Арм. восп. Ч. 10. День рождения

               

   
      Два с половиной месяца в Ставропольском крае и полтора месяца в Курганской области убирали зерновые, полтора – в Краснодарском крае вывозили с полей сахарную свеклу. Переоборудованные под грузоперевозящие, высокопроходимые с тремя ведущими мостами военные автомашины ЗИЛ-151 в жарких условиях непрерывной работы перегревались. Двигатели и другие агрегаты в результате многократных перегревов выходили из строя, ломались. Ремонтники их восстанавливали. Работали много. Зачастую – до изнурения. Особенно в Ставрополье, где в июле – августе редкие дни температура воздуха была ниже сорока пяти градусов. Работали под открытым небом. Форма одежды – пилотка, трусы и сапоги. Чумазые от смазочных материалов, загорелые от палящего солнца, они работали, работали, работали. Необходимо было как можно быстрее запускать сломавшиеся автомобили в работу на вывозку с полей прекрасного урожая пшеницы. На новгородских полях таких хлебов не бывает.

   Неизгладимые впечатления остались у Георгия от бескрайних полей зерновых культур. Ему впервые довелось наблюдать за уборкой пшеницы раздельным способом с урожайностью более 50 центнеров зерна с гектара. Налившиеся квадратные колосья толще пальца, длиннее авторучки, крепко сидели на мощных стеблях. Во многих колосьях он насчитывал более двух сотен огромных, душистых хлебных зерен. Стебли не большие, чуть выше колена, но валки скошенной хлебной массы огромные, не перешагнуть. И трудно представить: за всю уборку – ни одного дождя, не то, что на новгородчине, где, как утверждают старики, всевышний отводит всего две недели солнечной погоды на сенокос и две недели – на уборку урожая.

    К концу октября свеклу с Краснодарских полей убрали. Второго ноября, к вечеру, выдали солдатскую зарплату по три восемьдесят, а капитан Дуда им, новгородцам, под большим секретом сообщил, что, завтра Министерство Обороны и Министерство Путей Сообщения проводят совместные военные учения. Цель учений: отработка передислокации крупных воинских подразделений на большие расстояния железнодорожным транспортом. В девять часов утра комбат должен вскрыть конверт, в котором будут указаны наши конкретные действия. Железнодорожники подсказали, что со всей округи открытые платформы сегодня собирают и направляют на станцию Ея, что от них находится в трех сотнях километров. Видимо, там погрузка – и домой, в часть. Чтобы выглядело приближенным к боевой обстановке, всех их утром, около семи часов, поднимут по тревоге. Дадут два часа на погрузку имущества, а далее – трехсоткилометровый марш до стации Ея. По настоятельной просьбе ребят капитан  разрешил ремонтникам все инструменты, верстаки, запчасти и другие материальные ценности из полевого склада погрузить в летучки и грузовики заранее.

   Закончив погрузку, присели на перекур. В этот момент Санька Донецкий, подойдя к ребятам со своей неразлучной спутницей гитарой, нечаянно проронил:
 
   – Зарплата в кармане, а у Георгия сегодня день рождения. Что будем делать, новгородцы? У соседней станицы, на хуторе, одна бабка самогонку продает. Рубль за бутылку. И всего то! Завтра некогда будет. Видимо, поедем на погрузку. Так отправим гонца?

   – А почему гонца? – уточнил Алешка Елагин, и тут же предложил, – сядем сейчас в свободную летучку и махнем всей компанией. Офицеры и сержанты в станицу по девкам ударили, их до утра не жди, а летучка Коли Кукушкина свободная. Как Гоша?

   Георгий был польщен тем, что не забыли ребята про его двадцатилетие, одобрил предложение:
   – В машине – оба бака заправлены под завязку, времени – хоть отбавляй. За ночь успеем не только до хутора, до Кропоткина, или до самого Краснодара смотать. Сейчас я с Колей перетолкую.

   – Кукушкин давно в машине за рулем сидит, ждет попутчика… – уточнил Сашка.

   Сказано – сделано. Уже через пару минут огромная тяжелая летучка, грозно рыча, невидимой тенью проползла мимо условного КПП, где в тот момент никого не было, вырулила на станичную улицу. Сидя в салоне летучки с наглухо зашторенными окнами ребята испытывали некоторое волнение, надеялись, что на их машину никто не обратил внимания. Один поворот, второй, третий и стало ясно, что станица позади, а машина вырвалась на проселочный гладко накатанный тракт. Десяток минут езды по гладкой дороге, снова поворот.

   – С трассы на хутор свернул… – предположил кто-то из парней.

   Вскоре машина остановилась. Водитель, открыв снаружи дверь летучки, своим бодрым Вологодским говорком скомандовал:
   – Выходите, Православные! По одному. Не все сразу.

   – Коля, не богохульствуй… – выскакивая из машины в темноту, предостерег Георгий.
   – Какое может быть богохульство? – возмутился тот, – во первых:  мы на святое дело приехали, во вторых:  взгляни сюда и перекрестись.

   В глубокой темноте, невдалеке от машины просматривался силуэт здания с куполом.
   – Это церковь? Действующая?
   – Нет, это местная часовенка, – пояснил Николай, – стоит, как памятник. Сколько раз сюда приезжал, никогда около нее людей не видел.

   – А где бабуля? – летучей фразой из фильма «Операция Ы» уточнил Георгий.
   – Бабуля по другую сторону дороги живет. Сашка побежал к ней.

   На противоположной стороне дороги, чуть поодаль, виднелся небольшой хуторской домик-мазанка. Услышали Сашкин стук в дверь. На низком  крылечке, в две ступеньки, зажглась электрическая лампочка, затем появилась бабуля, осмотрелась. Сашка завел с ней разговор. До ребят доносились только отдельные фразы. Георгий нутром почувствовал, что у Сашки в разговоре с бабулей что-то не клеится.

   – Срываются у нашего дипломата переговоры. Надо спешить на выручку. Попробуем двойной тягой.

   С этими словами он направился к домику. Приблизившись, увидел, что на крыльце стояла совсем даже не бабуля, а розовощекая, с черными аккуратно причесанными длинными волосами, в полном расцвете сил, кубанская казачка лет сорока.

   – Гляньте, люди добре! Ще один в погонах идэт. Враз обоих помэлэм з прыступочкыв.

   Георгий уловил, что эта фраза адресована ему. Здесь, прикидывает, нужен иной подход, чисто деревенский.

   – Такая симпатичная, а я бы сказал, красивая женщина и так нехорошо на молодых ребят: «помэлэм з прыступочкыв». Здравствуй, хозяюшка. Мир дому твоему… – скороговоркой произнес Георгий.

   – Вот з того и начинать трэба, а то – «самогону, самогону». Нет у меня самогону. Откуда будете то?

   – Мы, хозяюшка, – продолжил Георгий начатый разговор, – солдаты. Помогаем вам урожай убирать. Завтра уезжаем, а у меня – день рождения. Двадцать лет исполнилось. Такое событие не каждый день бывает. Надо отметить. Может быть, у Вас что и найдется? В магазин за такими покупками нам запрещено ходить. Выручайте.

   – Я спрашиваю, откуда будете?
   – Он, – Георгий указал на Сашку, – из Донецка.
   – Понятно. А ты?
   – Я – из Новгорода.

   – Сразу видно, что хохол… – заключила хозяйка.

   – Ни какой я не хохол, – возмутился Георгий, – Вы Новгород, что под Ленинградом, знаете?
   – Новгород? Под Ленинградом? Не знаю.

   Георгий, конечно, был поражен знаниями географии, да и истории у собеседницы, но на конфликт идти было нельзя. Высказал обратное:

   – Не беда, что раньше не знали Новгорода, зато сейчас узнали, что есть такой областной город. И живут в этом городе никакие не хохлы, а чисто русские люди. Вся Русь начиналась с Господина Великого Новгорода. Так у Вас что-нибудь найдется? Деньги у нас есть. Заплатим, сколько скажете.

   Казачка призадумалась, уточнила:
   – Так вы не из милиции?
   – Какая милиция?! Солдаты мы.

   – Топерь поняла. Погодьте трошки на прыступочках… – промолвила хозяйка и удалилась за дверь.

   – А зачем Трошку ждать? Сама не торгует? – не понял Георгий.
   Сашка неслышно рассмеялся, пояснил:
   – Трошки – это не имя. По-ихнему это означает: недолго, маленько.
 
   С затаенным дыханием, оставшиеся у машины, ребята вслушивались в разговор. Наконец поняв, что переговоры с казачкой завершаются в их пользу, приблизились. Сашка приложил палец к губам, дал понять, чтобы не шумели. Вскоре вышла хозяйка, подала Георгию литровую банку с напитком.

   – Испробуйте. Это у меня свое домашнее молодое вино.
   Отпив несколько глотков, передал банку кому-то из ребят. Вино, довольно приятное на вкус, было совершенно не похожим на магазинную бормотуху.
   – Отменный вкус! Напиток богов! – заключил он, и зачем-то уточнил, – а сколько градусов?
   – Не знаю. Понравилось? Тогда еще принесу.

   Банка прошла по кругу, а хозяйка тем временем вынесла трехлитровый эмалированный бидончик и граненый стакан.

   – Пробуйте, солдатики. Этого вина у меня много, а пить некому. Да садитесь вы на приступочки, не стесняйтесь. Я сейчас и закуску принесу.

   В качестве закуски на крыльце появились яблоки, какие-то фрукты – толи абрикосы, толи персики, может быть и те и другие. Георгий и сейчас их между собой не особенно различает, а в то время только и понял, что они были неимоверно вкусные, во рту таяли сами.

   После первого бидончика на крыльце появился второй. Сашка принес из машины четвертушку медицинского спирта, пояснив, что за этот трофей местный парнишка выпросил у него самодельную радиолюбительскую приставку, через которую Сашка вечерами хулиганил в местном эфире с непонятным для остальных ребят  позывным «Бомбей из Кропоткина». По всеобщей просьбе, теперь уже крепленого (со спиртом) вина, пропустила и сама хозяйка. После чего она оказалась неуемной собеседницей, всё щебетала и щебетала. Даже говорить она стала чисто по-русски, без местного акцента. Узнав, что зовут её Оксаной, Сашка виртуозно перебрал пальцами по струнам гитары и запел своим прекрасным бархатным голосом:

           Оксана, Оксана. Я голос твой слышу.
           Мне ветер родной с Украины донес
           Я слышу, как стонет нескошенный колос
           И вижу глаза твои полные слез…

   Дослушав песню до конца, растроганная хозяйка, смахивая нахлынувшую слезу, удалилась, а через минуту вынесла на крылечко третий бидончик, а к нему – три бутылки «чачи из буряков».
 
   Несмотря на все уговоры, за вино денег не взяла. За самогонку – Алешка Елагин почти насильно сунул ей в карман халата свою трехрублевку.

   – Санек, что-то тебя на тюремные песни потянуло, – подметил Кукушкин, – давай что-нибудь повеселее, нашенское.
 
   Не дожидаясь вступительных аккордов гитары, он, во всю мощь своего голоса запел «Расцветали яблони и груши», ребята подхватили напев, и по бескрайним Краснодарским полям дружным эхом полилась песня, за ней вторая, третья. Во время веселья пробовали крепкий и вонючий до ужаса напиток «из буряков», запивали ароматным вином, закусывали фруктами. Прелесть! Красота!

   Вскоре, откуда-то из глубины хутора донеслись звуки веселой гармошки, а вместе с ними и песня:
            Хвастать, милая не стану
            Знаю сам, что говорю
            С неба звездочку достану
            И на память подарю.

   – Мишка-гармонист на прогулку вышел, – пояснила хозяйка, – сейчас весь хутор на ноги поднимет. Сюда идет.

   Действительно, песня приближалась, а через минуту из-за угла появился и сам гармонист, мужичок лет сорока пяти, невысокого роста. Он так лихо, с крутыми переборами, наигрывал на своей, видавшей виды, гармошке, что солдатские сапоги у Георгия сами в такт музыке стали притопывать по земле.

   – Привет, Ксюша! – не переставая играть, поздоровался гармонист, – а я слышу, гости у тебя. А какие могут быть гости без гармошки!

   – Да, вот, племянник, – она указала на Георгия, – в Армии служит! Проездом со своими друзьями на минуточку заскочил.
   – Федькин, что ли?
   – Нет. Ванькин. Двоюродного брата сын. Да помнишь Ваньку, который в Ростове живет?

   Гармонист, явно никакого Ваньку не помнил, но в знак согласия кивнул головой и как-то лихо вздернув плечами, допел свою удалую песню до конца, быстрым движением поставил гармонь, одной рукой обнял хозяйку, второй – ущипнул её за мягкое место.

   – Чо лезешь, черт окаянный?! – взвизгнула Оксана, – может, выпить хочешь? Так и скажи.
   – Не откажусь!

   Михаил приблизился к ребятам, поздоровался с каждым за руку. Георгия дружески похлопал  по плечу. Сам взял на крылечке стакан, наполнил до половины напитком «из буряков», выпил, крякнул, схватил гармошку, заиграл и запел веселую, известную всем песню. Ребята подхватили напев.

   Еще не закончилась песня, а к собравшейся компании подошли несколько человек, за ними еще и еще. Даже ребятишки, дошколята, откуда-то появились, которые, как известно, в деревне спать рано не ложатся. Как Оксана и предполагала, собрались все жители хутора. Мужичков, кроме солдат, было только двое, включая гармониста.

   В одно мгновение весь хутор узнал, что к Оксанке заехал двоюродный племянник, радовались за нее. Женщины, что постарше сетовали, что к ним даже сыновья из города по году не приезжают, а Ксюхе сегодня повезло – к ней племянник, даже двоюродный, хоть на минутку, но заскочил. Хозяйка, поняв, что ее выдумка удалась, подлила масла в огонь, объявила, что племянник к ней заехал не просто так, а в связи с хорошим событием – ему сегодня исполнилось ровно двадцать годков.

   Георгия поздравляли с Днем Рождения совсем не знакомые ему люди. Было как-то и неудобно, и в то же время приятно. Принимая поздравления, он ничуть не обижался на хозяйку, которая представила его в роли племянника. Видел, как искренне ей завидуют соседки. «Племянник, так племянник, – рассуждал он, – от этого никому нисколько не станет хуже, а жителям этого далекого хутора разрядка нужна. Пусть повеселятся после тяжелых летних деревенских работ. Главное – причина подходящая».

   Песни, пляски, снова песни. Откуда-то появился стол. Женщины уходили (на минутку), приносили бидончики своего молодого вина, некоторые – напиток «из буряков» в бутылках. Появились на столе яблоки различных сортов, какие-то фрукты. Такого изобилия вина и фруктов на одном столе, Георгию, да и многим ребятам, до той поры еще не приходилось видеть. Их угощали, они пробовали, нахваливали. На вопросы, чье вино вкуснее (чтобы не обидеть соседок) нахваливали каждое. Утверждали, что каждое вино хорошо по-своему. У каждого вина свои достоинства. Недостатков у принесенных вин не было.
 
   Изрядно захмелев, Мишка под гармонь принялся исполнять озорные частушки. Как опытный исполнитель озорных песен он, после каждой частушки, проделывал на гармошке лихой проигрыш с переборами, давал время посмеяться, затем запевал следующую. Каждая из частушек вызывала очередной веселый взрыв смеха. Одна из женщин вышла плясать, тут же образовался круг. В круг ребята вытолкнули Георгия.

   Что может быть веселее пляски с частушками! Получается довольно забавно: кто кого перепляшет, и кто кого перепоет. Любил Георгий в молодости плясать, но многие известные ему самые крутые частушки почему-то в такие моменты вылетали из головы. С уверенностью предполагая, что он перепляшет напарницу, пару частушек Георгий в таких случаях оставлял под самое завершение, чтобы выйти в победители красиво. Он был уверен, что из всего множества пропетых куплетов и частушек в памяти всех присутствующих останется одна, последняя. Ребята помогали ему, как могли. В нужный момент подсказывали. После удачно пропетых – устраивали взрывы веселого смеха. И на этот раз получилось красиво. Уловив момент, когда последняя женщина устало, запыхавшись, уже без перепляса, пропела какую-то посредственную частушечку про курицу и повернула на выход из круга, он, ухватив и придерживая её за руку, ловко отбил сапогами по звонкой земле очередное колено, пропел:

               Пошла плясать
               А сама боится
               У татарина в штанах
               Что-то шевелится.

    Раздался оглушительный взрыв смеха и аплодисменты не только ребят, а и всех собравшихся. Больше других победу «своего племянника» выражала Оксана.

   Уже далеко заполночь одна из соседок объявила, что «ресторан» пора закрывать. Причина понятна: солдатам пора уезжать в часть, а всем хуторянам и хуторянкам утром нужно рано вставать. Как говорится, делу – время, потехе – час. Все собравшиеся её поддержали, забрали с собой гармониста, стол, пустые банки и бидончики, удалились по домам. Ребята выпросили у хозяйки «чачи из буряков» еще на одну трешку. Принесла. Деловито окинула взглядом крылечко – всё ли убрано, попрощавшись, скрылась за дверью, а вскоре и выключила на крыльце свет. На хуторе как-то разом всё стихло.

   На обратный путь Сашка забрался вместе с новгородцами в летучку. Взревел мощный двигатель, а из настежь открытой двери летучки над засыпающим хутором понеслась песня:
              Спят курганы темные
              Солнцем опаленные
              И туманы белые
              Ходят чередой.
                Через рощи синие
                И поля зеленые
                Вышел в степь донецкую
                Парень молодой…

   Никто не сможет сказать, сколько времени они ехали. Вдруг, как-то неожиданно машина остановилась. Услышали голос водителя:

   – Ребята, я думаю, что заблудились мы. В этой степи все дороги одинаковые. Куда ехать, не знаю. В наших, Вологодских, лесах проще дорогу отыскать, нежели в этой мертвой степи. Вылезайте, будем по звездам определяться.

   Все невольно опешили. Кто мог предположить подобное? Вышли из летучки. Чтобы лучше присмотреться, водитель выключил освещение, заглушил двигатель. Воцарилась неимоверная ночная тишина. Ни единого постороннего звука. Не по-осеннему теплый воздух недвижимо повис над степью, как бы оберегая окружающих от чего-то неведомого, известного только ему одному. Вдыхаемый полной грудью ночной аромат Краснодарских полей блаженно разливался по всему телу. Небо, одетое в торжественное черное платье, сплошь усеяно сверкающим бисером звезд, которые в своих сочетаниях создавали причудливые, неизвестные новгородцам южные созвездия. Яркий, но совершенно не дающий света месяц в неестественной турецкой позе рожками кверху, как бриллиантовый амулет, украшал праздничный наряд бескрайнего глубокого неба.

   Невольно для себя, Георгий как бы растворился в окружающем пространстве. Любовался, наслаждался и наслаждался фантастической тишиной, ароматом полей. Невольно нахлынули мысли: «А что довелось видеть и испытать ему за минувший огромный, как тогда казалось, период жизни? Голодное послевоенное детство? А всё детство самопроизвольно связывалось с роковым 1952 годом, когда скоропостижно скончался отец, оставив на руках матери четверых малышей. Старшему – двенадцать, младшей – три года. Наибеднейший колхоз, где приходилось работать, работать и работать. Работать всем. Лично ему –  с семи лет, после окончания первого класса. Без всякой оплаты. За трудодни, или как их называли «за палочки», на которые в конце года колхозу выдавать было нечего. А еще налоги. Чтобы их заплатить, всей семьей, по пояс в глубоком снегу, из года в год заготавливали дрова для местной пекарни, для школы, для продажи в город. Мать вынуждена была тянуть из последних сил, чтобы они, на фоне других деревенских ребятишек, не выглядели «босоногой безотцовщиной». Для этого всем нужно было работать, работать, работать. Старший, окончив в пятьдесят четвертом семилетку, по случаю, устроился в Боровичах на курсы электриков, а через полтора месяца «перешел на свои хлеба». Его приняли в бригаду электромонтеров, которая занималась электрификацией населенных пунктов близлежащих районов. А у них, двух средних братьев, после окончания школы голодные, но по-своему прекрасные незабываемые юношеские студенческие годы. Далее – Армия.

   За двадцать лет: работа и учеба, учеба и работа. Так в чем же состоит смысл всей нашей жизни? В учебе и работе? Нет, это слишком просто. Может быть в служении Отечеству? (Как им сейчас пытаются втолковать). Тоже не подходит. Отечеству он добросовестно отслужит положенные три года и баста. А если взглянуть с иной стороны? Вот здесь в Армии, подавляющее большинство солдат имеют за плечами по семь классов, некоторые школу и ПТУ, отдельные (как они) – техникум. А ведь только благодаря полученному образованию к ним относятся более почтительно. Совсем редко встречаются ребята с высшим образованием. К ним – уже особое отношение. И правильно. Не каждая голова может осилить такую массу сложнейших наук. Лично Георгию учеба давалась без особого труда, без излишнего напряжения. После Армии обязательно нужно поступить в Ленинградский сельхозинститут, выучиться на инженера-механика. Сейчас от одного слова «инженер» мурашки по коже пробегают. Это звание надо будет заработать учебой. И как же всё чудно переплетается: по большому счету учеба – это тоже изнурительный труд, значит, работа. Чудно. В чем бы смысл жизни ни состоял, на обозримое, ближайшее будущее в первоочередном порядке нужно планировать институт. Выучиться, стать инженером-механиком, а там видно будет…

   Главное, чтобы в дальнейшем не опошлили это высокое звание инженера, как в настоящее время опошляется звание механика. В их колхозе, к примеру, механиком работает бывший тракторист. Знает технику, умеет организовать дело,  нос задран кверху как у матерого гуся, а образование – с гулькин нос. Поэтому и отношение механизаторов к нему далеко не лучшее. Председатель колхоза имеет высшее образование, значит ближайшие его помощники – специалисты, как минимум  должны иметь средне-специальное. Вообще-то колхоз – это не показатель. Лично у Георгия к его «родному» колхозу отношение сложилось своеобразное, про него вслух нельзя говорить. Дело в том, что его дед со своими сыновьями колхозу отдали всё нажитое: ухоженные поля, трех лошадей, четырех коров, пасеку в три десятка ульев, сельхозинвентарь, сбрую, свою свободу. Взамен получили нищету и  работу неизвестно на кого, с рассвета до заката, потеряли здоровье. У матери, начиная с тридцать девятого года, практически не было ни одного выходного дня»…

   Георгий не мог понять, почему он только сегодня смог разглядеть вот этот чудесный и чудной мир, испытать миг блаженства. Может быть, этому помог «Его Величество Случай», который неожиданно свел его с простыми, как он и сам, деревенскими людьми, привыкшими и горе, и час радости делить со всеми. Проведенный на хуторе вечер, нарядное черное, усеянное бриллиантами Краснодарское небо, аромат невидимых бескрайних полей – всё слилось во что-то единое, прекрасное. В душу закрадывалась тоска оттого, что он не может, ему просто не дано, отобразить этого внутреннего состояния, как удается сделать поэтам, писателям, художникам.

   Ребята тоже очарованные и завороженные неописуемой, ранее неизвестной красотой осенней южной ночи, молча, стояли, как в  ином мире, с наслаждением вбирая в себя живительный аромат убранного хлебного поля. Георгий поймал себя на мысли, что за такие вечера и минуты, готов еще и еще раз переносить все тяготы и невзгоды этой нелегкой жизни. К сожалению, подобные минуты приходят не часто. Лично ему – впервые за двадцать лет. У кого-то из ребят, видимо тоже непроизвольно, вырвалась известная фраза стихотворения:

                Тиха Украинская ночь…

   – Вот еще один Новгородский хохол объявился, – прервав минутную тишину, съязвил Сашка, – Георгия казачка хохлом обозвала, а Алешка сам в хохлы напрашивается. Вот так компания!... Мужики, определились по звездам: где Север, где Юг?

   – Нет, Санек, в этом небе не наш планетарий, – за всех откликнулся Коля Кукушкин, – садись-ка лучше ко мне в кабину, развернемся, поедем обратно. Вдвоем быстрее дорогу отыщем.
 
   Предложение Николая ребята одобрили, направились к машине, а Георгий всё никак не мог оторваться от замысловатых нарядных созвездий, сияющих в черном Краснодарском небе.