Абдула Даганов - Последний визит

Из аварской поэзии:

Абдула ДАГАНОВ,
народный поэт Дагестана

ПОЗДНИЙ ВИЗИТ

(Поэма)

На Кавказе вновь лето в разгаре –
Раскаляется солнечный круг.
И влечёт меня сердце недаром
В этот край, где сияет Машук.

Столько разных легенд и сказаний
Шепчут листья шуршащие мне…
Но одно только сводит дыханье,
Когда слышу его в тишине.

У подножья горы знаменитой,
Где столетья летят, не спеша,
Скорбь о русском поэте убитом
Ранит сердце больнее ножа.

Не шумите у этой могилы,
Не шутите на этой скале,
Ведь горячая кровь не остыла
В этой многострадальной земле.

На заре своего восхожденья
Был он пулею злобной сражён –
Принял вызов судьбы без сомненья,
Хоть за то был на смерть обречён.

За правдивые строки поэта
Не щадила дурная молва.
Стал он жертвою лжи и навета,
Но свои он не прятал слова.

В наказанье за правду и смелость
Был он брошен царем на войну,
Что тогда на Кавказе кипела,
Будоража большую страну.

Он покинул родные пределы,
Хоть о них лишь в изгнании пел.
Что же жребий злосчастный наделал!?
Как он много сказать не успел!
Воспевал он красоты Кавказа,
Дагестана полдневный простор.
Никого он не предал ни разу
И покой свой нашёл среди гор.

Среди пушечных залпов и дыма,
Среди сабель шальных и огня
Он писал об Отчизне любимой,
Царский трон во всех бедах виня.

Не утих его голос строптивый,
И не канул, как камень в реке.
Образ жизни военной бурливой
Отпечатался в каждой строке.

Времена были злы и жестоки,
Но поэт не боялся огня,
Выводил он бессмертные строки,
В сердце преданность долгу храня.

Зря считали тупые вельможи,
Посылая его на Кавказ,
Что писать он там больше не сможет –
Не смолкал его праведный глас.

Был певцом он Отчизны безбрежной,
Изнывавшей под гнетом царя.
Подарил он народу надежду,
Что взойдет над Россией заря.

В те суровые давние годы
Вся Россия томилась во тьме.
О свободе мечтали народы,
Изнывая, как будто в тюрьме.

И пока наслаждалась балами
И приемами светская знать,
На Кавказе полки за полками
Шли за странную цель воевать.

И на этой войне бесполезной,
Столько юных и честных людей
Умирало от ран и болезней
Вдалеке от Отчизны своей.

* * *
На Кавказе вновь солнце сияет,
Но людей не мелеет река –
Отовсюду сюда приезжают,
Чтоб к подножью прийти Машука.

С пьедестала поэт знаменитый
Смотрит на вереницу людей,
Будто бы он живой, не убитый
На дуэли проклятой своей.

А дубы и столетние ели,
Что застыли здесь, как на посту,
Не свидетели ли той дуэли,
Расстрелявшей в упор красоту?

Полтора уж столетья минуло
С рокового и страшного дня,
Но, мне кажется, чёрное дуло
Направляется снова в меня.

Я стою под ветвистою кроной,
Слушая, как шуршит ветерок...
А под этой зелёной короной
И поэт ведь однажды быть мог.

И печаль разрывает мне душу,
Заползая, как чёрный туман...
Почему он друзей не послушал
И поверил в ничтожный обман?

Не пойму – то ль рассвет, то ли полдень?..
Тихо так в этом грустном лесу.
Здесь я каждую ветку запомню
И в печальной душе унесу.

Иногда слышу птиц щебетанье,
Что сидят над моей головой,
И порой ощущаю дыханье
Я истории даже самой.

А о чём эти птицы дневные
Свой негромкий ведут разговор?..
Их пугают дожди проливные
Или гром, что гремит среди гор?
Знает только Машук величавый
Все ответы, да только молчит...
От своей бы отрекся он славы,
Лишь бы Лермонтов был не убит.

На плечах его бурка лесная
Развевается в зной и мороз,
Но от горя она не спасает
И не высушит каменных слез.

Ведь Машук вспоминает то время,
Когда в ранний предутренний час
Зазвенело холодное стремя
И, как будто бы вздрогнул Кавказ.

На поляне расседланы кони,
Секунданты стоят в стороне...
Ветер тучи огромные гонит
В наступившей на миг тишине.

И шагают навстречу друг другу
Дуэлянты, как будто враги...
И никто не протянет к ним руку,
Чтоб отнять пистолет из руки.

Чьё, скажите, злословье пустое
Их на этот пустырь привело?..
И никто не сказал им: «Не стоит
Умножать на земле  этой зло».

Мое сердце в груди застучало,
Словно мог я им чем-то помочь...
Жизнь уже не начнётся сначала,
Смерть внезапно наступит, как ночь.

Кто они, эти парни лихие,
Что их в наши края привело?..
Отчего их сердца молодые
Ненависть накопили и зло?

Сыновья безграничной России,
Что их выслала в горный наш край,
Отличались отвагой и силой –
Только всё же дуэль – не игра.

Кто же выслал большого поэта?..
Царь российский простить не сумел
Ему правды и выслал за это,
Чтоб иных не наделал он дел.

«Смерть поэта» – великие строки,
Раскалённые, словно свинец!
В девятнадцатый век – век жестокий
Кто-то их произнёс, наконец!

И у пушкинской ранней могилы,
Когда слезы туманили взгляд,
Прозвучали слова Михаила,
Как тревожный и громкий набат.

Про надменных потомков, про подлость
Их, прославленных ею отцов...
Юный Лермонтов смело и гордо
Бросил им обвиненье в лицо!

И за это поэт поплатился,
Хоть он был ещё молод совсем,
На Кавказе у нас очутился
Он на радость завистникам всем.

Грохотали здесь царские пушки
И рекой текла горская кровь!
Только Лермонтов также, как Пушкин,
Нёс к Кавказу святую любовь.

Злобных сплетен змеиное жало
Не давало покоя ему...
Думал царь – от удара кинжала
Упадет он и канет во тьму.

Но Кавказ мой, суровый и сильный,
Его принял здесь не как врага,
А как будто любимого сына,
Чья судьба ему так дорога.

Не кинжал и не пуля кавказца
Раскроила поручику грудь...
Надо было ему тех бояться,
Кто тайком перешёл ему путь.

Он пленён был горами Кавказа,
Душу горца в стихах он воспел...
И его полюбили все сразу,
Ведь поручик был честен и смел.

Зазвучал на вершинах однажды
Той поэзии страстной родник...
Из него утоляем мы жажду,
Ищем истину мы среди книг.

Но недолго идиллия длилась –
Шёл по следу Мартынов уже...
Неуёмная злоба светилась
В его тёмной и жёсткой душе.

Стычка в клубе иль пьяная ссора?..
Или просто случайный подвох?
Только лязгнули глухо затворы,
Алой кровью забрызгался мох.

Сколько выстрелов здесь прогремело?..
Сколько славных певцов полегло?!
И горянка, увы, не сумела
Белой шалью взмахнуть, как крылом.

Сколько светочей славных погасло,
Сколько остановилось сердец
На высоких предгорьях Кавказа,
Где дождём проливался свинец?!

И в любимом моём Дагестане
Сколько было убито певцов?..
Если всех называть я их стану,
То устану, в конце-то концов.

Был Махмуд, наш певец незабвенный,
Злобным выстрелом в спину сражён
Лишь за то, что писал откровенно
О любви и достоинстве он.

Как сражённое молнией древо,
Он свалился на землю ничком...
От его благозвучных напевов
До сих пор у меня в горле ком.

Кто-то глаз своих зорких лишился,
Кто-то – губ, что солгать не могли.
Кто – богатства, кто чести, кто жизни,
Кто-то – даже родимой земли.

И в суровых сибирских просторах,
Что от нас далеко-далеко,
Вспоминал он родимые горы
С неизбывной и нежной тоской.

Из-за жгучих стихов высылали,
Что народ призывали к борьбе.
Из-за яростных строк убивали
Всех, что вызов бросали судьбе.

За любовь убивали и веру,
За идей новых призрачный дым...
Только преданы люди безмерно
Убиенным поэтам своим.

* * *
На лесной изумрудной лужайке
Вьются бабочки и стрекоза...
Здесь от зноя полдневного жарко
И слипаются даже глаза.

В полусне я опять чётко вижу
Этих двух дуэлянтов шальных,
Что подходят всё ближе и ближе
И не видят, как мир весь притих.

Моё сердце из мрака столетий,
Как безумное, гулко стучит:
«Бросьте, люди, свои пистолеты,
Для вражды нет серьезных причин»!

На губах Михаила улыбка
Легкой тенью мелькает, увы...
Он не знает, что эта ошибка
Будет стоить ему головы.

Горный воздух набрав полной грудью,
Распахнул свой армейский мундир...
Может быть примирение будет
И не вздрогнет от ужаса мир?
На Мартынова смотрит он ясно
И пытается даже шутить...
Неужели никто от несчастья
Не сумеет его защитить?

Но Мартынов, увы, непреклонен
И не хочет он мира ничуть...
Первый выстрел раздался на склоне –
Только в воздух, а вовсе не в грудь.

Это выстрелил Лермонтов первым,
Лишь чинару он ранил слегка...
Но от этого выстрела нервы
Всё же сдали у злого врага.

И второй выстрел грянул внезапно,
Как удар из предательской тьмы...
Свежей крови и пороха запах
Слился с запахом мокрой листвы.

... Если бы в то мгновенье чинара,
Как платком, своей кроной густой
Защитила, как мать, от удара,
Пуля б дура прошла стороной.

Обнялись бы тогда дуэлянты,
Посмеялись над ссорой своей.
Не лишила бы смерть нас таланта
И не осиротила людей.

И захлопали б листья в ладоши,
Зачирикали б птицы в листве
От такой бы развязки хорошей...
Но она – лишь в моей голове.

Потому что Мартынов не дрогнул,
С Михаила пример он не взял…
Посмотрел ненавистно и строго
И курок до упора нажал.

И качнулся поручик устало,
Вдруг, как светоч, мгновенно угас...
Ах, какого поэта не стало!
Плачь Россия и ты плачь, Кавказ!

И нахмурились чёрные тучи,
Зарыдали от смертной тоски...
Роковая печальная участь –
Русский гений от пули погиб!

И склонился Машук над поэтом,
Как раздавленный горем отец.
И чабан, что услышал об этом,
Позабыл в этот миг про овец.

Лишь Мартынов и не растерялся –
На гнедого вскочил жеребца
И, как можно быстрее, помчался,
Маску боли срывая с лица.

Я стою на проклятом том месте,
И сжимается сердце в груди –
Здесь погиб узник правды и чести
И никто его не защитил.

Ни друзья, ни чинара большая,
Та, в которую выстрелил он...
Может быть, иногда вспоминает
Она пули единственной звон.

Сбив случайно зеленую ветку,
Эта пуля ушла в небеса...
А другая попала в поэта,
Чтоб закрыл он навеки глаза.

Роковым стал тот выстрел прицельный,
Он не только поэта убил –
Всю Россию он ранил смертельно,
Миллионы сердец поразил.

... Из автобуса люди выходят,
Нескончаем их вечный поток...
Хоть поэзия нынче не в моде,
Русский гений, ты не одинок.

Никогда не бывает безлюдно
На могиле печальной твоей.
Сколько знает тебя, сколько любит
На планете хороших людей!

И старуха здесь местная прытко,
Кажется мне, совсем неспроста
Продаёт всем приезжим открытки,
Чтобы помнили эти места.

Всё меняется – люди и время...
Неизменно лишь Слово одно.
Воспарило над всем и над всеми
И застыло в граните оно.

Улыбается Лермонтов снова,
С высоты глядя, молча, на нас.
Знает он, что не пуля, а Слово
Покорило немирный Кавказ.

И в ответ я ему улыбаюсь,
Мол, прости, друг, за поздний визит...
Знаю я, что, когда я покаюсь,
Он мне эту оплошность простит.

Перевод с аварского
Марины АХМЕДОВОЙ-КОЛЮБАКИНОЙ