Пейре Видаль в старости. Из Эзры Паунда

                Это слова Пейре Видаля,
                прославившегося безумием на весь Прованс;
                о нём рассказывают, что он сошёл с ума,
                уподобляясь волку из-за своей любви
                к Лобе де Пуэйнаутьер,
                и его травили собаками на горах Кабарет
                и принесли его замертво в жилище
                Лобы (волчицы) де Пуэйнаутьер,
                где она и её супруг излечили его и приветили,
                и он провел некоторое время у них при дворе.
                Он говорит:

Припомнив мёртвые былые дни,
Манящие великолепным бредом,
Я проклял мощь мою,
Располагавшую к победам;
За мёртвым в небесах
Глумящееся солнце следом.

Видаль, опомнись, из глупцов глупец.
Царь-волк, могуч ты был в расцвете лет,
Оленей гнал ты в зарослях ольхи,
Искусными жонглёрами воспет;
Не успевал простыть передо мной
Олений след.

Я был грозой для серых волчьих стай,
Но как оленья кровь не горячит
Рать белую зубов и пурпур губ,
Гораздо горячее вкус обид
От гордой доны де Пуэйнаутьер,
Но быстротечный век не помрачит

В душе Видаля голубую ночь.
Как был глубок пурпурный небосклон,
Глубок и ясен, Боже; в звёздах весь
Хрусталь небес; не приближался сон,
Редчайший гость, ко мне; благодарю
Святых за бденье, как велит закон

Глупцу, который бодрствовал средь мальв;
Как ветвь, знаменовавшая весну,
Над Роной Лоба близилась в тиши,
Одетая в зелёную волну
Из шёлка, затаившего едва
Обворожительную белизну,

Завоевав меня, завоевав!
Моя волчица молча шла ко мне.
Слова? Но для чего любви слова?
Любовь пылает молча,
Как и судьба молчит в своей броне,
И всё, захватывая, отдаёт.

Прелестной смерти я принадлежал.
Она белее мрамора гробниц.
Уже последний вздох мне угрожал,
Когда сподобился увидеть я
Наполовину в ножнах сей кинжал,
Который тотчас весь был обнажён.

Она смеялась над моим клинком,
А я, царь-волк, был к ней одной влеком.
Неужто красоте распад знаком,
И женщины седеют в ходе лет?
Затравлен волк Видаль, избит он в кровь,
Но восторжествовал, в конце концов.

Несущийся всегда за мною следом,
Будь проклят, солнце, твой глумливый смех.
Беглец, в лесах гонимый диким бредом,
Принять меня готов за ветхий дуб,
Хоть я терял когда-то счёт победам.

А кто слыхал о подвигах моих?
Их повторить не смеет жалкий сброд.
Едино пламя и едина плоть!
Куда вам, скряги, до моих щедрот.
И до подобной славы не земле,
Где прозябанье – вечный ваш оплот?

Не может подражать мне хилый век,
Личинами вы дразните меня,
Смеётесь вы над ветхостью моей.
Послушайте смех моего огня,
Чей пепел я теперь.

Ах, Кабарет! Опять холмы твои.

Прочь руки!          (Нюхает воздух)
        Я горячий чую след.

                (С английского)