***
окружности — от сферы,
отчуждение части от целого,
торжество дроби, потерявшей память о единице
— почему так грустно.
Еще в советско-союзном детстве
нас учили делиться,
— в том числе жилой площадью;
Болотная площадь,
отчуждаемая от столицы,
становится мертвой.
Нам завещали искать вторую половину,
ибо нет никакого смысла
— быть изначально целым.
Целое недвижимо
(слышите, опять этот вечный спор о недвижимости),
где нет небытия, нет жизни,
где нет пустоты, нет движения,
если комната твоя полна, зачем ты станешь куда-то идти
(а девушке непременно нужно куда-то уйти из дома)?
Единое вечно,
а человек —собака! —
должен освободить жилплощадь
рано или поздно,
ибо страна страдает от перенаселенности
(но не прекращает
призывать к размножению во славу ее).
Бездомность улиц,
забитых наглухо дряхлыми стенами и припудренными фасадами,
забитость униженных и слабость
— очередного косяка, очередной кривой рамы, очередной кривой рожи.
Наши основы не способны удержать нас,
дробь распадается,
где числитель, где знаменатель — не разберешь.
— Что еще можно смело и искренне
знаменовать в этом безвременьи и бездумьи?
Отлучение ада —
— иди в угол и стой,
пока не поймешь, в чем дело.
а лучи пронзают, выворачивают внутренности:
слишком жаркое солнце
высвечивает настежь,
не дает скрыть внутренний раскол.
Углы колен —
— прочь от треугольника,
стоишь и ждешь,
копишь злобу где-то за холодильником,
ближе к грязному плинтусу,
перпендикулярность полос на обоях —
— тщедушная геометрия детства, —
наказан, наказан,
никогда не быть больше целому,
никогда не бегать в райском саду
под ласковыми лучами,
жгут, жгут,
секут как плети адские
орудия пыток,
сдирают кожу с затылка.
Расходящиеся лучи улиц убегают,
уносят свой танец,
прячут тайну,
не рассказывают,
— где и во сколько встречаемся.
И всегда: один не приходит,
и линии разбегаются, как тараканы на ночной кухне,
куда ты босиком за стаканом воды,
— и не быть точке, не быть сходу, не сотрется начало, не избежать конца,
циркуль соскальзывает, рвет бумагу —
— куда прешь?
Сиди в углу,
— медитируй на очередного навального,
молчаливый рыцарь на посту,
хранитель остатка.
И всегда —
один не приходит
(думает: «кто-то кроме меня, пожалуйста»),
а другой не приходит — без потому что и всякой мысли,
и тот тоже, и этот, смотрите-ка!
— стерлись, стерлись линии,
куда идти.
20/07/13
Свидетельство о публикации №113072008066