тверская земля

Устали все, включая наших дам,
День пролетел и вечер наступает,
С болота надвигается туман,
Молочной пеленой деревья обтекая.

Мы разлетимся по квартирам скоро,
Но, кто бы позабыть увиденное мог,
Леса сырые, мелкие озёра,
Вместо травы – зелёный мох.

И пустошей гигантские провалы –
Ни деревца, ни кустика, лишь пни –
Следы былых лесных пожаров,
Зола и пепел царствуют одни.

Каналов, мелких ручейков, речушек,
Как под ногами хлюпала вода,
И ловлю голавлей и мелких щучек,
Наверное, запомним навсегда.

Грибные шляпки тут же, рядом,
Так много, хоть косой коси,
Ковры из спелых алых ягод,
Бери и собирай, корзинами носи.

Из кущ взлетают стаи уток,
И, припадая на крыло, несутся,
До появления птенцов осталось
двое суток,
Здесь гнёзда их, и здесь они
несутся.

Вода в каналах красная от торфа,
В березняках ковер гниющих листьев,
Мы слишком часто поминаем чёрта,
В движениях пустых и лишних.

И хляби мрачные, лесное криволесье,
Неистощимый комариный звон,
И птиц, парящих в синем поднебесье,
И трели соловьев со всех сторон.

И не забыть один, единый случай.
Светило солнце. Мир. Покой.
В мгновенье небо затянуло тучей,
И хлынул ливень ледяной.

Согнутые березки полоскает,
Скрипит стволами, шепчется листвой.
Сменился градом, льдинки тают.
Пришёл в движенье шар земной.

На берег двинулась упругая трясина
Из корневищ, торфяника и трав.
Мы лодку ловко направляем мимо,
Кляня погоды неукротимый нрав.

Дождь кончился. Стекает с нас вода,
И в лодке её много накопилось,
И, как всегда, ещё одна беда –
За горизонтом солнце скрылось.

На берег выбрались. Нашли поляну.
Собрали, нарубили сушняка.
Дрова шипят, но мы – народ упрямый,
Добьемся своего, наверняка.

Озябли все и в нетерпении,
Мы дуем на дрова, склонившись вниз,
Как ни шипели, вспыхнули поленья,
И ворох искр взлетает ввысь.

Как светлячки, протанцевав над нами,
Ещё повыше, в небо, поднялись,
Застыли там холодными звездами,
Их лики голубые смотрят вниз.

Разлилась тишина и над рекой, и лесом.
Внезапно звуки: «Хруп, да хруп»
Заохал, зашагал по лесу леший,
Движений звук и глух и груб.

Мы обсушились у костра, поели,
И по палаткам, на ночлег.
Мы эти звуки слышали недели –
Хруп…хруп…Крэ-эг…крэ-эг.

И вновь река бежит игриво,
Через туннель сплошной, зелёный,
Переплелись ветвями крепко ивы,
Черемуха, ольха, берёзы, клёны.

Прохладно, сыро, серо в нём, -
К воде мы здесь давно привыкли, -
Бредём часами в ней, плывём,
Промокшие насквозь, до нитки.

Водой покрытый берег правый,
Сползают корни, словно змеи,
В узлах коричневых, кровавых,
Клубки разнять свои, не смея.

И путь един у всех, к воде, -
Борьба, похоже, не из легких,
Обломки их торчат везде,
Коротких, длинных, толстых, тонких.

Прольётся свет сквозь занавес,
И серебром вода в реке сверкает…
И снова воду плотно укрывает лес,
Ловя лучи их, и съедая.

Повисли листья у ракит,
С какой-то затаённой грустью,
Гляжу, стремнина темная реки
Вдруг заиграла светлой ртутью.

Закончился туннель. Деревья
От берега ушли в сторонку,
Вдали виднеется деревня…
И масса звуков громких, звонких.

Здесь копани и  целый ряд колов, -
Скрепляют берег от размыва, -
И слышен звон колоколов,
Плывущих в воздухе лениво.

А вон, над крышами домов
Церквушки купол. Колокольня.
Стада пасущихся коров,
И птицы. Козы, овцы, кони.

Лицо у многих сел окраинных,
Как будто бы всегда одно.
И мельниц водяных развалины,
И узкие мостки, в одно бревно.

Наличники резные и ворота,
И избы, серые, покрытые щепой.
И стены клунь из очерёта…
Единый на Руси, особенный покой.

Размеренный, растянутый, ленивый,
Который  утром будят крики птиц,
Движения людей неторопливые,
И серые глаза славянских лиц.

Я чую запах чабреца и мяты,
Щекочет ноздри мои прель,
Черемухи чуть запах сладковатый,
Чуть тронь её и белая метель

Из лепестков взмывает, кружит,
Ложится на землю и липнет.
То там, то там воды сверкают лужи,
Колодец воротом чуть скрипнет.