Шторм. Взрывчатка валов

Шторм.   Взрывчатка валов содрогает гранит парапета.
Рядом с бешеным понтом опасна людская стезя.
Я о жизни пою, и последняя песня не спета,
Спеть последнюю песню о жизни, наверно, нельзя.
Изменяется всё, только это одно – неизменно,
и с годами растёт пониманье сильней и сильней:
даже если обрушится свод нашей юной вселенной,
жизнь совсем не умрёт, и не кончатся песни о ней.
Шторм ревущий, как бунт,  в нём разумного нет ни на йоту,
волны с рёвом утробным летят – за грядою гряда, –
так безумна толпа, что лишилась мечты и работы,
и которую власть предаёт и тиранит всегда.
Брызги с водною пылью шквал встречный кидает в лицо мне,
полоумные чайки над хлябью орут всякий бред.
Я о прошлом всё спел, даже спел то, о чём и не помню,
о сегодняшнем дне я пою, и конца песням нет.
Мне эстеты твердят, что писать о возвышенном надо,
что, мол, лезешь ты в грязь, как-никак ты поэт. Удержись!
Только жизнь, отвечаю, не вся состоит из парадов
и парады порою  как раз искажают-то жизнь.
Море в гневе своём и ужасно, и всё же прекрасно,
изрыгает блевотину лжи и отраву всех бед;
я тогда стал поэтом, когда осознал очень ясно,
что запретной тематики просто в поэзии нет.
Оголтело вороны орут в мощных кронах платанов,
на ночлег собираясь, у них свой устав и уют,
а в порту грузовом, как жирафы железные, краны
круто шеи сгибают и в трюмы усердно суют…