А Zinger и сегодня на ходу...

А  «Zinger» и сегодня  на ходу, не жалко ниток,
хотя пришлось бедняге быть зарытым в землю.
Он видел горести  и отступления убыток.
Пять месяцев скитаний семья искала кровлю,
по сёлам, где прошла фашистская орда. Зарудье
помнится живым кошмаром. Сожжёные дворы
чернее воронья, на пепелищах «правосудия»,
криницы захлебнулись смертельным криком детворы...   
А дальше были: Малин, тепло землянок; Кухары;
преддверие победы; и вырвавшая из беды,
шальная встреча…
     (Посвящается моему дяде – Василию Андреевичу Афанасенко-(1920-1974) лётчику истребителю, герою Второй мировой войны .

Гудел, кружась, над домом истребитель.
Вдруг сел на поле... К дому спешит гость.    
хромает, опершись на свою трость. 
И виснет суматохою родни,
скучающая по теплу обитель.
Опять зажглись весёлые огни!
И радость перехватывает горло.
Всего-то двадцать пять тому орлу!
Он улыбается,-  слезинка подвела…
Оглохший сквозь соседскую молву.
Впервые утешает:«- Жив сыночек!»
И  васильков цвет свежести в золу.
Сын маму утешает, как ребёнка!
Морщинки собираются на лбу.
«-Вот так и обозналась похоронка!»
Целует бережно и гладит голову...
«-Возьми паёк сестрёнкам»,- мнёт в руке.
И как же молодецки улыбается
та ямочка на выбритой щеке!
«-Не плачь, уже не долго им осталось…»   
«-Сыночек, сядь, поешь! Домой надолго?»
«- Сегодня вылетаем на Берлин.»
А в сердце мамы,- циркуля помолвкой:
вернётся ли живым любимый сын?!
 
Гудел, кружась над домом истребитель.
Бессонна суматохою родня.
Сорок четвёртый внёс тепло в обитель,
И ждал  с войны, дыханье затая…