ЖЗ

Вовремя созревали, падали, падали, знали
Жёлто-зелёные струпья на обгоревшей коже.
Если идти по спирали, долго идти по спирали,
Можно найти треугольник. Можно найти, и что же?
Помнится мне, в двадцать пятом, я походил на макаку.
Кто тогда был, в двадцать пятом - я или макака?
Полно-те, барин, не вспомню, жёлто-зелёные волны
Крепко затмили мой разум. Всё. Ваши уши довольны?
Вот она вся соль печали. Ноги опять невзначали,
Не ожидал я момента того, когда ноги упали.
Эх, стройноклювая птица, летала меня до станицы,
Ушла, попрощавшись нескромно, в жёлто-зелёные волны.
Вот она сахар печали. Когда тебя двое едва ли.
Всё больше по одиночке. Серые ночки. Чёрные ночки.
Но остаётся надежда на то, что вернётся надежда.
Бурные ночи в одеждах на дне образцовых подвалов.
Их проводили все девки, ворвавшись с деревни в стог сена.
И сами его поджигали. И стрёмненько так танцевали.
Когда же на долю коктейлей приходится доля расстрельной
Старушечьей потной лет в тридцать. И дети всё в сексе с печали.
А всё же на жёлто-зелёном, раздетым по краю неровно,
Бывают и добрые лица - злым тоже по кайфу добриться.
Вот было заботное время - варёно-морковное бремя
На жизнь становилось искусством. Но лихо уехало. Пусто.
Но лихо уехало. Пусто. Но лихо уехало. Жадно.
Самбука ль тебе? Всоп? Ольмека? Фиии...
Пойду перейду на аптеки.
Бывает, да, ритм страдает. Бывает размер и не знает
Что должен он жить как бы тут вот. Себя он так вовсе не знает.
В таких вот мудрёных поэмах
Рождалась вторая система, рождённая третьей системой,
Рожденной девятой системой, рождённой ножом для обеда,
Рождённого синей не-птицей, рождённой инфинитивом,
Рождённого крайней системой, рождённой министром культуры.
Ах, царь мой, святой Иннокентий, несказанной правдой осенней
Бежал гладковыбритой кошкой по безграничной коже.
И что же? Бред. Не бывает индейцев,
Таких, чтоб как русские бабы в горящие клубы под лошадь.
Что? Ждёте конца этой басни? Вот он.

16.10.2010


Рецензии