Уже не больно

И чувства на мели в глазах потухших
И жизни нет давно в мудях опухших –
Как дальше жить? Какой тупой вопрос…
Я жизнью не целован был взасос.

«Попытка Исповеди»

И чувства на мели в глазах потухших,
И карма с запашком яиц протухших…
Как стыдно за содеянную бяку!
Как Аннушка в слезах, под поезд лягу
Не позвонив издателю и музам,
Но написав пейсательским союзам

Письмо без штампа с бранными словами.
Они гласят: сложитесь в оригами
Напившись  кориандра с метанолом.
А совесть – сволочь! Жалит, как уколом,
Кусает, как заразная дворняга. 
Скрипи-скрипи перо, черней бумага …

Однажды выпал снег –                замёрзла похоть.
Замёрзли лужи –                кто-то поскользнулся
И рухнул на проспект –                раздался хохот;
Январский позитив                в кирзу обулся,

А индивид, надев пальто и шапку,
Плетется по знакомому маршруту
Держа подмышкой рукописей папку.
Редакция, сморкаясь, примет груду 

Душевных колик писанных в тетрадках.
Седой корректор вздёрнулся на ветке
В сиюминутном приступе упадка,
Испортив простынь молодой соседке-

Её сорвал на бельевой площадке 
С прищепок, опосля связав удавку…
Анон, не верь каракулям в тетрадке
Прозаика, что молится на Кафку

И прочих представителей абсурда.
Издатель, наглотавшись цианида,
Глядел на мир, как в камеру обскура,
Пред тем, как кинуть кости в морг Аида.

Прочтя пред этим свёрстанную книгу 
Его сознанье проблевалось слизью.
Повиновавшись буквенному крику:
«Сорви парик и попрощайся с жизнью!»

Директор типографии не умер,
Но в дурке поселился добровольно.
Идите с Богом, Цинциннат и Гумберт-
От ваших жгучих слёз уже не больно…