Дорога выбирает гонца

 (венок сонетов)

(магистрал)

Избраннику – особая судьба:
Чем выше путь, тем строже испытанья,
Когда идёт дорогой созиданья,
Не той, которой движется толпа.

И на презренье нет у него прав:
Он сердце раскрывает ежечасно,
И  этим побеждает все несчастья,
Врачуя мира суетливый нрав.

Он на алтарь кладёт свои желанья,
Служа тому, кто вдаль его позвал,
И слушает архангельский хорал,

Сиянием восторга озарён.
Пусть по старинке патетичен он,
Но то не ложь, а песня Мирозданья.

1
Избраннику – особая судьба.
Родившемуся – память о Начале,
о том далёком творческом причале,
где незнакомы страсть или борьба.

Давным-давно прелюдия теней
единственною нотой отзвучала.
И женщина страдавшая кричала
от боли, от рождаемого ей

не знавшего ни пропастей, ни вёрст
ребёнка – соучастника страданья,
и их соединял незримый мост,

но зрела впереди боль расставанья,
и женщина исчезла среди звёзд…
Чем выше путь, тем строже испытанья.

2
Чем выше путь, тем строже испытанья.
И кто, скажите, может угадать
судьбу и без печали переждать
способен ночь рожденья и незнанья

о том, каким предстанет ряд событий,
чтоб стал понятен риск его и суть.
Причал – начало только. Нужен путь.
Нужны нам парус, ветер – наш мучитель,

ведущий в осиянно новый дом,
где истина является в молчанье.
Не умерли и вряд ли мы умрём,

лишь обретём с надеждою свиданье.
Ведь лишь тогда с ней  человек знаком,
когда идёт дорогой созиданья

3
Когда идёт дорогой созиданья
и на пути встречаемый очаг
он привечает, как чудесный знак,
любовь не отдана на растерзанье.

А дом трагичен, если нет огня,
и только угли неуютным тленьем
зловеще отравляют жизнь сомненьем,
и веры нет спасительного дня.

Но солнце возродить решило тело,
и сердце воина-избранника согрело,
а воля мировая не слепа!

Незримый Друг сказал: «Иди за мной!»,
и тот пошёл дорогою иной,
не той, которой движется толпа.

4
Не той, которой движется толпа.
Она идёт, нелепая и злая,
и на дела хорошие слепа,
но вместе с тем несчастная такая.

Нам ни к чему другим уподобляться
и сладкий кус без устали искать.
Лишь только танки грязи не боятся.
а самолетам свойственно летать!

Тем более, коль претендуешь ты
на званье воина, избранника мечты.
в толпе же человек всегда кровав.

И даже если увлечён витийством,
избраннику нельзя грешить убийством,
и па презренье нет у него прав.

5
И на презренье нет у него прав:
поэт всегда юродивый от Бога,
и рубище его – святая тога.
Пусть голоден, но и в несчастье – брав.

Слеженье облаков на горизонте
его удел, и знание, и смысл.
Он понимает вехи прошлых числ,
кружащихся в небесном астрозонте.

Перед бедой и радостью бесстрастен,
невозмутим во имя светлой цели.
Его душа не знает о пределе,

но ценит мировое постоянство.
И, равнодушно думая о теле,
он сердце раскрывает ежечасно.

6
Он сердце раскрывает ежечасно,
среды своей меняя полотно.
Для слабых представляется опасным,
поскольку им раскрыться не дано,

а сильным тяжело с ним: двух в берлоге
медведей не бывает. И опять
несут поэта-странника искать
цвет папоротника босые ноги.

А где-то там потоком новостей
проходит суета… И слава Богу!
Юродивый поэт желает ей

счастливую и дальнюю дорогу.
Но сам принадлежит к спокойной касте.
И этим побеждает все несчастья.

7
И этим побеждает все несчастья,
на  одинокий подвиг обречён,
когда, презрев потребности и страсти,
и отказавшись от признанья, он,

преодолев уверенность единства
людского, понимает, как темно
и некрасиво наслаждаться свинством
и сытостью, лакая зла вино.

Его стихи, хоть гений не погиб,
становятся молчаньем сонных трав.
А сам поэт – одной из многих рыб.

И что ему фигура VIP не VIP?
Юродивый юродивостью брав,
врачуя мира суетливый нрав.

8
Врачуя мира суетливый нрав,
избраннику, конечно же, «до фени»
всей социальной лестницы ступени,
где шаг наверх бывает и кровав.

Есть лестница иная. Там стоят,
иль сходят ночью ангелы порою
на землю грешную, неся с собою
надежды мёд, иль смерти сладкий яд…

И ради созерцания её
поэт извечно в некоем тумане.
И что ему земное бытиё?

Но, состраданьем полнимые длани
протягивая боли Мирозданья,
он на алтарь кладёт свои желанья.

9
Он на алтарь кладёт свои желанья,
и для него нет лучше тишины,
где звуки сердца одного слышны,
оправленные в вечность пониманья.

Таинственно вершаема судьба.
Не разгадать классические числа.
Круги рисуя, не постигнуть смысла.
Самообман любая ворожба.

Поэт всегда свой оставляет дом,
пусть даже и наружу не выходит.
Мечтая о любви или свободе,

но сила есть, являемая в нём,
чтоб он словами мир передавал,
служа тому, кто вдаль его позвал.

10
Служа тому, кто вдаль его позвал,
он видит, как свернулись облака
в дворцы и улицы. Вот лес, а вот река.
И много созданных туманом белых скал.

Вот на вершине, золотом одет,
сияет храм, как вечная свеча,
и побеждает сумрак этот свет,
разя вокруг подобием меча.

«Тебя предвидел и тебя искал!» -
поэт воскликнул, руки поднимая,
и отступила вековая сталь,

и мгла ушла куда-то, ведьма злая.
Юродивый провидец смотрит вдаль
и слушает архангельский хорал.

11
И слушает архангельский хорал,
отринув века грубые шумы,
что бередят незрелые умы
и превращают жизнь в водоканал.

Забыты города и люди в них.
Поэт шагал по звёздному пути.
Касаясь струн созвездий-паутин,
он пел импровизированный стих.

Среди людей обычных находиться
устав, обрёл таинственный исток.
И спел, стремясь скорее помолиться.

И стих его услышал Вечный Бог,
и парой крыл певец был награждён,
сиянием восторга озарён.

12
Сиянием восторга озарён.
Ему отныне стали безразличны
все выпады критических ворон,
что мыслят исключительно по-птичьи,

оставив постоянную привычку
в себе копаться, в сердце клад ища,
действительность приняв не как кладбище,
не как силок для некой певчей птички,

но отраженьем светлых горних сил,
в которых места нет для злых могил
и глупых радостей по поводу кумира.

Не надо идола, коль есть вино потира.
Поэт всегда в тот вышний мир влюблён,
пусть по старинке патетичен он

13
Пусть по старинке патетичен он,
и каждый стих архаикой наполнен
об идеале позабытых слов.
Поэт – юродивый, монах и воин.

Ему не важно, явь жизнь или сон.
Идя в края, в которых есть любовь,
бегущая реке подобно горной,
следит лишь за далёкой птицей чёрной

тоски, стрелою поразить готов.
Когда ж последний сгинет человек,
душа, как феникс, возродится вновь,

перелетев нагие расстоянья.
Не верит патетичности наш век,
но то не ложь, а песня Мирозданья!

14
Но то не ложь, а песня Мирозданья
звучит в душе, когда следишь ночами
за плавными созвучьями сознанья
в космической прелюдии молчанья.

К чему астрологические тайны
нам извлекать из звёздного пространства?
Понятно ведь, что всё здесь не случайно
и пребывает в вечном ритме танца.

Источника испивший Иппокрены
забыл, что жизнь не праздник, а борьба,
и наслаждался обликом вселенной,

и пустяком являлась ворожба.
Поэт был избран мир знать совершенный.
Избраннику – особая судьба.
(2001)