Память глины

Когда я собираю черепки
разбитого старинного кувшина,
я собираю памяти куски
и осязаю сквозь тепло руки
призывное дыханье глины.
О, как она пьянела на кругу
от золотых твоих прикосновений,
гончар, и превращалась на бегу
то в желтую кувшинку, то в оленя.

Я видела: ты с глиной был на «ты»,
ты оживил слезами ее тело,
и обнаженным до последнего предела
сияло совершенство красоты.

Вели кувшин за ручку из огня,
пульс щупали и слушали, как бьется,
и чаркою размахивал три дня
потом гончар у красного огня,
кричал: «Он никогда не разобьется!»

Я чувствую: его в своих руках
держать любила женщина. Мужчина
с улыбкою хмельною на губах
любил касаться этого кувшина.


Кувшин терпел и холод, и жару,
любую ношу он носил с любовью,
от родника шагая поутру,
он волновался всей своею кровью!

Его поставили в горшечный ряд,
и он решил держаться просто, скромно,
и вдруг почувствовал:
как будто он разъят,
что в шея в язвах
а бока горят,
и понял он: в него вливают яд,
как мед густой,
но черный, черный, черный!

Как со скалы, он вниз сорвался
с полки -
остались от него
одни осколки!

Когда я собираю черепки
разбитого старинного кувшина,
я собираю памяти куски,
я восстанавливаю память глины.