Цикл о России с любовью

            Киноварь*

Как киноварь русской истории,
Как краски живой игра,
Творила истории горние
Гусиная лапка пера.

Сограждане жили в сомнениях
И прочили скорый исход.
В слезах провожая гениев,
По праздникам на эшафот.

Умы сограждан не ведали,
Как минуть сего тупика,
А Пушкин уже отобедали
И пишут себе на века!

*киноварь – натуральный минерал ярко красного цвета


        Испанская Пасха

Далеко от России
тепло и светло,
как в раю.
Далеко от России
сладчайшая зреет лоза.
Отчего же на Пасху
по русскому календарю
я подолгу смотрю на восток,
и слезятся глаза?

А в России мальчишка-звонарь,
засучив кулачок,
бьётся в привязях
гулких, задиристых колоколов.
И старушка старушке
в морщинку кладёт пятачок,
и толпится народ 
у весёлых пасхальных столов.

Кто сказал,
что славянский удел - окаянные дни,
что российскому Богу
назначено не уцелеть,
Кто сказал,
что Россию  подёнщики-поводыри,
привязали к коням
и в калмыцкую вывели степь?

Нет, звенит московитая трель
даже здесь за бугром,
и колышется рябь горизонта
под стать звонарю.
И встают ортодоксы, 
и крестятся на горизонт
за пасхальным столом
по Российскому календарю!

Мои мысли летят
вереницею временных лет
над дорогами детства,
где вязнут в грязи верстовой
и весёлые ангелы
будущих русских побед,
и печальные ангелы
русской судьбы
роковой.
               
               
           Русская льдинка

Странное дело, чем дальше от дома,
Тем новизны неприметнее ряд.
Всё незнакомое будто знакомо,
Видел когда-то, лет н-адцать назад.

Красное море, волшебные рыбки
Так и снуют, словно памяти грёзы.
Помню твою у подъезда улыбку,
Было и рано, и чуточку поздно.

Склон пирамиды. Проворною змейкой
В руст перепряталась тень фараонова!
Раннее утро, февраль, воскресение.
Едем венчаться в село незнакомое.

Доль Черногории - соль Адриатики.
Для земноводных райское л;жево!
Помню на Пасху ветхим романтиком
Переступаю порог дома Божьего.

Слева по борту крыло самолётное,
Птицы крыло или ангела спинка.
Я улетаю со странной заботою
В жаркие страны - за русскою льдинкою!

               
     И лип святая старина

Был барский дом и барский сад,
И лип тенистая аллея.
Но вот в осенний листопад
Не нужен стал ни старый сад,
Ни дней высокая идея.

Разрушим ветхий суверен! -
Кричала новая харизма -
Очистим мир от старых схем,
Кто был ничем, тот станет всем
На мельнице социализма!..

Потом пришёл капитализм,
Все отхватили понемножку:
Кто барский дом, кто банный лист,
Кому противен был стриптиз,
Так те и вовсе понарошку.

Но всё закончилось ничем.
Сгорели дом и жизни глянец.
Вновь листопады перемен
На корневищах старых стен
Кружили бесноватый танец.

Так лип святая старина
Нас не украсила ни разу.
У нас, у русских, седина -
Не мудрости величина,
А белый лист для новой фразы...

               

                Русская Голгофа
   
Им оставался только шаг. Уже вино в бокалах пляшет.
Отмыт и заново окрашен средневековый чёрный стяг.

Им оставался только шаг, готов лететь во все пределы
И пересчитывает стрелы для бойни собранный отряд.

Беда! В створ паперти храмины в тревоге ластится толпа:
Пуста привычная корзина, ни хлеба нет, ни молока.

Одна лапша, зато повсюду, на телефонных проводах,
Мякиной плавает в умах холестериновою грудой!
 
Как ядовитый порошок украдкой травят садоводы,
Тем, кто прошёл огни и воды, осталось лишь - напасашок.

Вот покачнулся старый храм и рухнул в изголовье века,
И не осталось человека, не связанного по рукам…

В полуподвале, на стене горела старая лампада,
От почерневшего оклада бросая тень на стороне.

Им оставался только шаг, но в ночь, назначенную к битве,
Творила женщина молитву,  склоняясь к Господу  в слезах.

Вдруг просияла темнота, ворвались огнь и крыл движенья,
С иконы «Бога Воскресение» сошла Божественная Стать!

Бог поднял бережно с колен седую мать, а духа злобы
Сковал и в адову утробу к забвенью вечному призвал.

                * * *
И снова красная заря взошла над миром, как виденье,
Залив медАми Воскресенья Голгофы горестный наряд!..

Мы что имеем – не храним, а потеряв – премудро плачем.
Мы зла коварную подачку, в тугие сундуки набив,

Как волка, держим «за ушкИ», авось, сгодится в лихолетье,
И путаем - где лисьи сети, а где пурпурные флажки.

Мы к Алтарю в слезах бежим, когда беда зовёт к барьеру,
И прячем совесть, лишь химера покажет золотой алтын!

P.S.
- Что плачешь, друг?
- То плачет сердце! 
  Воскресший Бог – вновь Бог Распятый.
  Его пречистые Стигматы* вновь кровоточат на Кресте…

  *Стигматы – крестные раны

.               

               Русь

Во дни былых солнцестояний
И зорких половецких стрел,
В земле пустой, звериной, ранней
Рождалась Русь, стремя удел
Расширить, потеснить соседа,
Острогом обнести дворы.
Я был тогда прадедов небыль,
Былинка будущей поры…

Мужайся, князь, с зарёю красной
Пришёл твой пагубный черёд.
Прими коня под шкурой байской
И растревожь дружины ход.
Бог милостив, но печенеги
Настыли, сечь не миновать!
И вот сквозь солнышка побеги
Поутру выступила рать.

День третий.
В вечер вышли к Дону,
Изрядно латы опылив.
Смеётся Игорь: Вот и омут,
Что-т, половца не слышен Див!*
И плюнув в сторону вражины,
Забыв про жизни оберег,
Княжено-сокол со дружиной
Расположился на ночлег.

Голубкою в потёмках тайных,
Змеёй, скользящею осечь,
Спешит слезинка Ярославны
От сечи мужа уберечь.
Но долог мерный шаг дружины,
Слезинка истомила ход.
А звери сладостно кружили,
И ждали, ждали свой черёд!..

Когда былинку сносит ветер,
Она летит через миры,
И может многое отметить,
И в ум припрятать до поры.

Парад величия потешен,
Когда единое в разделе!
Томится зверь, и в сладкой речи
Уж взбился Див над Коктебелем,

И кличет будущую сечу…    
               

*Див – половецкое божество, предупреждающее голосом об опасности.
«Взбился Див» - цитата из «Слова».

               

          Шухова башня

Как всплеск разомкнутого духа,
Как тонкой дерзости свирель,
Поставил русский гений Шухов
Колец стальную канитель.
Изъеденная сопроматом
И русским такелажным матом,
Термехом выжженная в ноль
Она сверкает надо мной!

Эх, золотые канители,
ДухОв французская тщетА,
Погоны, рябушки, качели,
Та канитель - вам не чета!
Да, Шухов – это архитектор,
Высокой меры архитрав.
Заставить встрепенуться сплав,
И остудить его при этом!

Как колос ржи ласкает уши
Влюблённых, выпавших из дня,
Так дерзость обжигает душу
И башню сносит у меня.
Учи, державная, ржаная,
Мои куриные мозги
Выпытывать из мелюзги,
Умом...
         в гиперболы играя!

               
             Малое счастье

Теперь увлекаются стрижкой травы.
Стригут насекомых в любую погоду.
Приятно быть смерчем, срезая ковыль
Шнуром, как булатом степного народа.

К ногам шелковистая стелется стать.
Услужливый ветер играет кудрями.
И пятится боль, рассечённая вспять,
Какой-нибудь нежно-поруганной твари.

Внезапно иссяк электрический ток.
Шнурок, повисая, коснулся запястья.
И выпил не сломанной жизни глоток
Кузнечик за русское малое счастье.

               

                Вещий лес

Вот кто-то прорубил в дремучий лес тропу,
Прошёл насквозь, сжимая топорище.
А вещий лес зализывал версту
И хоронил немое пепелище.

Он уцелел, да что ему тропа.
Но вот другой, а вслед за ним другие
С гармошками и на грузовиках
Ворвались
               и рубили,
                и рубили!..

Примером умножения на ноль.
Ложился дуб на раненный подлесок,
И к вечеру охрипшая юдоль
Уже не представляла интереса.

На месте том задумали кабак.
И потекло мужицкое снадобье.
Чуть занялась зелёная трава,
Но стоптанная, комканная кровью,

Иссохла, а червлёная земля
Дол подоткнула и по-бабьи взвыла.
И хрустнул крест дубовый, как стожар,
Над бугорком отеческой могилы.

Но вещий лес оставил вещий след,
Так в ств;ры зла вошла иная сила.
И пьяный хлам, и топот табурет
Сложила ниц и временем накрыла.

И кто теперь попомнит тот разор?
Иные дни, иное поколенье.
Лежит в музее стоптанный топор,
Лежит и... ждёт неверное мгновенье,

Чтобы сорвать музейную печать
И улизнуть, сжимая топорище.
Проснись, вахтёр, не выдай стрекоча
Из вещего
                музейного 
                хранилища!


       Всё путём!..

Инвалиды Афганистана
У метро собирали паёк.
Инвалидам Афганистана
Кто-то бросил пятак в комок.

Задрожала гитара глухо,
Будто стингер царапнул борт.
И насмешливый голос духа
Что-то крикнул из-за койот.

Кровь метнулась к лицу и встала.
Кто мы, люди, куда идём?
Инвалид отложил гитару:
«Да не парься ты, всё путём!»

                * * *



Болотная присказка

Бежит житейская волна
Из глубины житейской силы,
Выносит к берегу она
Всё то, что сила износила.

Обрывки дум и чертежи,
Где капля крови Архимеда
В песок упала, положив
На плаху голову победы!

Что ж, чести доблестный черёд
Не раз ходил в изгоях века.
Но всякий раз он наперёд
Умел окликнуть человека.

Умел припасть к нему на грудь
И выпросить, как подаянье,
Высокой меры сладкий зуд,
Иль смерти тайное дыханье.

Бежит житейская волна,
Выносит ветхие мундиры,
Из мёртвой парадигмы дна
И сочетает их над миром

В ума восторженную трель,
Иль силы дерзкую прохладу.
И снова тысячи людей,
Похожих на безумцев стадо,

Смыкают вздох в стоглавый вой
На площади Болотной. С речью
К ним обращается герой,
Чтоб головы сочесть для сечи.

Спешит с волною дней порог
Из глубины житейской силы
И каждому кусочек ила
Выносит молча.
Под залог...   
               


               У минарета

Как глоток освежающей мёртвой воды
После долгого жирного плова,
Я услышал призывные песни муллы,
И забытое русское слово

Шевельнулось гортанно, и брызнули с глаз
На суданские спелые розы
Солонее Атлантики в тысячу раз
Правоверные русские слёзы!