Домна Евстигнеевна
с прической наподобие шумерского шлема
и антенной вмонтированной в шиньон
словно синим платочком
алой шалью размахивала
вослед польским кудрям 
светящимся
между ставнями иллюминатора

Миша увидел одновременно
сразу два дорогих домена –
свой новый и маменькин 
а Домна 
такая маленькая
куда там железки и нательные грэффити  -
барыня души его-
фреска внутри зрачка
вдох между точками сердечного графика

и подумал Миша:
я вернусь 
будет апрель
куплю ей
однослойное майское платье
заведу музыку из кино девять с половиной недель
устроим чай-кисель-пати

так и сделал 
накружившись 
между планетой смородиной и звездой малиной
первый русский орбитальный  ковбой 
Мики Бальзаминов





III.

Евгений Дюринг
"Удел человека"

Что мы такое? Никто из нас не может ответить на этот вопрос. Мы выходим из мрака и уходим во мрак. Словно птица, гонимая бурей, вылетаем мы из ничто. Несколько мгновений наши крылья видны при свете костра, и вот мы снова улетаем в ничто. Мы – пар от дыханья волов в зимнюю пору, тень от падающей звезды. Мы не знаем своего начала и не ведаем своего конца. Это неведение возбуждает в нас сильное любопытство. И тогда мы оставляем родные дома и уходим вслед за перелетными птицами, оленями и слонами. Мы отправляемся за ними в надежде найти что-то новое или умереть.

И бывает так, что, преодолев выжженную пустыню, мы вступаем в цветущий оазис или большую страну, где много юных красивых женщин и тучного скота, где много дичи для охоты и много врагов для того, чтобы их убивать. Тогда наше сердце радуется. И мы забываем, что век наш короток. Мы наслаждаемся любовью, охотой, сражениями и умираем с чувством, что жизнь – это нечто большее, чем полет ночной птицы над костром или движение волн на озере, в которое упала звезда.

Но не все из нас достигают страны, где живут юные красивые женщины, где много дичи для охоты и врагов для сражений. Некоторые умирают в пути; их тела превращаются в мумии, высушенные жарким солнцем. Некоторые становятся добычей диких зверей. Но большинство остается на месте, раздумывая о той темноте, в которой наше начало, и о мраке, в котором скрывается наш конец. Некоторые из этого большинства записывают свои размышления; некоторые их печатают, а некоторые читают.

Остальные же не делают ни того, ни другого, не третьего. Они не записывают своих размышлений, не печатают книг и ничего не читают. Им неведома ласка красивых женщин, они не знают, как кричит раненый слон, они никогда смотрели в лицо врагу. Их удел представляется особенно горьким. Вот они-то и похожи на птиц, мелькающих над костром, на белое дыхание волов в морозную пору, на движение волн, рожденных упавшей звездой.

И те из нас, которые достигли оазиса, часто думают о том уделе, которого они избежали. Эта мысль придает им силы. И они еще крепче обнимают своих любовниц, еще быстрее бегут за дичью, еще громче кричат, глядя в лицо врагу.





Борис Солдатов
"Дом Яго"

Опустошённые, на дне гнездятся
и в область междуречья норовят,
не человечья кровь во мне
не человечья -
испанское вино,
как говорят.
Здесь прохожу и –
вот окно,
кусочек жизни настоящей,
забрили мальчиков в кино -
на первый ряд,
с ума сводящий.
В кино покажут про любовь и про войну -
одно и тоже…
О, сколько Боже на земле,
таких людей -
на нас похожих?





Криспи
"поsledняя зимняя сказка..."

когда зима
и сны часто путаются  с явью
каждый становится понемногу каем
хочешь расскажу сказку про кая
жили брат кай и брат его аве
аве кай
кай аве цезарь брат юлий
где брат твой и кто видел его в последний раз все стулья
в вашей комнате раскиданы
прости но этого я не знаю
знаю только что здесь иногда зовут меня каем
зовут за собой днями зовут ночами
и та ледяная такая
и зачем ей это надо не отвечает
ледяными руками не прикоснётся но всё равно холодно и скучно
и днями и ночами по льдам
и навсегда она там
впрочем когда этого не помню лучше
а помнишь те розы ту девочку кажется звали герда
дежавю от вопросов к тому же она исчезла первой
но где брат твой аве
я и есть брат мой мы всегда были вместе
сказано не оставишь
брата своего в печали особенно если
ты кай
кай ли ты или ты аве не так уж важно
где брат твой
если бы я знал разве говорил с тобой даже
пусть и ушёл бы он вслед за гердой в её самый лучший город
да заблудился в снегах или вернулся никогда и нескоро
прости брат аве кай
кай аве цезарь брат юлий
всё было правдой если тебя в этом не обманули
не замолчали но герда
она навсегда рядом с каем
аве кай
пусть так и будет
ведь это же сказка
такая...