Ностальгия

 Всю ночь, больной, безумный, в муках
 О солнце грезил я без сна.
 Вокруг ни шепота, ни звука,
 Все тускло - сумрак и луна.

 Я солнца ждал во тьме, как чуда,
 Всем сердцем полюбить готов
 Звук долгожданный, шепот мудрый
 Солнцеподобных ярких слов.

 Но мгла была вокруг меня,
 Был мрак – ни звука, ни огня.

 Егише Чаренц. 1915год


 Мне до сих пор так и не удалось внушить себе чувство некой торжественности в новогоднюю ночь, когда под звон курантов ровно в полночь все восторженно кричат и поздравляют друг друга.

 А вот в ночь собственного дня рождения я испытываю настоящие муки, представляя и ощущая чувство страха и тревоги беззащитности моей мамы, рожавшей меня, будучи лишенной всякой медицинской помощи, в присутствии абсолютно безграмотной местной повитухи.

 Практически без исключения я в эти ночи стараюсь сочинить нечто, связанное с моими родителями, тем самым отдавая дань их светлой памяти.

 Каждый раз перед вылетом из Еревана (обратно - домой) я прощаюсь с могилами моих родителей, и с каждым годом все трогательнее происходит это расставание, ибо как разумный человек не исключаю, что обнимаю их (надгробные камни) в последний раз, и эта тревога разрушает мой покой.

 В ночь своего 62 летя, живя в России, испытывая жуткую боль и горечь ностальгии, решил перевести (с незначительной авторской редакцией) на русский язык написанное мною пять лет назад эссе, сразу после возвращения из Еревана.
 
НОСТАЛЬГИЯ

 Здравствуй, мой брат, мой родной, мой земляк и единомышленник, мой соратник и товарищ по застолью (собутыльник в русской интерпретации), мой утешитель горестных дней!

 К тебе обращаюсь, мой безликий собеседник, собирательный образ - друг моих детских, юношеских и молодых дней.

 К Вам, мои дворовые друзья детства, которые в теплые Ереванские вечера, насыщенные неповторимым ароматом цветущего миндаля, под пилящий скрежет и писк стрекоз увлеченно  самозабвенно слушали истории удивительных приключений Лорда Бекингема и храброго мушкетера с армянской фамилией Дартанян, преподнесенные устами моей первой любви Астхик.

 К Вам, которые с таким же восторгом, воодушевлением и с неприкрытой гордостью со мной вместе на очередном концерте, организованном в нашей школе, заворожено поглощали каждый звук песни «Ямайка» в исполнении Астхик, в которую мы были влюблены все без исключения.

 Обращаюсь к тебе, удостоившей меня первых страстных женских ласк и поцелуев, моя Элиза.

 Обращаюсь даже к  безжалостному варвару и извергу Гонч Гево, который перед глазами моих сверстников хладнокровно избивал нашего друга Гокора, изуродовав его физиономию. И к тебе обращаюсь, мой дорогой Гокор, к тебе, к которому до сих пор испытываю безграничное стыдливое чувство угрызения совести, что тогда не смог тебе помочь и спасти тебя из рук этого изверга.

 Обращаюсь к незнакомым мне друзьям, которые вместе со мной старательно писали слова новых  песен, звучащих по армянскому радио в программе «Изучение армянской песни».

 К Вам, которые часами стояли рядом со мной на оперной площади Еревана и нервничали, выжидая информацию о поединке Ботвинник - Петросян, и которые потом, когда объявили о победе нашего Тиграна, до хрипоты орали, выкрикивали и издавали звуки радости, счастья и гордости.
 
 К Вам, которые там же, 24 апреля 1965 года, в 50-летную годовщину Геноцида армян в Османской Турции, были остужены холодными струями из пожарных машин, но при этом ощутившие себя безумно счастливыми за осознание национальной солидарности мирового армянского сообщества – Спюрка и за приобретение права, хотя бы, высказаться вслух, восторгаясь появлением и проникновением в наше мышление нового чувства национального самосознания.

 К Вам, моим спутникам, сопровождающим меня в пути к памятнику жертв геноцида на вершине Цицернакаберда, ко всем футбольным болельщикам, которые со мной ходили на все матчи  «Арарата».

 Обращаюсь к Вам, участники юбилейного торжества праздника 2750-летия Эребуни-Еревана, с которыми в теплый октябрьский вечер 1968 года, находясь в состоянии  изрядного опьянения   армянским вином, от радости отплясывали до потери сознания.
 
 Обращаюсь к моим обиженным однокурсникам, испытавшим страдания и унижения в строительных отрядах, работая  и живя в бесчеловечных и антисанитарных условиях.

 К Вам обращаюсь, мои разочарованные и обманутые соратники-соотечественники, бродящие по ночам со мною вместе между палатками на площади Свободы или на лестницах Матенадарана и проводившие томительные часы на митингах комитета «Карабах», слушая амбициозные, бессмысленные и тупые речи Сирадегянов, Бабкенов, Аршаков,  Ашотов и Самсонов, воображая при этом, как будто общаемся с великими мыслителями и ораторами.

 К Вам обращаюсь, мои многострадальные соседи, часами торчащие под палящим Ереванским солнцем в томительных давках и очередях перед хлебопекарней в надежде ухватить буханку хлеба или же  придавленные и  травмированные как физически, так и морально, в ночных очередях в темных  коридорах практически пустых магазинов в надежде отоварить талоны на продукты, но возвратившиеся к утру в холодную квартиру с пустыми руками.

 Обращаюсь к Вам, мои «гордые» и морально «изнасилованные» друзья, воспитанные духом пресловутого армянского гостеприимства, но вынужденные приглашать на День Рождения своего ребенка друзей с семьями, упомянув при этом, чтобы гости пришли со своими пайками хлеба.

 Сегодня мы живем в разных странах, что само собой странно, ровно так же и факт, что порой я на Родину приезжаю в составе члена делегации другой страны.
 Наслышан и догадываюсь, как красноречиво и остро высказываетесь в адрес  «предателей», которые, не выдержав бесчеловечных условий жизни, голода и холода, покинули Армению в самые ее мрачные 90-ые годы…

 Знаю, что при этом Вы завидуете нам, так как уровень жизни и социальная защита граждан России предпочтительнее, чем в Армении.

 Обращаясь к Вам, хочу спросить, а вы задумывались, каким образом  здесь эти же «предатели» армяне, у которых одежда еще пахнет Арменией, а в трещинах туфель сохранилась еще армянская почва, сделали себя и становились на ноги? Неужели еще среди Вас остались люди, которые верят в Русское чудо?

 Ради бога, оставьте это неоправданное и неуместное соперничество, кто из нас больше патриот и кто больше любит Родину и предан ей, так как не существует разумных или приемлемых методов определения этих абстрактных представлений.
 Очень не хочется об этом говорить, тем не менее, предлагаю представить «страшную картину» массовой репатриации российских армян на родину, в Армению.
 
 Будет унизительно, если сейчас начнем обсуждать о мыльном пузыре по названию «Годовой Бюджет Республики Армения», предполагая при этом, что финансовые поступления из России прекратятся…

 Оставим эти мелкие и дешевые споры о том, кто больше вносит лепту для поддержки Армении.
 
 Поговорим о более достойных и высоких материях. Как живется армянину в диаспоре, которого истребляют и разрушают постоянные вспышки  ностальгии, о результатах такого разрушительного шествия.

 Не обсуждая проблемы становления и устройства на работу и достижения определенных карьерных «высот», поговорим о проблемах души.

 Представьте, какие сверх нагрузки испытывает профессор российского вуза из числа армян - «предателей», покинувших Родину в те 90-ые годы, его душевное и психическое состояние, которому, еще не успев отойти от увиденного сна, где он бродил по улицам родного города и общался на родном языке, придется читать лекцию с армянским акцентом в громадной аудитории молодым студентам на таком уровне, чтобы не один из студентов даже и не сомневался, что сегодня была лучшая лекция, прочтенная профессором.

 … Когда мне было 16 лет, из Багдада приехал родной брат отца, чтобы почтить память брата, посетив его могилу, расположенную на высоком холме Еревана, откуда была видна гора Арарат.

 - Какой ты счастливый, мой дорогой брат, что удостоился каменистой, но родной армянской земли. Тогда я струсил  и не репатриировал  вместе с тобой. А теперь уже поздно. Слишком многое связывает меня с Багдадом.

Его дрожащий голос постепенно превратился в плач, а потом он безмолвно трясся, обнимая надгробный камень моего отца - своего родного брата…
Уже сидя дома, когда дядя успокоился, и мои братья мирно беседовали с ним,  моя юношеская бунтарская натура кипела от обиды. Осознавая, какую цену заплатили мои родители, приняв «правильное» решение репатриировать из Дамаска в послевоенную Армению,   я тщетно стараясь скрывать агрессию в голосе, спросил:

 - Дядя, Вы серьезно считаете, что «удостоиться» родной каменистой земле в 56 лет,  является счастьем?

 - Я тебя прекрасно понимаю, дрогой мой племянник, и даже прощаю  твой агрессивный тон. Ты имеешь право возмущаться. Ты остался сиротой, и ничего хуже не бывает…

 Он сделал паузу, и видно было, что тщательно выбирал подходящие фразы, не желая обидеть меня.

 - На Свете ты не найдешь ни одного армянина, который себя таковым идентифицирует, который, живя на чужбине, не размышлял бы, где быть похороненным. Это очень сложная тема. Не могу объяснить, почему мы армяне такие, но если даже на Родине не имеешь родных и знакомых, и ты уверен, что за твоей могилой некому будет ухаживать, все равно, всем хочется быть похороненным на Родине…
 
- Одновременно хочу, чтобы ты меня хорошо понял, - продолжал дядя, - в моем возрасте менять место жительства, бросив свои обжитые края и заново обустраиваться, я не смогу. Твоим родителям это удалось, они тогда были молодые и верили в коммунистическое чудо, хотя мой брат прекрасно знал, кто такой Сталин и что из себя представляла послевоенная Армения…

 … молчал я и ждал продолжения его монолога.

 - Не обвиняй меня, а старайся понять. Жизнь - непростая штука. Будешь в моем возрасте, вернись к этому разговору. Надеюсь, поймешь меня…

 Сейчас я стою на том же месте, «обнявшись» с моим  отцом, где стоял и скорбел мой дядя 45 лет назад. Вспоминаю тот день, и сердце разрывается от боли и грусти.

 Дядя был похоронен во дворе Армянской церкви в Багдаде, где он служил и был духовным отцом и предводителем всех Багдадских армян.
 
 Я не знаю, какая земля в Багдаде, каменистая, глинистая или песчаная? Также  не знаю, что стало с его могилой после вторжения американцев и оккупации Ирака.
 
 Опять обращаюсь к тебе, мой незримый собирательный образ. Неужели наша нация больная? Как можно жить, постоянно думая о том, где быть похороненным?

 Вильям Сароян этот вопрос решил по Сарояновски: И во Фрезно, и в Ереване…
 Завтра возвращаюсь в Россию, где моя семья и моя работа.

 Жизнь будет протекать по проторенному пути. Будут кипеть политические страсти, придут новые президенты, уйдут старые.
 
 Армянин останется со своей судьбой.

 Не удивлюсь и не обижусь, если опять, в трудные минуты жизни, говоря о нас, не очень осознавая всю суть такого «обвинения», опять будете нас обзывать мягкотелыми, накрахмаленными потребителями, предателями и трусами.
 
 Постарайтесь понять нас и оценить состояние нашей души, которую терзает постоянно присутствующее чувство Ностальгии.

 Перечитайте еще раз изложенное мной выше, и вы поймете, что мы единое целое, мы разные веточки одного корня.

 Не спешите наклеивать ярлыки и не философствуйте на тему патриотизма и вокруг явления эмиграции.

 Думаю Размик Давоян, обращаясь к любимой, также и обратился к нам…

 И не тревожь себя, и не говори теперь,
 Что ты искала все же потом пути назад.
 А рухнувшего боль известна ли тебе?
 Понятна ли  тебе утрата из утрат?

 Авторский перевод с армянского 05.02.2013г.
 Город Брянск.