Посвящение

Подошвы ног, разгорячённые жаром болезненным земли, приспустились в прохладную воду. Миллионы тысяч лет у стоп этих плескается океан.

***
И все догадывались, что снаружи бесконечность взволнованного ситцевого океана может показаться развешенной скатертью, узкая щель и дымная желтизна света насквозь - дверным проёмом, звёзды - лампами и угольками. Но только здесь, внутри, всё это было живо. И только здесь высокие, существа достойные слова могли произноситься так: уместно и эхом отражаясь по всему вечному краю.
***

***
Разве кто-то сказал о конце вечности, разве, разве? Но ноги неслись со мной, уже среди податливых камней, развевая шлепками плед ветра по воде. Они остановили меня у седых высоких каменистых скал, не добегая. Те оборачивались бурым, словно бы в грубом и тёмном закате - хотя по волнам плыло тепло и горизонт за небом пылал ещё ясной плёнкою ярких тонов пастели. Здесь были кровь на апельсине, нектар, смешанный с виноградом, малиновый след, размазанный на восток и лоснящийся от мазка кисти в совсем уходящий справа за край багрянец, наверное, солнца. На какое-то время стало совсем тихо. Почти беззвучно волны накатили и захватили обе голени мои. Так что, подавшись вперёд, стала я по колено в океане и, подняв голову, смотрела туда, где в чайной розе заката переплелись силуэты дальних теней. Когда они приблизились: чёрные птицы, тонувшие и барахтающиеся в закате - в салюте окриков пролилась их песнь над заливом, гордая и влюблённая, посвящение прощальное сердцу края. Над кромкой земли и камня высились давние вечные берега сосен, елей - реже березники, осинники и изящные дубы, но целыми семействами просматривающиеся сквозь ряды почти прозрачного леса - подали знак, пронзительным скрипом, проходящим изнизу от корней до вершинных ветвей, царапающих друг друга лап пожатием. Земля ответила. И был это истинно земной ответ: она говорила, что устала, и ей бы только лечь и раствориться в туманы бесконечности. Дыхание моря послышалось жарче и громче. Волны остывающие собрали всё своё тепло, благодаря южный ветер, и двинулись к берегу. Океан утешал землю как отец, он говорил, что ему одному лишь известна так её тягость. Но отпускал её одновременно и во глубинной скорби, и со священною радостью: вновь и вновь перья волн облизывали стан каменных надрывно тёплых, родных узелков; одна вода - успокаивающая, вторая - любящая, горестная - третья, примиряющая - четвёртая. Перо к перу воды подступились в меня по пояс, я вошла в них дальше, окунулась и проплыла цветным ластиком низко и долго, оставаясь цветным разводом в кругах тех вод, что неслись ещё всё на берег, а обратные волны волоклись вместе со мной на широко расплёсканное солнце. Они обнадёживали, что я не вернусь, провалюсь на краю заката куда-то, где оканчивается вечность, буду падать в бездонные щели, радоваться странному редкому отсвету, моя фигура прямо, не изгибаясь и нигде не прижимаясь, не разговаривая со стенами о чём можно с ними говорить, просечёт весь шар пустоты и страха - оно вырастет на обратной стороне цветком редким, научившись снова как дышать, трепетать лепестками в бессчётных попытках взлететь, как пить корень, как оживить любовь силою мысли, как защитить стебель от назойливого мистраля, как тереть камни, как вставать из-под подошвы и как забываться, и это всё до тех пор, пока детская рука не оборвёт в тебе жизнь насовсем, даже и не зная о том, что так ты вернёшься. Чёрный свет, белый свет, и сразу возвращение, а покажется, наверное, что это проходит вечность - так поняла я что беспорядочно шептали блики воды, соединённые порывом знания с солнцем, и речь выходила ясной и глубоко бережной. Прилив окончился, волны стояли, я была ещё посередине мироздания, но солнце клонилось всё на угол, медленно, вальяжно стыло, ещё очень высоко. Меня не несло теперь и я не текла, хотя была и я вода, но окунулись сквозь меня моря, осушило солнце радугой лучезарных уст. Птицы высидели гнёзда на серой пепельной земле, прибившейся у скал, они возвернулись, и я была как есть земля, так теперь я это знала. Ранние звёзды вечного лета реяли последние заветные искры. Успокоенно и освобождённо стопы мои покидали воды, а те, играя и любя, ещё раз хлестанули по икрам, сами, казалось, удивляясь и возмущаясь столь рьяному хрустальному оперению столпа брызг. Но было совсем не больно: я рассмеялась, хитро обернувшись. Вода, скрученная в тонкие линии и иглы, остановилась по всей глади океанов, добрая лёгкая лапа волны, осветившись на моём колене стружкой теплоты, на прощание, не сходила вниз, желая задержаться. Разгадав его, взяла я в свою ладонь мохнатую - океана и, крепко по-дружески держась, мы с ним закружились, быстро, ярко, до головокружения в цветных бликах. И снова вода шепталась со мной о чём-то, то были чувства: откровенная чуткость моря, заботливость песка, сокровенность камней - и моя открытая душевная любовь и гордость. Всё поднявшееся на цыпочки, душное покрывало океана и я - расстались, внезапно просто отпустив руки, веря встрече скорой. Ждала меня земля, и, ступив на её плоть, я познала вновь, что всё же с нею всегда жила я слитно. Она не уколола меня, не смягчилась, но приняла как есть, как принимают детей, как желают удачи и неуныния, молча, лишь взглядом и жестом - облагораживая сердце присутствием родства, приближением кор древ и щетин зверей, щемлением звуками, простым обменом соли на пыль. Босиком по земле уйти можно и без причин.



26.08.2010