Неотполированный Багрицкий

...А Знаете Крестный моего ирокеза - индеец.
Дружим 10 лет, интересный, ленивый, добрый, писатель – сказочник-фантазер. Ходит в перьях и крыльях.
У него тоже астма, как у Багрицкого, я всегда для него имею пластиковую дыхалку и служу ему мировой энциклопедией, он знает про Багрицкого, что:
он был большой, сильный, болел астмой и писал стихи.
Вы думаете, Багрицкий много видел? Нет, мало. Кровь, грязь, смерть - этого много.
Целыми днями сидел в своей хатынке: на голом матрасе,  в белом войлочном  халате, как буддийский монах.
А на щеке черная повязка. У него была копна рано седеющей шевелюры, а впереди не доставало зубов, а еще не сгибался палец на руке и был громадный шрам на щеке. ( от флюса).
Он с утра до ночи читал романы Стивенсона, отрываясь только чтобы поесть, а еще он любил рассказы Лескова. Для меня это важно, я люблю читать то, что любили те, кого я люблю.
А этот полосатый матрац Багрицкого (в красную полоску), на котором он умер в 38 лет, мелькнул в «Двенадцати стульях», в общаге Коли и Лизы, той Лизы, которую Киса разводил, и она чуть не повелась, потому что ненавидела вегетарианские сосиски.
Багрицкий тож терпеть не мог вегетарианского, он писал:

"Там всходит огромная ветчина,
пунцовая, как закат,
И перистым облаком влажный жир
Ее обволок вокруг.
Там яблок румяные кулаки
вылазят вон из корзин;
Там ядра апельсинов полны
Взрывчатой кислотой.
Там рыб чешуйчатые мечи..."

...так сидя на матрасе, скрестив по-турецки ноги, кашлял и плохо дышал.
К морю ходить не любил, боялся его. Бронхиальную астму получил по наследству от отца. Отец был маклером, его звали Годел Дзюбин. Они жили в Одессе на Ремесленной улице, в маленькой двухкомнатной квартире.
Лет 20-ти с небольшим Багрицкий служил в одесской милиции, потому что ему нравился пистолет, а вообще он не хотел колебать мировые струны.
Так Олеша сказал: «Не надо колебать мировые струны».
Хорошо (прости Боже), что Багрицкий рано умер, потому что его жену посадили на 19 лет, а сына убили в начале войны.
Он чудесный, волшебный, но не ровный  - время было рваное. А вкус он черпал из Рембо и Бернса, Вальтера Скотта и Гуда, но многое  прозревал сам. Таким его вижу:

Рельефами расписанные дюны,
Цветение каштановых свечей,
Воланчик на волне лимонно-лунный
Выхватывает нос рыбачьей шхуны,
Гудит маяк в разветренность ночей.

Он в ламаистском войлочном халате
Сидит на ржавой, вдавленной кровати
 – буддийский неприкаянный монах.
В лампадно догорающем закате
Бормочут губы - исповедь в стихах.

В квартире на Ремесленной бардак,
Он занят - слов причудливая пляска,
За скрип пера цепляется строка…
Под черною затрепанной повязкой
Багровым шрамом взорвана щека.

"Колеблют думы мировые струны",
Как волны пришвартованные шхуны.
...Всклокоченною тенью в стену врос,
 Ерошит надо лбом копну волос –
Седины цвета перца с крупной солью.

 Ему немногим больше тридцати.
Щербатый рот подергивает болью,
В больницу натощак не доползти...
Набухли вены кровью темно-красной,
И бронхи дышат застарелой астмой,

и тяжко снова дух перевести...
Он вслух читает Бернса и Ли Бо,
Небритые сжимает скулы голод.
Он так красив, так несчастливо молод,
 
Взволнован Вальтер Скоттом и Рембо.
Как хорошо исчезнуть в вечном сне,
Не ждать апреля, умереть к весне,
Не дописать тетрадную страницу...

Не знать, что сын погибнет на войне,
Сгноят жену советские темницы…
...Луна в рассветном плавает вине,
 Листаю старый томик в тишине –

Он так давно в строю стоит, пылится...
И проступает в серой пелене,
В забытой незнакомой новизне,
На коленкоре оттиском – Багрицкий.


Их была троица ярчайших Одесситов: Багрицкий, Катаев, Олеша.
Мы потом поговорим о них.

Палад:
Санто, я так рад, что множество вещей Вы и я ощущаем близко!
И вдвойне ценно встретить понимание и отклик, паскоко Вы правы за всех и вся, озабоченных телом, выживанием, потребительством и ожирением моска.
Как немногим остаеца дело до литературы!

Санто:
В этих стихах был занят тем, чтобы "Переоживить Багрицкого - как образ - для большинства упертый "в пионерку."


Низкий поклон Вам за Багрицкого!
Ванька Бездомный   30.01.2013 23:22 

Санто:
Благодарен, Ванечка)
*
Опадает предзимняя рябь,
Оскудели аллеями парки.
Индевеет дорожная хлябь
Слабых звезд угосают огарки.

Солью в берег кидает волна,
Он сутулит озябшие плечи.
Скоро город накроет война
Омертвит и обезчеловечит.

Обездолит любую судьбу -
Разломает, обветрит, забросит.
Он бормочет стишок – бубубу
Прямо в горькую, голую осень.


Сан-Торас   30.01.2013 22:34

Ваня:
*
Будут годы шалело греметь,
Пятилетками сваи вбивая!
И мальчишки задористо петь,
Что- нибудь для страны добывая.

Море выплеснет пену на брег,
Холод, холод! Эпоха сырая!
Он уйдет.. Его памятный след
февралем, февралем заметает..
 

Рецензия на «Поэту» (Сан-Торас)

В основном о Пастернаке, Бродском, Ахматовой...
А вы выбрали непопулярного Эдуарда.
Уважаю.
Милая Лю   29.01.2013 01:00   •

Санто:
Нанетленил, экспромтнуф:))

*
Кто-то обездолен и обижен,
Кто-то незаслуженно забыт.
Падок до хвальбы и до престижа,
Современно скроенный пиит.

Но трудом Сизифа бутафорским
Занят камень, взятый напрокат -
Маяком сигналя маяковским,
И багрицким обагрив закат.

Жаль, что равнодушием охвачен,
Всяк пиит собой зафанател:
Не есенит, не зовет, не плачет,
Не жалеет тех, кто не допел.

И Геракл, в дверях стихоконюшни,
Чистя суррогатов апогей.
Руки опускает: Ох, как душно!
И кричит: Пошел ты нах Авгей!

Сан-Торас   29.01.2013 03:51

Рецензия на «Он бормочет стишок... бубубу» (Сан-Торас)

"Скоро город накроет волна,
Омертвит и обесчеловечит."

А пока.. Патефон у окна..
И пластинка, заезжена.. Встреча.
На пороге жена с узелком,
Черный хлебушек..
и черный вечер.
Бормотанье в согбенной ночи,
слов причудливость
вязью отметит..
не молчит, задыхаясь в тиши,
с болью сглатывает соль столетий.

Анисья Астахова   31.01.2013 00:00   

*

Он писал, задыхаясь в глуши,
(Революций бряцАнье, отметьте)
Антрацитом горели стиши,
Раскаляясь в дыму лихолетья.
Мне открыт его яростный дар,
Выхлест ярких фантазий из плена.
А забвенье – больней, чем удар
И подлей, чем живая измена.
Борзо-писцами нынче полна
Электронная сеть, что  шаланда
Огрубела словами страна
И звучит, как дворовая банда.
Продаемся? - всему есть цена,
Но не все измеряемо в мани.
С узелком, говорите, жена?...
И с повесткой на зону в кармане.
Не меняется исповедь лет,
Та же сущность от лжи до уродства,
И все так же задавлен поэт
Апогеем всеобщего скотства.

Сан-Торас   31.01.2013 00:56