Река -дорога к Богу. Вечность И. Царева-37

РЕКА, ТЕКУЩАЯ В ВЕЧНОСТЬ.  ВЕЧНОСТЬ  И.ЦАРЕВА-36

http://www.youtube.com/watch?v=8ycQVGnnXrk - стихотворение "Город",
http://www.youtube.com/watch?v=bQCw5c1rfsE - "Тобол"
http://www.youtube.com/watch?v=IMS6YhQ-Rdk
- еще три стихотворения Игоря Царева



А под Нарой соловьи языкаты,
И река там – будто к Богу дорога,
И такие полыхают закаты,
Что с ума свели бы даже Ван Гога.

(Альмандины для любимой)

Я насквозь прошел Россию
Чтобы встретиться с тобой
И.Царев

Каждый из нас от рождения и до смерти совершает путешествие во времени и пространстве. Сама жизнь – это ведь тоже путешествие.  Хотя кто-то остается навсегда в том месте, где  родился, а кто-то отправляется  в долгое плаванье по миру.

Игорь Царев признается, что «насквозь прошел Россию». В юности он отправился в  первое путешествие, чтобы из Хабаровска добраться  до  Питера, а потом и  столицы. Да и позднее журналистские командировки забрасывали его в самые разные места нашей необъятной родины. И если многие из нас  во время таких  путешествий обращают внимание, прежде всего на города, где удается побывать, то  поэт огромное внимание уделяет рекам в тех местах, где он бывал. Он открывает нам этот таинственный мир движущейся воды, вокруг которой с самого начала возникала и продолжалась жизнь человека.

Рожденный в Приморском крае,  привыкший с детства  к стихии воды, Игорь Царев понимал весь сакральный смысл  речных потоков, ведь еще древние люди знали, что динамикой разливов, течением  река определяет течение времени.  Водный поток  становится границей между миром живых и миром мертвых, и Мастер  чувствовал эту незримую  границу: город –мир реальный , около которого протекает   река, но стоит перебраться на другой  берег, и ты оказываешься на том свете, в мире снов и иллюзий.

Я, наверно, очень скоро,
Позабуду шумный город,
Навсегда закрою двери,
И покинув дымный берег,
Через омуты и травы
Уплыву на берег правый
Неземною тишиною
Под луною ледяною…

Как только  человек оказался  на лоне природе за городом,   он становится  ближе к вечности, чем к реальности. Противопоставление города -  места  для жизни, и реки,  уносящей  в вечность – одна из главных тем в творчестве Мастера.

В городе мы пребываем  определенный срок, отведенный нам судьбой, а потом уходим, покидаем его порой  на время, а в один прекрасный миг и навсегда. Недаром и Ирий-рай – это место, где начинают свой путь реки, и подземный мир славян - Пекло -  наполнен подземными реками. Нас выносит течение  в эту жизнь, чтобы снова унести туда.  Недаром в ладье  в последний путь отправлялись усопшие у многих народов, у славян к таинственному острову Буяну –центру всего мира, куда переносятся души уходящих в вечность.

  Образ города – места  обиталища наших тел и наших душ,  у Мастера  «Он и бездна сама, и спасительный мостик над бездной».
 
Город
Игорь Царев

Этот стреляный город, ученый, крученый, копченый,
Всякой краскою мазан – и красной, и белой, и черной,
И на веки веков обрученный с надеждой небесной,
Он и бездна сама, и спасительный мостик над бездной.

Здесь живут мудрецы и купцы, и глупцы и схоласты,
И мы тоже однажды явились - юны и скуласты.
И смеялся над нашим нахальством сиятельный город,
Леденящею змейкой дождя заползая за ворот.

Сколько раз мы его проклинали и снова прощали,
Сообща с ним нищали и вновь обрастали вещами,
И топтали его, горделиво задрав подбородок,
И душой прикипали к асфальту его сковородок...

Но слепая судьба по живому безжалостно режет,
И мелодии века все больше похожи на скрежет,
И все громче ночные вороны горланят картаво,
Подводя на соседнем погосте итоги квартала...

Ах, какая компания снова сошлась за рекою,
И с туманного берега весело машет рукою...
Закупить бы «пивка для рывка» и с земными дарами
Оторваться к ушедшим друзьям проходными дворами...

Этот стреляный город бессмертен, а значит бесстрашен.
И двуглавые тени с высот государевых башен
Снисходительно смотрят, как говором дальних провинций
Прорастают в столице другие певцы и провидцы.
http://stihi.ru/2009/07/06/5537

Город - это причал, временное пристанище для всех, кто врывается в жизнь,  он вмешает в себя все человеческое племя, и в определенное время исторгает из своей бездны тех, кто должен оставить этот мир

Здесь живут мудрецы и купцы, и глупцы и схоласты,
И мы тоже однажды явились - юны и скуласты.
 
Человек  остается в  городе, копя в душе страдания, усталость, впечатления о мире.  Счастье для поэта однажды вырваться на природу, будь то дачный личный  Эдем или глухой подмосковный лес.  Пленник города должен снова почувствовать себя  вольным и счастливым, хотя  бы на короткий срок, чтобы с новыми силами вернуться назад, к «асфальту его сковородок».

Стихотворение о «Городе» тревожное, часто печальное, разламывается на две части, словно бы разводятся  мосты, и вот уже после  мажора  первой его половины звучит совсем другая музыка, как только в нашу  суматошную реальность вмешивается Судьба

Но слепая судьба по живому безжалостно режет,
И мелодии века все больше похожи на скрежет,
И все громче ночные вороны горланят картаво,
Подводя на соседнем погосте итоги квартала...

На окраинах любого города  находятся погосты, кладбища, и это тот итог,  обрыв жизненного пути, куда рано или поздно мы все вынуждены отправиться. И все было бы совсем печально, если бы мы не вспомнили о реках, о живой воде, которая уносит в рай души, освободившиеся от тел. А на том берегу, за рекой застыли в ожидании  все, кто покинули этот мир до нас.
 
Ах, какая компания снова сошлась за рекою,
И с туманного берега весело машет рукою...
Закупить бы «пивка для рывка» и с земными дарами
Оторваться к ушедшим друзьям проходными дворами...

Вот так и получается, что унылому погосту противопоставлен тот берег реки, где продолжается жизнь для ушедших. А если там нам предстоит встретиться, да еще с самими дорогими людьми, то уже не грустно и не страшно уходить – отправляться в плаванье в вечность.

Но прежде, чем это случится, мы вместе с Мастером полюбуемся на реки на просторах России.  Катунь-река,  Ока, Мста, Северная Двина, Золотой Кижим, Кама – большие и малые руки, у каждой из них  своя история и  свой неповторимый вид, свое географическое положение.

Начинаем мы путешествие с Горного Алтая, места там  невероятно красивые и суровые.

Катунь-река
Игорь Царев

По Катуни волны катят
За груженою баржою.
Жмется к ней скуластый катер,
Крытый охрою и ржою.
Он исходит жарким паром,
Он гремит гудком басовым...
И закат над этой парой
Словно маслом нарисован.

Полыхнул огонь причальный,
Подмигнул окрестным селам.
Зазвучал мотив печальный,
А за ним мотив веселый.
Мы танцуем у ангара
Под гитару и гармошку,
Под бессмертную «Шизгару»,
Надоевшую немножко.

Паутинка золотая
Облетает с небосклона.
Духи Горного Алтая
Нам кивают благосклонно.
Их удел не канул втуне,
Не растаял на закате:
По Катуни, по Катуни
Золотые волны катят.

http://stihi.ru/2009/01/30/4981

За внешней обыденностью картинки -  катер и баржа, передвигающиеся по реке на закате,  и люди с рюкзаками на берегу реки, любующиеся первозданной красотой. Но они здесь не случайные гости, а люди свои, посвященные в тайны.

Паутинка золотая
Облетает с небосклона.
Духи Горного Алтая
Нам кивают благосклонно.
Их удел не канул втуне,
Не растаял на закате:
По Катуни, по Катуни
Золотые волны катят.

Игорь подчеркивал, что  он с рюкзаком исходил половину страны, и походная жизнь, песни у костра ему хорошо знакомы. Впрочем, как  и древние духи, которые в таких местах все время остаются. Он знает  и писал о них вместе с Ириной больше, чем любой из нас. Они  считают поэта своим, принимают благосклонно, что для путешественников имеет первостепенную важность.

 Паломничества к истокам   священных рек и мест  очищает человека, делает его сильнее, дает силы для жизни в шумном городе.

С восторгом обращается Мастер к Оке, к ней обращено самое пронзительное стихотворение «Под луной ледяною», где все на грани этого и того мира. Постепенно Ока становится не просто водным потоком, но и местом переселения душ из этого мира в тот. Но пока мы  любуемся тем, что происходит на реке.

НА ОКЕ

Как восторженно кричит пароходик,
Проплывая величавой Окою!
И торжественное солнце восходит,
Разгоняя облака над рекою....
До чего же ты Ока синеока!
Нет другой такой - умри и воскресни!
Мне б сюда переселиться и "окать",
Напевая твои вольные песни.

Я бы жил тут без ненужной печали:
Чалил к берегу рыбацкую лодку,
И в промокших кирзачах на причале
С мужиками пил паленую водку.

И, хмелея от простора и воли,
Не в метро бы на свидания ездил,
А ходил с любимой в чистое поле,
Полетать среди высоких созвездий.

И звенела бы "гармошка с надрывом",
Пострадавшая в душевном размахе.
И белела бы церква над обрывом,
Будто совесть в домотканой рубахе

http://stihi.ru/2012/12/13/6641

Именно здесь видит Мастер тот удивительный  мир, которого ему так не хватает в шумной, многолюдной столице, а здесь возможна жизнь «без натужной печали». Недаром он  говорит, что Россия начинается там, где кончается Московский асфальт.

Это тоска о  жизни, которая могла бы быть, но не случилась

И, хмелея от простора и воли,
Не в метро бы на свидания ездил,
А ходил с любимой в чистое поле,
Полетать среди высоких созвездий.

Сразу же вспоминается другой поэт, ушедший  в октябре прошлого года, с которым в последнее время у Мастера  было странное сближение:  и в литературном журнале «Дальний Восток» их публикации оказались   рядом, и  премии получали почти  одновременно. Именно Михаил Анищенко  прожил  такую жизнь, о которой Игорь только тайно мечтал. В силу обстоятельств ему пришлось оказаться в живописных местах под Самарой, наслаждаться красотой и всеми  тяжкими заботами, которые неизбежны вдали от цивилизации.

Сразу вспоминается  одно из бесчисленных стихотворений Михаила, где не было никакой  романтики, это как бы другая сторона жизни на воле, вдали от столицы.

Я воду ношу
Михаил Анищенко-Шелехметский

Я воду ношу, раздвигая сугробы.
Мне воду носить все трудней и трудней.
Но как бы ни стало и ни было что  бы,
Я буду носить ее милой моей.
Река холоднее небесного одра.
Я прорубь рублю от зари до зари.
Бери, моя радость, хрустальные ведра,
Хрусти леденцами, стирай и вари.
Уйду от сугроба, дойду до сугроба,
Три раза позволю себе покурить.
Я воду ношу – до порога, до гроба,
А дальше не знаю, кто будет носить.
А дальше – вот в том-то и смертная мука,
Увижу ли, как ты одна в январе,
Стоишь над рекой, как любовь и разлука,
Забыв, что вода замерзает в ведре…
Но это еще не теперь, и дорога
Протоптана мною в снегу и во мгле…
И смотрит Господь удивленно и строго,
И знает, зачем я живу на Земле.
 
http://stihi.ru/2012/04/19/6946

Здесь тоже  тема реки, только в зимнюю студёную пору,  и замерзшая река, и тяжкий труд, и суровые условия существование, и самое главное какая-то страшная безнадежность, которая вольно или невольно и читателя вводит в уныние и печаль.

Если сравнить стихотворение Игоря Царева  «На Оке» и стихотворение «Я воду ношу», то особенно ясно видна та пропасть между двумя поэтами.
Вольно или невольно вспоминаются Рубенс и Рембрандт, художники примерно равные по дарованию, но насколько разным оказалось их творчество и судьбы.

 Рубенс – художник королей и король художников,  до последнего вздоха полон оптимизма, светлой радости и страстного желания любить и жить, и все потерявший Рембрандт, умирающий в нищие, вынужден за бесценок продавать свои полотна и быть похороненным среди бедняков..

Вот так и тут, поэты нам показали, что для одного  река может стать отрадой,  а для другого тяжким испытанием на грани жизни и смерти. Но это не вина реки, это только наша реальность, которая в зависимости от обстоятельств меняется все время.

Хотя  у Игоря  о той же самой Оке есть стихотворение, созвучное печальным  строчкам Михаила, оно так и называется « Под луной ледяною» , где ясно показано, как все может перемениться в зависимости от времени года, настроения, каких-то жизненных обстоятельств. Это уже не  золотистый закат на фоне цветущей и благоухающей  летней природы, а  лед и  холод, который  таится в природе, заползает и в душу поэта.

Уже в стихотворении «Город» Игорь пишет о побеге на другой берег реки вечности, к ушедшим друзьям, хотя там это скорее полет фантазии, здесь же все значительно серьезнее. И светлый  поэт   показывает нам совсем другую сторону  реальности.
 
Под луною ледяною
Игорь Царев

Не тоскою городскою,
Не Тверскою воровскою -
Тишиною и покоем
Дышит небо над Окою.
Подмигнул далекий бакен.
Слышен сонный лай собаки.
Эхо между берегами
Разбегается кругами.

У реки сегодня течка.
Вот заветное местечко,
Где она волною чалой
Прижимается к причалу,
Подойдя волной седою,
Нежит берег с лебедою,
А волною вороною
Оббегает стороною.

Я, наверно, очень скоро,
Позабуду шумный город,
Навсегда закрою двери,
И покинув дымный берег,
Через омуты и травы
Уплыву на берег правый
Неземною тишиною
Под луною ледяною…
http://stihi.ru/2008/04/20/3663

Что же это за время и место такое? Все та же Ока, только теперь небо над ней «дышит тишиною и покоем» - словно мы уже перенеслись  на тот, другой берег.

Подмигнул далекий бакен.
Слышен сонный лай собаки.
Эхо между берегами
Разбегается кругами.

Если мы еще и не достигли другого берега, то ясно находимся где-то между мирами, потому что и лай собаки, и  окрестности  окутаны   туманом, а сюда доносится только эхо тех звуков. Мы явно в какой-то таинственной сказке, оторванные от реальности. И  не проходит ощущение, что поэт рассматривает реку и мир  с высоты птичьего полета. Уж очень необычный получается угол зрения.  Невольно вспоминается  знаменитое:

По небу полуночи ангел летел
И тихую песню он пел;
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
М.Ю. Лермонтов

Ведь только  Лермонтов  мог под таким  углом зрения смотреть на землю, и поражать всех нас, рисуя ощущения полета.  Возникает такое же ощущение в стихотворении Игоря Царева.  А почему  вспомнился «Ангел»? Виной тому последние строки этого стихотворения:

Я, наверно, очень скоро,
Позабуду шумный город,
Навсегда закрою двери,
И покинув дымный берег,
Через омуты и травы
Уплыву на берег правый
Неземною тишиною
Под луною ледяною…

Это плаванье, чем-то напоминающее полет, в ледяном холоде.  Такой  жуткие  холод чувствовали славяне, когда приближался  Кащей Бессмертный – властелин вечного холода.  Или  когда появился его первый помощник, грозный Карачун, который забавы ради морозил птиц на лету, и заставлял людей корчиться от жуткого холода,  после встречи с ним люди никак   не могли отогреться.

И во  второй раз мы сталкиваемся с убеждением Мастера, что мир – это  левый берег реки,  где обитают  живые, а правый – берег  мертвых.  По обе стороны этой реки жизни и смерти  расположены леса, один из них  называли заповедным , а другой  - дремучим, или лесом мёртвых.

Чем еще ценна поэзия Игоря Царева?  Кроме всех ее прочих прекрасных качеств и совершенной формы,   именно он в начале 21 века учит нас не бояться смерти и ухода, это неизбежно, но это не страшно и не больно. Это только обычное путешествие по реке, с одного берега на другой, мгновение небытия после которого продолжается жизнь, только на другом берегу - в другом измерении.

Эти  тайные знание хранятся в древних книгах, написанных золотой цепью, древним  славянским письмом.   Они,  по  утверждению исследователей древностей,  хранится где-то в Алтайских и Сибирских скитах старообрядцев, и передаются из поколения в поколение. Мастер лишь приоткрывает для нас тайны.

А если вспомнить времена более близкие к нам, то из Алтайских и среднерусских просторов надо переместиться на Урал –еще одно сакральное место  на Руси, где в начале 20 века происходили жуткие события, связанные с революцией и гражданской войной, когда многие  были прокляты и убиты.

И  снова  контрасты – невероятные по красоте места – немые свидетели жутких событий, расстрелов царской семьи,  вместе с тысячами безымянных погубленных душ, заброшенных сюда после революции.

Золотой Кожим
Игорь Царев

Золотая река, своенравный Кожим*,
Многожильным течением неудержим,
Закипая в базальтовом тигле,
Прячет редкие тропы под мороком льда.
Ни Мамай, ни какая другая орда
Самородков его не достигли....

Рассыпаются прахом оленьи рога,
За века не изведав иного врага,
Кроме острых зубов росомахи...
Но, признайся мне честно, сакральный Урал,
Сколько душ ты невольно у неба украл
В необузданном русском размахе?

Вот и снова, едва ты кивнул:"Обожди!",
Я влюбляюсь в твои обложные дожди,
И холодные волны с нажимом,
И тревожные крики последних гусей
Над уже побелевшей горой Еркусей
И сметающим камни Кожимом.

Не печалься, Урал, твоя совесть чиста,
Как забытые кости в расстрельных кустах
И мелькание снежных косынок!
Но, гляди, как седая старуха-заря
Каждым утром обходит твои лагеря,
Будто ищет пропавшего сына...

-----------

* Кожим течет в Приполярном Урале. Долгое время эти места были закрыты для посторонних из-за золотодобычи. Лишь в 1995 году район открыли для туристов.
http://stihi.ru/2010/10/13/5739


В первой части стихотворения перед  нами дивная сказка, хотя  предчувствие тревоги никак не дает успокоиться и погрузиться в великолепные картины, которые рисует нам поэт.

А  он беседует   с Уралом, и тут рассыпаются в один миг чары волхва, суровая реальность  мгновенно сменила сказку:

Но, признайся мне честно, сакральный Урал,
Сколько душ ты невольно у неба украл
В необузданном русском размахе?

И сразу возникает дикое противоречие-  места, куда не добралась ни одна орда,  ни внешние враги, стали полем битвы, когда брат пошел на брата.

Кстати,  у Игоря есть стихотворение о таких вот братьях, один из которых воевал, а второй сидел в лагерях  в таких  местах.  Они оказались по разные стороны,  и до самого конца жизни примирить их может только водка и песня о  вороне. Так в личной трагедии одной  разрушенной семьи  отражаются трагедии многих миллионов родных по крови, но чужих по сути людей, которые ни  в чем не виноваты, просто  так сложились их судьбы.

Вот и в этом стихотворении, все та же  страшная трагедия века, когда мы  оказались на месте лагерей, где рушились судьбы, красота сплетается с кошмаром:

Не печалься, Урал, твоя совесть чиста,
Как забытые кости в расстрельных кустах
И мелькание снежных косынок!
Но, гляди, как седая старуха-заря
Каждым утром обходит твои лагеря,
Будто ищет пропавшего сына...

На этот раз  ощущается тот  жутковатый покой, который может быть только на правом берегу реки Вечности.  В этот мертвый   покой вторгается только старуха-заря.

Мы помним, как радостно она сверкала над Окой, но здесь она печальная и скорбная, потому что сияет над тысячами  расстрелянных и погибших  от голода и холода. А в таких местах и заря похожа на обездоленную старуху.

 Невольно возникает тень О. Мандельштама, о котором все время помнит поэт, тень императора, царской семьи, всех  погибших в этих красивых местах. Так именно над Золотым Кижимом  не чувствуется разделения между правым и левым берегом, а жуткий покой таит в себе горести и несчастья.

Но не пора ли нам  от страшного лихолетья вернуться в реальность, правда, это тоже север – Архангельская область, но уже наши дни.

Поэт и прежде, как древний друид,  сравнивал себя с деревом. Сегодня для него  все дальше крона, все ближе корни –каково ощущение реальности.  Замыкается круг, Маугли, когда-то вышедший из леса к людям, снова возвращается в лес, только с левого берега реки Вечности стремится на правый, философски относясь к тому, что этот мир придется покинуть.

 Примерно в такие дикие и прекрасные места был заброшен судьбой в последние годы жизни поэт Игорь Северянин,  к которому Мастер относится с особой  нежностью.  Бывший в его усадьбе Игорь Царев мечтал о доме вдали от шума городского, в окружении такой дивной первозданной природы.

Купим домик в деревушке под Нарой,
Не поедем больше на Тенериф мы -
И Трабзон, и Хургада, и Канары
Надоели, как глагольные рифмы.

А под Нарой соловьи языкаты,
И река там – будто к Богу дорога,
И такие полыхают закаты,
Что с ума свели бы даже Ван Гога.

(Альмандины для любимой)

Но вот  и  стихотворение  «На Северной Двине», мы находимся вместе с поэтом где-то под Архангельском, где до печально знаменитых Соловков рукой подать

На Северной Двине
Игорь Царев

Когда на Северной Двине я,
От тишины деревенея,
Взошел на каменный голец,
Каленым шилом крик совиный
Меня пронзил до сердцевины,
До первых годовых колец.
И все, что нажил я и прожил,
На миг до обморочной дрожи
Предстало серым и пустым.
А ветер гнал по небу блики
И как страницы мудрой книги
Трепал зеленые листы.
И я, склоняясь все покорней,
К воде тянуть пытался корни,
Чтоб мир испить наверняка.
Но снова задремало Лихо,
Ушла волна, и стало тихо
В наивных кущах ивняк
http://stihi.ru/2012/12/13/6641

Говорят, что  перед уходом, перед  глазами человека  проносится   вся его жизнь, но  что-то подобное переживал человек, уставший и обездоленный, душа которого в древности была помещена в деревья. И он остается там на определенный срок, чтобы обновленным и воскрешенным  вернуться в  мир. Что же там происходит, когда крик  совиный пронзил до первых годовых колец? Происходит переоценка ценностей

И все, что нажил я и прожил,
На миг до обморочной дрожи
Предстало серым и пустым.

Но что же тогда  становится важным и необходимым для поэта в странной,  но   спасительной ситуации, когда листья на деревьях, похожи на листы старинной книги?

И я, склоняясь все покорней,
К воде тянуть пытался корни,
Чтоб мир испить наверняка.

Главной очистительной силой  становится проточная вода, чистая и прозрачная,  она  смывает зло и грехи с тела живого  и с праха умершего.

Вода – одна из главных стихий, без нее ни чародейство, ни очищение не случается в этом мире. Она может  потушить огонь, никакой иной стихии этого не дано, и потому исчезает в душе наносное, остается только самое важное.  Снова вспоминается Лермонтовское « На севере диком стоит одиноко на голой вершине сосна». Вот в такое дерево и пытается измученный  городской суетой поэт на какой-то срок поместить свою душу,  в таком погружении – спасение.

Друид снова возвращается в реальность, и не случайно, мы вместе с  Мастером оказались  именно на Мсте-реке, протекающей через земли Великого Новгорода, оттуда князья русичей шли в Киев, а потом и в Москву, по этому  древнему  пути   мы и двигаемся к реальности,  пока еще на левый берег.

Все правильно. От Москвы до Бологого, потом по Мсте до Боровичей. Причаливали прямо на пляже, собирали байдарки и пешком шли к вокзалу, с трудом вбиваясь в редко ходящий поезд на Москву

Игорь Царев 27.03.2003 14:00

Путешествие по Мсте
Игорь Царев

Колокольня тянет в небо
Позабытый Богом крест.
Молоком парным и хлебом
Пахнет на сто верст окрест.
Одноногие деревья
Спят как цапли на песке.
Мы плывем через деревню
На байдарках по реке.
Огороды и сараи
Поросли чужим быльем.
Возле берега стирают
Бабы грязное белье.
Стала горькой папироса,
Налилось свинцом весло-
Нас течение без спроса
В жизнь чужую занесло.
Здесь никто у нас не спросит,
Кто мы будем и куда -
Нас течение проносит,
Словно мусор, без следа.
Остается только вечный
Завсегдатай этих мест-
Запах хлебный, запах млечный,
Да еще нелегкий крест.

http://stihi.ru/2002/05/20-306

А что же от того древнего мира остается в душах – память о запахе парного молока и хлеба.  Река течет из реальности в вечность, время замирает, а пространство становится бесконечным. И словно в фильмах Тарковского, они проплывают где-то мимо  жизни и  древней природы. А что же там остается?

Остается только вечный
Завсегдатай этих мест-
Запах хлебный, запах млечный,
Да еще нелегкий крест.

Видя, как упорно и много пишет Игорь Царев  о реках, вовсе не сразу понимаешь, как глубинна  это философия о   жизни и смерти, о том и этом бреге, о теснейшей связи между ушедшими и  еще живущими, о том, как невероятно много значит в нашей жизни  природа и особенно  река,  рядом  которой начиналась и заканчивалась жизнь человека во все времена. Это не просто путешествие, это паломничество  по  местам, где доживают  свой век «забытые языческие боги», которые еще могут спасти человека, или хотя бы подарить ему  покой, уберечь от суеты.

 Философия  Мастера удивительна и многопланова, и  без понимания всего этого природного начала в человеке, его неотрывности от природы, мы не поймем, почему  в любимой столице, даже рядом с близкими,  любимыми людьми он порой чувствовал себя чужим и одиноким, и мечтал о том, что придет пора…

А вот что произойдет, об этом поведает нам сам Игорь Царев:
Да, иногда в столице трудно дышать :)
Игорь Царев   10.02.2012 16:40

Придет пора
Игорь Царев

Придет пора корзину взять и нож,
И прекратив порожние турусы,
Обрезав лямки повседневных нош,
Купить один билет до Старой Рузы,
Добраться до окраины и там
По улочке расхристанной и сонной
На радость всем собакам и котам
Пройтись еще внушительной персоной,
Явить собой столичный форс и класс,
Остановиться как бы ненароком
И вспышки любопытных женских глаз
Небрежною спиной поймать из окон...
И далее, зайдя в прозрачный лес,
Где обитают белые и грузди,
Почувствовать, как новый интерес
Чуть-чуть разбавит вкус осенней грусти...
И закурив, глядеть из-под руки,
Устало примостившись на откосе,
Как темное течение реки
Куда-то листья желтые уносит
http://stihi.ru/2012/02/04/6986