Элои, лама!

Элои, лама!
Наши дети – жатва велика,
Если нет цели, то нечем дышать,
Иуда – один из двенадцати,
Это он расцеловал Христа.
На нагое тело льняное полотно,
Первосвященнику лжесвидетельство –
Добро, его слово было последним.
Прежде это был передний двор,
А не поле судейства,
Важно, что было прежде.
Никто не выдвигает обвинений
Без надежды на казнь.
Пилату не нравится Царь.
Избичевав надежду,
Наденешь не терновый венок,
А повязку пренебрежений.
Элои, лама! Шестой уже час
В моём сердце исполинский обряд,
Обмен кольцами,
Все, кто  приходил прежде,
Красноречивей стиха
Мне давали надежду,
Но она мне была не нужна.
В моём поклонении младенцу
Никто её не исчерпал.
Ранние изображения – механизм времени,
С одной стороны, ценность их в быстродействии веры,
А, с другой, абстракций шквал.
Нет идеального соотношения меж ними,
А пока мы проверим, как функционирует время,
Не останется случая для реализации идеи
Служения новым конструкциям
Человеческих отношений.
Ведь поклонение младенцу – это и есть вера
В новую жизнь, это вызов наболевшему,
Безрезультатным значениям, недостатку и неэффективности,
Неточности во всеуслышание,
И даже лучше, это вызов двусмысленности и некомпетентности
В случае перегруженности и
Неоправданных затрат,
Ведь мир сейчас универсальностью простужен,
А вера умерла.
Начать?
Поначалу и всегда только лучшее,
Только на вершине скал
Осталась Олимпия,
Как страна и причал имени духа,
Оттуда идти и сегодня, и завтра
Повелениям и словам о возможности
Войти в царство Божие.
И на третий день воскресенья ждать,
Как космических истин,
Подаяния прося,
Но лучше во главу угла
Виноградные листья,
Чем камень отвергнутый
В середине дня при строительстве пирамиды
На вершине скал,
Ведь не выходят замуж,
И не женятся на тех, кто в прошлогодних временах
Надежды здание возводит.
Воскресения не бывает из мёртвых.
Наши дети – великая жатва,
Любви храм, духа и плоти опека,
Плод света.
Нельзя отворачиваться от веры,
Она – путь совести, а не поход
Через точку с запятой
В срез царства Аида
За сбором абстрактных плодов.