Комета

Я смотрел на женщину, жадно облизывающую мой палец, расположившую свое обнаженное тело подле меня в этот вечер. В ее глазах Помпеей полыхал порок, порожденный интеллектом, страдание от осознания своего падения доставляло ей невероятное удовольствие, смешанное с отвращением, что придавало мимолетному греху особый, терпкий вкус забродившего грейпфрутового сока. Мы были в этом похожи, но рознились тем, что в ее голове штормом Черного, как ее волосы, моря бились о скалы чувства, мне незнакомые. Я же относился к нашим распутным шалостям, как к научному эксперименту, – с холодным пристрастием, с желанием получить удовлетворение от своей работы, и, акцентировав внимание на последней части мысли, высвободил указательный перст из плена ее пухлых бледных губ и, поведя им по трепещущему телу, вник в нее, почувствовав, как наполняется кровью член. Она же тихо стонала, с жаждой и подобострастием смотря в глаза, просила безмолвно, чтобы я ее взял, отымел, как портовую шлюху на субмарине. Я улыбнулся в ответ и влепил ей хорошую пощечину, она взвизгнула, но утопила крик в моей ладони, раболепно целуя ее, переворачиваясь на живот. Обросив взглядом ее нежно омываемые пламенем свечи грациозную спину и широкий, округлый зад, осознал, что не могу более сдерживаться. Мое желание рванулось в теплое лоно, набирая темп, рука сильно схватила волосы, поведя за собой ее челн, а затем размашисто ударив его о спинку кровати. Из ее больших, глубоких карих глаз бриллиантами посыпались слезы на белую постель, я же смаковал ее боль, упиваясь криками, и продолжал бить по шее, по спине, по груди… Я чувствовал, как плотский и эстетический экстаз многократно резонируют, сплетаясь воедино, придвая сил мучить сочное женское тело еще сильнее, еще яростнее врываться в него и пить из этого сосуда плоти душу. Ее бедра, икры, живот, трепещущие груди и спина сотрясались от множественного оргазма, руки впились в постельное белье, будто оно было последним якорем, удерживающим в теле ее затуманенное удовольствием и болью сознание, в котором не осталось даже тени от прежней упорядоченности - только пляска хаоса. Внезапно она поняла, что более не может испытывать этого и начала сопротивляться, что только подлило масла в огонь моей бесноватой похоти и заставило взять в захват ее шею и слегка придушить, приблизив себе ее прекрасное тело. Закончив вскоре этот воспитательный элемент, я, продолжая  увеличивать обороты нашего демонического сношения,  снова засунул палец ей в рот, который она проглотила с жадностью и остервенением сумасшедшей нимфоманки, закатив глаза и прогнувшись в спине… Она снова закричала, страдая, сгорая в падении в этой гнилостно-сладостной атмосфере, подхваченная неподвластным ей притяжением томящего греха…