На дэрэвню дэдушкэ

Пишу тебе письмо, в родной аул,
из этого Санкт... тьфу ты Лэнинграда.
Директара сказал: - Учи, Абдул,
надолго здесь? По вашему – нэ нада!
Какой ты никакой, но гражданин,
живущий в лоне Северной Пальмиры –
по-русски ботай, по фарси – ни-ни,
по тюркски тоже, темнозадый Ирод...

Какой же я им к дэву чернослив,
я есть изюмчик в ихней булке белой.
В совке наш статус был равновелик,
а ныне статус сбили – хуком слева.
Сейчас кочую жить я в иноземь.
Жмут дома баи, бьем поклоны знати
и тут не лучше, отросла пузень
буржуев – давят, но и кормят, кстати.
То, были братья, ныне есть братки,
мажоры, все боятся бога Лоха
и с вечным их дороги - дураки,
всем, в общем - хорошо и как бы – плохо.

По пятницам, как водится у них,
какие-то там скеды, но не обувь,
на фоне меж... этни... ческой возни
нас потчуют и возрази, попробуй.
Клянут меня за бытие мое
за то, что мы заполонили рынки
и праведным считают битие.
«За крышу», что дают, прими и вынь-ка
сбор для тюрьмы – кусается весьма,
а тут ещё полиция и им дай
бамажку, что моя не был тюрьма,
что бел, пушист, почти владелец нимба.
Эх-х-х, им бы – этим баям от погон...
А далее фарси с оттенком мата...
Зато какие дэвочки – ого,
согреют душу руссоазиато!!!
 
В моя аул титуткой был ишак,
прости, титутка отвлекла Абдула!
Забудет клафелина подмешать
тогда Абдулка... как по русски?
Вдует!
Покажет, белой, желтый ай-лю-лю
и танец живота Санкт... тьфу ты... тутке...

Опять на праздник поглазел салют
и думал думу целую минутку.
Слабеет нынче северный народ,
куда ни глянь желтеет  рашен мускул.
Ослабленный не вырвется вперед
и будет съеден сильным на закуску.
Ну, а пока мету сии дворы
и зелень, на раз два, гребу лопатой.
«В ответе Вы...» писал Экзюпери,
тому кто приручил... меня...
До пати,
я быстро пристрастился, бисмилля!
И, кажется, вчера я отчубучил,
вставляя между делом фитиля,
в каком-то клубе гей...ш, толь г...идр – до кучи.
Прости, Аллах - соблазны северян!
Такого нет в родном пустынном крае.
Что буду свят, не буду заверять,
не буду гей...шем точно,
клянусьраем...