к малой родине

               
Здесь по ночам такие звёзды!
Здесь на заре, как ожерелье, росы;
как мрамор белые берёзы,
из мрамора текущие в луга,
чтоб стать белее молока
и гуще сливок и сметаны
туманом,
таким же, как на небе облака.
Здесь, просыпаясь поутру,
я верил, что живу в раю.

Здесь солнце в образе стального колеса,
сминая грозовые облака,
катилось с небосклона за леса,
в которых не одна пила в руках
немецкого, венгерского,
из плена русского солдата
сломала зубья. Здесь ГУЛАГа
стояли вышки, как столпы
величия немеркнущей державы,
"в лучах своей сгоревшей славы".
Мы до сих пор, как окаянные,
тем пеплом посыпаем главы.

Здесь первая весенняя капель,
когда приходит ветреный апрель,
так весело, так по-сердцу стучит,
что хочется без передышки жить,
так жить, что хоть сейчас же умереть.

Здесь до небес черёмуха росла,
собою украшая полсела.
Кормила терпкой ягодою всласть.
Я – да и вся окрестная братва –
качались на её ветвях.
И никогда она и никому из нас
ни разу не позволила упасть
с небес в осоку.
Когда оставили мы отчий край,
она от одиночества засохла.

Здесь под черёмухою отчий дом стоял.
За стенкой фельдшер сельская жила,
родного брата моего отца
жена. Ей слала – что ни ночь – гонца.
Она, не мешкая, к больному шла
за надцать километров от села
в дождь, слякоть, стужу…
неся надежду бедному на чудо.
О скольких она, скорая, спасла
от смерти – и подумать страх!
Меня и моего отца…
Колючей непроглядной мглой
к утру вернувшись, чуть жива, домой,
снимая плащ или пальто,
она вздыхала – обошлось!
А утром вновь вставала в строй
и шла и шла в незримый бой
с недугами. Побед потерян счёт.

Здесь речка чёрная, как смоль,
между корней дерев течёт –
песчаный берег вперемешку с илом.
Ровесников моих она топила,
а я их всех спасал.
Меня же, как могла, она хранила.

Здесь молодость моя прошла:
за детством – юность.
Ушла, пайетка, за леса.
И вот сегодня вновь ко мне вернулась.