Глава X. Симпозиум

Был ранний час, туманный, серый, сонный,
И, купол-лоб подняв из пелены,
Огромный дом, как богатырь бетонный,
Сжимал просторы бицепсом стены.

Поблескивая синим переливом,
Как зуб стальной, сверкал в дверях металл,
И люди в арку шли  неторопливо,
И рот подъезда, будто, их глотал.

Но шли они без трепета, без страха,
Исчезнув там, за глоткою ворот.
И выстилал закатно-алый бархат
Тот коридор, а может, пищевод.

Ступени – как хрящи в багровой ткани.
Смочить бы горло! Не течет вода!
Лишь двигались вдоль лестницы-гортани
 Голосовые связки-провода.

Но было тихо. Все крещендо, скерцо
Застыли в серый каменный поклон.
И красная трибуна, словно сердце,
Стояла там, за ребрами колонн.

И не было живого в этой силе,
И люди, словно мухи, там ползли,
Здоровались, кивали, говорили,
И парень где-то там  сидел вдали.

Он вспоминал лишь проблески заката,
Улыбку, взгляды, розовую даль…
Сюда он так мечтал попасть когда-то,
Ну а теперь – лишь скука и печаль.

Ведь лампы серой каменной громады
Не греют душу, не растопят лед…
Тянулись бесконечные доклады,
И зал притих, и был его черед.

И председатель на листе бумажном
Фамилию и имя прочитал.
“Вы, кажется, о чем-то очень важном
Хотели рассказать? Что ж, час настал”.

И парень выпил чай из белой кружки,
Пошел вперед и провод чуть задел,
Но кратко им поведал о “Ракушке”,
Подложках, реактивах и среде.

И над трибуной ниже наклонился,
И сердце стихло, гул речей заглох.
“Но мой эксперимент не получился,
Не создал жизни я, ведь я не Бог”.

А после был обед. Свиная туша
Лежала, ароматна, горяча.
Но он не ел и слов других не слушал,
И на вопросы он не отвечал.

Он отвернулся от людского шума,
Смотрел с тоской в раскрытое окно.
Что делать дальше? – он тогда не думал,
Ему, как будто, было всё равно.

Гудела каменистая утроба,
Здесь ни любви, ни жизни – ничего.
И вот, когда он был у гардероба,
Знакомый взгляд вдруг озарил его.

Его весна так ласково глядела,
Он, будто, слышал шелест нежных фраз:
“Всё правильно теперь… ты верно сделал”.
Но скрылся огонек любимых глаз.

Их заслонила ламповая вспышка
И блеск холодный серого плаща.
“Всё правильно… но только поздно  слишком.
Любимый мой, прости меня… прощай”.