Имущество Христа ради

     Всю ночь Петру Валентиновичу Сазонову было страшно. Сердце колотилось, точно в разносе, дыхание запирало, он просыпался, смотрел в черноту этой нескончаемой ночи и никак не мог понять, что происходит.
- Ты чего? – спросила жена, когда он в очередной раз проснулся и громко вздыхал.
- Вдохновение нашло… стихи сочиняю…
- Спать надо – завтра работы полно… да какая работа…
- Спи, а я пойду на кухню, попробую запишу…
     Он поднялся с постели, прошёл на кухню, затеплил лампадку и, как был в трусах и майке, пал на колени пред образами и стал молиться. Прочитав покаянный псалом двенадцать раз, осторожно, чтобы не громыхать коленками об пол, положил пятьдесят земных поклонов, выпил полстакана крещенской воды и опять лёг. Потревоженная его укладкой жена повернулась к нему, прижалась…
- Записал?..
- Записал…
- Дашь почитать?..
- Когда отредактирую… спи…

     Закрыл глаза, прислушался: сердце бьётся нормально, дыхание ровное, страха нет. Уснул. И опять приснилось тоже самое: просыпается он во сне и видит, что лежит на спине, на решётке, сваренной из арматуры… решётка чуть шире спины и торчит из стены панельного дома, очень высокого дома… он видит эту стену, уходящую далеко-далеко вниз, аж за облака, и ужасается, как только ещё не свалился в эту пропасть, и как очутился здесь, когда живёт не в городе, а в селе, в деревянном доме, построенном собственными руками… смотрит вниз и сердце заходится от страха, дышать становится трудно… смотрит в верх и видит край крыши и какую-то металлическую конструкцию, сваренную из уголка, осторожно протягивает руки, цепляется за неё, подтягивается, отталкивается от решётки, повисает на руках, и вдруг видит, что решётка сильно отдалилась, то есть обратного хода нет, а конструкция начинает шататься и саморезы, которыми она крепится к стене, вылезают из стены вместе с дюбелями…

     Открыл глаза, воздуха не хватало… Держась за сердце, отдышался… Подумал: «Всё, больше не буду спать…» Сквозь сиреневые шторы пробивался слабенький белый свет… Прислушался… будто часы тикают – его наручные часы, «командирские», подарок жены на серебряную свадьбу – «Странно – ведь они висят на гвозде в другой комнате, над телевизором… как я могу их слышать?..» Вдруг тиканье часов прервалось и послышался лёгкий стук с улицы – «Синички прилетели, пену клюют… что им далась эта пена?..»
- Надо наличники вешать, пока они всю пену не выклевали… уж два года как окна поменяли, а наличников всё нет… Видел, какие Ремнёв себе вырезал?.. – она тоже проснулась и смотрела на мужа – она любила смотреть как он думает.
- Видел… я ему заказал, такие же… сам бы сработал, да фантазии такой нет…
- И когда будут готовы?
- Говорит, с сеном разделаюсь и начну…
     Она встала, надела халат, тапочки, пошла на двор.
     Он слышал, как она переобулась в галоши, вышла на крыльцо спустилась по лестнице и пошлёпала по доскам, которыми он накануне выстлал все тропинки во дворе… Он тоже встал, оделся и вышел во двор… Утро было туманное, сырое… пахло лилиями, открывшими свои тяжёлые, розовато-белые колокола… Вышел на улицу, погасил фонарь на столбе, посмотрел на кучи песка и щебня, подумал: «Да-а-а, работёнка предстоит будь-будь… только бы дождя не было…»

     Сазоновы жили хорошо, дружно, в любви – по-христиански: молились, постились, по воскресеньям ходили в храм: она пела на клиросе, он – помогал батюшке в алтаре: разжигал кадило, подносил свечу к Царским Вратам, вместе с псаломщиком держал плат перед Святой Чашей, и всегда, различая голос жены, тихонечко подпевал ей: «Тело Христово примите, Источника бессмертного вкусите…» – словом, на службах в храме исполнял чин алтарника… и, через эту службу в храме, им от людей особое уважение было: кто медку баночку принесёт, кто десяток яичек, кто пирожков свеженьких лукошко, только что из печи… и не откажешься ведь – Христа ради…
     Бог им дал только сына… потом было два выкидыша – то ли от тяжёлой работы, то ли ещё от чего – и она стала бояться зачатия… «Ну и ладно… - смирялся Пётр Валентинович, - Знать Божий Промысел о нас таков…»
     Сын вырос, окончил институт, живёт в городе, трое детей, младшему пять, старшие близняшки в сентябре в школу пойдут, на лето ребят привозят сюда, к родителям, на воздух, на молоко, на ягоды… да и сами в отпуск приезжают… В доме стало тесновато –хотел прирубить пару комнаток к дому, но сын попросил к бане, так, говорит, теперь делают, и нам молодым, мол, хорошо ещё жить отдельно…
     Скопили денег, купили стройматериалу: цемента, песку, щебня, кирпича, обрезной доски, бруса… взял у Тимохиных бетономешалку, залил фундамент – «Теперь цоколь надо класть – только бы дождя не было…»

     Дождя не было. Пётр Валентинович не спеша, аккуратненько выкладывал кирпичи… Не любил он это дело: раствор то жидковат получался, то густоват, или кирпич расколется не так – нет навыка каменщика… другой труд с деревом – дерево он любил – чувствовал, как себя…
     Ближе к обеду пролился короткий дождь – так, чуть побрызгало, и опять прояснилось. Пообедали.
- Люда, я вздремну полчасика… разбудишь?
- Разбужу… ложись с детьми, в детской – с тобой они быстрее уснут – сказку им расскажешь… - она мыла посуду и думала: «Надо собрать ягоду и сварить варенье… и помидоры пойти подвязать – ломаются под тяжестью плодов…»
     После обеда и тихого часа ситуация изменилась: он отдохнул и стал чувствовать пропорцию замеса… проложил по периметру рубероид, наметил отдушины, и повёл кладку дальше… Раствор в мастерке теперь держался ловчее, рука брала увереннее,  и второй ряд кирпича пошёл легче и быстрей… Светило солнце, воздух двигался прохладным ветерком, шумели берёзы и осины, гудели пчёлы и шмели на цветах, щебетали ласточки, чирикали воробьи, внучата помогали бабушке собирать ягоду… настроение было хорошее, вполне счастливое…

     У соседей с лева тоже шли работы… Москвичи: он Андрей – дизайнер по профессии, она Ирина – экономист – симпатичная молодая чета, правда, без детей… отчего нет детей Пётр Валентинович не знал – не подойдёшь ведь не спросишь, да и не успели ещё познакомиться, как следует… Они купили этот дом весной, во время паводка – купили, повесили на окна ставни, новые замки врезали и домой, в Москву… а теперь вот приехали и стали благоустраивать на свой лад: он косил траву и прокорчёвывал дикие заросли, она хлопотала внутри дома, часто выходила и кормила его с рук: то апельсинку чищенную поднесёт и по дольке в рот закладывает, то персик порезанный… и всё воркуют, воркуют – любезно так и миловидно, словно два голубка…
     После обеда, Сазонов только-только начал работать, к ним подъехал грузовик и мужики с грохотом свалили трубы для забора – хозяева решили рабицу натянуть…

     Надо сказать, что этот дом какой-то особенный – что-то в нём не так, словно заговорённый… После смерти первого хозяина и строителя Сергея Ивановича Сенина никто в нём не уживается. Сперва его купил чиновник из Москвы – Игорь Дмитриевич. Он его расстроил, крышу перекрыл, соорудил мансарду, заложил фундамент под баню, новый колодец вырыл… Хороший был мужик – не жадный, не злобивый, но слабый на амурную вязь – хотел уже забор делать и тут приключилась у него беда – любовь лютая – местная молодка окрутила пожилого семьянина, так, что и семью бросил, и дом продал – как судачили селяне, «подлегла лазутчица»…  Разумеется, ничего путного из этой любви не вышло – она выжала из него всё, что можно: московскую прописку, квартиру, машину и туту – не подходи ко мне дядечка, знать тебя не знаю…
     Потом владельцем этого дома была Алла Викторовна Хворостян. Купила она его без особой надобности, так, на случай техногенной катастрофы в Москве – в определённых кругах об этом настойчиво говорили... За пять лет она всего раз семь наведывалась, но успела набить его всяким барахлом, которое уже не в ходу, а выбросить жалко. Муж Аллы Викторовны, армянин, Аркадий Зиновьевич владел имением в Абхазии, на берегу моря, с большим виноградником и винным погребком, с большим садом, где росли цитрусовые, инжир, персики, абрикосы и прочее такое, экзотическое для земледельцев нашей полосы… И он приезжал сюда, смотрел купленный супругой дом, и дом ему понравился, и местные красоты пришлись по душе, но потом известный инцидент с Грузией, застал его там, когда покупатель уже нашёлся, ударили по рукам и начали оформление купчей… прогремели боевые операции и Аркадий Зиновьевич пережил не самые лучшие дни в своей жизни. «Нет, - сказал он решительно и гордо, - после такого испытания я отсюда никуда не поеду, и усадьбу продавать не буду.» Пришлось дом в российской глубинке продать.
     Алла Викторовна сильно уступила в цене. Новый директор Забокского стеклозавада, оказался человеком умным, хватким, знающим как вести торг… Но и он через два года сдался – газа нет, говорит, а с дровами мне возиться некогда – купил другой дом, в селе Большие Переделы – там да, всё культурно и газифицировано…
     И вот теперь – эти молодые влюблённые интеллигенты…

     Через полтора часа после того, как сгрузили трубы, к Сазонову прибежали братья Харины, известные на всю округу калымщики…
- Здорово, Валентиныч!
- И вам спастись Христом Богом…
- Тебе бетономешалка нужна?..
- Нет, я миксер на дрель насадил и по немногу намешиваю…
- Ну, ты тогда это, дай её нам…
- А Тимохин в курсе?..
- Да, мы только что от него…
     Укатили бетономешалку, через десять минут старший опять бежит…
- Валентиныч, у тебя там это, я смотрю щебёнка и песок… а эти москвичи, малохольные, недотумкали купить… так мы это, можно у тебя возьмём… нам надо-то всего чуть – замесов на пять – столбы под рабицу залить…
 Пётр Валентинович Задумался на мгновение…
- Нет, ну если нет, так нет – дело хозяйское…
- Отчего же нет – берите…
- Вот это разговор… я всегда говорил, ты, Валентиныч, душа-человек… не зря тебя люди уважают…
- Может вам и лопаты дать?
- Нет – лопаты есть… тачку дай, если не жалко…
- Берите – вон ту, что у сарая стоит…
 
     «Ишь ты, как стелит – «душа-человек», «люди уважают»… приятность так и разливается, так и разливается… однако это тщеславие, брат, прелесть… Господи помилуй… - Пётр Валентинович посмотрел на небо: солнце клонилось к закату, со стороны Рязани натягивало грозовой фронт, - Ох, ливанёт… ох, ливанёт… не забыть бы инструмент убрать…»
     Он опять склонился над кирпичами и ускорил движение мастерка – «Может успею, доложу ряд…»
     Вдруг видит, жена бежит, пыхтит – лица нет…
- Петя!
- Да, Людинушка моя, случилось что?.. - он так называл её в минуты особой радости и душевного равновесия…
- Что происходит?!
- А что происходит?
- Стою, малину сахаром засыпала, смотрю в окно, а там Харин Колька наш песок и наш щебень нашей же тачкой возит к соседям!..
- Ну, и что?
- Как это «ну и что»?.. это же наша собственность, имущество наше… мы же деньги платили…
- Успокойся… я разрешил… прикинул – нам хватит… И потом, как ты себе представляешь, человек подошёл, попросил – могу ли я, православный христианин, отказать?
- Ах, оставь это, Петя!.. А если не хватит?.. прикинул он… петух тоже прикинул да в суп попал… сперва доделай своё, а потом уж и чужим раздавай… - и побежала за ворота, и Пётр Валентинович услышал гневный голос жены. – А ну-ка прекрати!.. Остановись, кому говорю!.. И тачку на место поставь!..
- Ты что, Леонидовна, нам Валентиныч разрешил?..
- Валентиныч разрешил, а я запрещаю!..
     Сазонов схватился за голову: «Господи, что же она делает?..» Он бросил мастерок и побежал на встречу жене, которая громко хлопнув калиткой, шла домой варить ягоду. Чтобы не развлекать больше публику, Пётр Валентинович, остановился и подождал пока жена зайдёт в дом…
- Что ты наделала?.. мы же нарушили заповедь…
- Какую заповедь, Петя? Я убила кого, взяла не своё, или что?..
- Сказано: просящему дай…
- Конечно, дай, а потом ещё покупай… однако, там же сказано и другое: будьте просты, как голуби и мудры, как змеи… мудры! – слышишь, Петруша!.. и вспомни притчу о десяти девах…
- Это самооправдание, Люда…
- Нет – это смиренномудрие…
- Как я теперь батюшке в глаза посмотрю… а ты, как сможешь взойти на клирос и петь Херувимскую – «отложим попечение житейское»… «уважаемые люди»… Господи помилуй…
- Как обычно, Петя, как обычно… ничего страшного не произошло – я просто поставила их на место… ты посмотри, что они творят – налетели, как смерч, с одной халтуры на другую – ничего своего нет, всё сикось-накось, два часа поработают, вынудят аванс, и ищи их свищи – недозовёшься... работнички… ты посмотри, он же в домашних тапочках на босу ногу, и водкой пышет, как змей-горыныч огнём… разве так работают?..
- Постоянной работы нет, сама знаешь, вот и перебиваются люди халтурами…
- В таком случае, эти должны были обеспечить их всем необходимым… или сами бы подошли и сказали: извините, соседи, так получилось, люди приехали, а мы не успели купить песок и щебень, одолжите, через день-два вернём… или я не права?
- Права, сто раз права… но ты же меня… я разрешил, а ты отменила моё разрешение… да на всю улицу… можно же было как-то иначе, Люда…
- Как?
- Помягше, поумнее… кто я теперь в их глазах… хоть из дома не выходи…
- Прости, не совершенна…

     И он захворал: изменился в лице, осунулся, впал в уныние, с женой не разговаривал, из дома не выходил, все попечения оставил, в среду и пятницу, видать, по особой напасти демонской, пил водку, а в воскресенье в храм не пошёл… за ним приезжал псаломщик, с просьбой, Христа ради, от батюшки, но Пётр Валентинович был неумолим…
     После службы, отец Александр, сам навестил болящего. Он исповедовал его, приобщил Святых Даров, затем они вместе отобедали… за столом алтарник был уже бодр и весел…


27.07.13
0:28