Роковой порог. Отрывок из поэмы Перрон

Супрематической меткой с высоты прицела
в точке схода перспектив-дорог
чёрным квадратом в бетонном белом –
дверь.
... У ног - роковой порог.

Тьма в подъезде.
Дай руку, вестница
(на погибель сердца – на взлёт ума ли!)
Лестница.
Лестница.
Лестница.
Лестница.
Окно на полу - голубой эмалью.

*

Лихорадился вечер.
Под корой в закосневшем черепе
шаманил в дурмане
пророчил ночь:
метался,
юродив, хитёр и порочен,
находчив
и точен
на грани истерики
швырял многоточия в паузы строчек,
осатаневших в экстазе очереди
у двери
камеры-одиночки –
кованой кельи
Последнего Слова,
чьи руки – в крови откровения каждого,
где ныне пожизненно погребённые заживо
сгрудились сотни,
гремя оковами:

в реальность открытой души
не веруя,
держась в ожиданье
за своды гортани,
двинулись,
дрогнув
рядами первыми,
гремя кандалами
у края рта.

Шаг за шагом,
сперва – наобум:
бум,
бум,
бум,
бум!
Эхо – заика
двуликий,
трёхликий,
четвероликий
в дробящемся крике,
рыкая рыскал
словесным комом,
рискуя, прыгал
в куполах голов –
охал и ахал,
хрипел под лямкой,
цепляя в судорогах к слогу слог
в страшном прыжке на канат-диалог
впопыхах балансировал гласными-взмахами,
лез за рамки,
значеньями брякая
с обрямканых губ
на паркет полов!

Уже – не комната,
а – сплошное
сверхчеловечество сводней-слов

толкая друг друга,
мелькало по кругу
у края колодца,
из шахты горла –
уродцами смысла
белея на чёрном –
прыгало
призраками
освобождёнными:

жужжало,
жалило,
ржало,
бежало
метеоритным дождём,
армадой
мозг осаждало
скопом без жалости
злобными чадами –
Ада исчадье!

Плодило челядь
в огне ума, -
четей-теней
на стене – тьма!
Питаясь мраком,
бросаясь на кон,
скользя зигзагами –
змеями загнанными
с языка на язык
в двуязыком заговоре
корчило рожи,
карёжа барьеры –
в расшатанных нервах
шныряли химеры,
хлопая дверью:
«Верю!»
«Не верю!»,
ширя размеры
сердца и комнаты:

подошвами шлёпая
по
перепонкам,
разгорячённые
топали
толпы
слов -
воскрешённых из пепла покойников,
вставших
из пыток –
из прошлых «открытий» -
снов,
искушённых в иллюзиях-слепках –
подобиях хроник...
слепли у склепов
от света событий,

падая в ноги поклонниками,
с нежностью снежной одежды
волнами лунного света,
осыпающейся
с...
подоконника.

В ряби волнистой пряди душистой
плыл лепесток отпылавшей розы.

Куда
ТЕПЕРЬ
деться!

... Ночь неистово
в стёкла наотмашь – огромные звёзды!


*


В пепельной шали,
пожарищ  былого
злой, непорочной приди
и спроси меня:
«А знаешь, что ночи обычно – синие?»
Знаю.
Но эта была
лиловой.


*

Мысль моя
в лабиринтах черепа-сфинкса
жрецом-аскетом,
ухищрённым в житии,
сидела…
затравленная гостями-любителями
«урвать по кушу» по душам рыская…

За стеною молчанья осаду вынеся,
опасаясь в зерцалах  величия собственного,
в отчаянье
чад головы неся
под градом злобствующим
во смраде жлобства,
маячила
маской
седовласо-белой.
... Крадучись в дрожи одежды-жеста
щурилась
ласковым старцем-кудесником,
в дыму превращений
выгнула тело,
гибко, по нерву, по краешку тени –
юркнула мостиком прикосновений –
лапками... ласки глазастой и смелой!

Взвилась,
поцелуем сжигая рот, -

дрогнул волной шелковистых линий
берег любви,
где для Мира сгинув,
я заблудился в чреде широт,

влетая в сплетенье фатальной интриги –
в двуединство суде`б – Первозданную Бездну,
в ночных телескопах зеркалоликих
вплетаясь фрагментом в узор Созвездий,

гряду, холодея, двуликость сущего:
«Кто ты – материя или песня?!»

... Плакали ангелы – судьи будущего,
хрупкие странники поднебесья.

В каком океане пространства-времени
фотоном взлетевшему мозгу невиданному,
встряхнувшему мрак мегатоннами гения
тебя
посчастливится
новую выдумать!


________________________________