Слово о полку Игореве

Игоря Святославлича внука – внуку Олегову

(Текст, приближённый
к современному русскому языку)


Не легче ли нам было бы, братья, начать старыми словами
                трудную повесть о полку Игоревом, Игоря Святославлича.
Начаться же песне по былинам этого времени, а не по замышлению Боянову.
Боян вещий, если для кого хотел песнь сотворить,
                то растекался куницею по дереву,
                серым волком по земле,
                сизым орлом под облаками.
Вспомните сказы первых временных усобиц –
Тогда пускали десять соколов-князей на стадо половцев-лебедей –
который князь долетел, тот прежде песнь пел
          старому Ярославу, храброму Мстиславу,
                что зарезал Редедю перед полками касожскими,
                красному Роману Святославличу.
Боян же, братья, не десять соколов на стадо лебедей пускал,
                но свои вещие персты на живые струны воскладал –
                они же сами князьям славу рокотали.
Поведём же, братья, повесть песенную эту от старого Владимира до нынешнего Игоря,
что объединил умы твёрдостью своею и поощрил сердца своим мужеством на битву,
исполнившись ратного духа, наведя свои храбрые полки на землю половецкую за землю русскую.
Позднее же Игорь будет  взирать на светлое солнце и видеть,
                что его затмением все его воины прикрыты.
И обратится Игорь к дружине своей: «Братья и друзья, лучше уж убитым быть,
                нежели пленённым быть.
Так сядем, братья, на своих борзых коней да посмотрим синий Дон».
Спало в княжьем уме честолюбие, и жалость ему знамение заслонила:
                не искушать силы Дона великого.
«Хочу, – сказал, – копьё преломить о единение половцев с вами, русичи.
Хочу голову свою приложить к тому, чтобы испить шеломом Дона –
                вкусить полной победы над половцами».
О Боян, соловей старого времени,как бы ты эти полки воспел,
                скача словом по мысленному древу,
                летая умом под облаками,
                свивая славы обеих сторон этого времени,
                рыща через поля широкие на горную славянскую родину свою.
Петь о бывшем песнь Игореву и того Кончака внуку:
                Не буря соколов занесла через поля широкие, –
                галок стада бегут к Дону великому.
Или же воспеть бывшее, вещий Боян, Велесов внук?
Кони ржут за Сулою,
      звенит слава в Киеве,
          трубы трубят в Новгороде,
                стоят стяги в Путивле.
Игорь ждёт милого брата Всеволода.
И сказал ему могучий, как тур, Всеволод:
«Один брат, один свет светлый – ты, Игорь. Оба мы Святославличи.
Седлай, брат, своих борзых коней,а мои готовы, осёдланы, от Курска уже далеко.
А мои куряне – сведущие воины –
                под звуки труб рождены,
                под шеломами взлелеяны,
                с конца копья вскормлены.
Пути им ведомы,
          овраги им знакомы,
             луки у них напряжены,
                колчаны отворены,
                сабли заострены.
Сами, без меня, скачут,  как серые волки в поле,ища себе чести, а князю славы».
Тогда вступил Игорь князь в златое стремя и поехал по чистому полю.
Солнцу тьма путь застила.
Ночь стонущей грозою птиц пробудила.
Свист звериный поднялся.
Сбились в стадо люди лесного племени дивь, некоторые же из них кричат,
                взобравшись на вершину дерева –
                велят послушать гонцам других лесных племён
                и гонцам Поморья, и Посулья, и Сурожа, и Корсуни,
                и тебе, тьмутороканьский сокол-гонец.
А половцы неготовыми дорогами побежали к Дону великому.
Скрипят телеги в полуночи.
Оповещают землю половецкую  половцы-лебеди роспущенные:«Игорь к Дону воинов ведёт!»
Уже беду ему несут воины – птиц подобие,
          воины – волков подобие грозу возрождают по оврагам.
Орлы клёкотом на кости зверей зовут.
Лисицы брешут на бряцанье червлёных щитов.
О русская земля,уже твои воины за Шоломянем –заставой пограничной.
Долго ночь меркнет.
Заря свет запалила.
Туман поля покрыл.
Щёкот соловьиный уснул.
Говор галок пробудился.
Куряне великие поля червлёными щитами перегородили, ища себе чести, а князю славы.
Чуть свет в пятницу потоптали поганые полки половецкие и, рассыпавшись стрелами по полю,
                помчали красных девок половецких,а с ними золото и шёлковый бархат.
Попонами и накидками, и кожухами, и всякими тканями половецкими
                начали мосты мостить по болотам и вязким местам.
Червлёное древко – белая хоругвь,
          червлёный бунчук – серебряное копьё –
                храброму Всеволоду Святославличу.
Дремлют в поле потомки Ольгиного хороброго гнезда.
Далеко залетели.
Не были они обижены ни соколом, ни кречетом, ни тобой, чёрный ворон, поганый половчин.
Гзак бежит серым волком,Кончак для него след правит к Дону великому.
Все ветры – Стрибожьи внуки веют от моря стрелами на храбрые полки Игоревы.
Земля гудит.
Реки мутные текут.
Пыль поля прикрывает.
Стяги глаголют: половцы идут от Дона и от моря,и со всех сторон русские полки обступают.
Дети бесовы кликом поля заполонили,а храбрые русичи преградились червлёными щитами.
На другой день очень рано кровавые зори свет поведают –
Чёрная туча с моря идёт, хочет прикрыть, словно два солнца, Игоря и Всеволода.
А в ней трепещут синие молнии.
Быть грому великому.
Идти дождю стрелами с Дона великого.
Тут копьям преломиться, тут саблям притупиться о шеломы половецкие –
                на реке на Каяле-Стугне, у Дона великого.
О русская земля, уже не за горами ты.
Могучий, как тур, Всеволод,
            стоишь ты на обороне,
                прыщешь на воинов стрелами,
                гремишь о шеломы мечом харалужным.
Куда ты поскачешь, своим златым шеломом посвечивая, там лежат поганые головы половецкие.
Посечён саблями калёными  шелом оварский на тебе, могучий, как тур, Всеволод.
Такие раны, дорогой брат, залечат честь и жизнь,
           и города Чернигова отчий златой престол,
                и твоей милой, твоей желанной
                "красной" Глебовны свычаи и обычаи.
Были вечи славян – Трояновы.
Минули лета Ярославовы.
Но были и походы Олеговы, Олега Святославлича.
Тот Олег мечом страх ковал и стрелы по русской земле сеял –
Ступит в златое стремя в городе Тьмуторокани – звон стремян всегда слышал
                давнего великого Ярослава сын – Всеволод.
А Владимир всякое утро уши закладывал в Чернигове.
         Бориса же Вячеславлича слава на суд судьбы привела
               и на берегу Канины зелёную постель постелила
                за обиду Олегову, храброго и молодого князя.
С той же Каялы-Канины Святополк повёз тело отца своего
    на носилках между угорскими иноходцами  ко святой Софии, к Киеву.
Тогда, при Олеге Святославличе,Гориславличи – потомки Рогнеды  сеяли и растили усобицы.
Погибала жизнь Даждьбожьего внука – народа русского.
В княжьих сварах век человеческий сокращался.
Тогда по русской земле редко пахари покрикивали.
Но часто вороны граяли, трупы меж собою деля.
Галки свою речь заводили, собираясь полететь на поживу.
То было в те рати и в те походы,  а об этакой рати не слыхивали.
Со света до вечера, с вечера до света
                летят стрелы калёные,
                гремят сабли о шеломы,
                трещат копья харалужные
                в поле безымянном среди земли половецкой.
Чёрная земля под копытами костьми была засеяна, а кровью полита.
Что мне шумит, что мне звенит нынче рано пред зорями?
Игорь полки заворачивает – жаль ему милого брата Всеволода.
Бились день, бились другой, на третий день к полудню пали стяги Игоревы.
Тут братья в начале похода разлучились - на берегу быстрой Каялы-Стугны.
Тут кровавого вина не хватило.
Тут пир докончили храбрые русичи: сватов попоили,а сами полегли за землю русскую.
Никнет трава от жалости, а дерево печально к земле преклонилось.
Уже, братья, невесёлая година настала,  уже пустыня силу прикрыла.
Восстала обида в жилах Даждьбожьего внука,
              вступив с девою Ольгою на землю славян – Троянову.
Припомнилась обида половцами-лебедями на синем море у Дона.
Плещучись, убыли благодатные времена.
Борьба князей против поганых кончилась.
Сказал брат брату: «Это моё, а то моё же».
И начали князья про малое «это великое» молвить, и сами на себя беззаконие ковать.
А поганые со всех стран приходили с победами на землю русскую.
О, далеко залетел сокол, птиц убивая, – к морю.
А Игорева храброго полка не воскресить.
Об этом крикнули слуги божеств Карны и Жли,и племя дивь поскакало по русской земле,
                слезы людям неся с пожарами.
Жены русские восплакали, причитаючи:
«Уже нам своих милых ни мыслею смыслить,
          ни думою сдумать, ни очами поглядеть,
                а золота и серебра и подавно не поносить».
Да застонал, братья, Киев от кручины, а Чернигов от напастей.
Тоска разлилась по русской земле.
Печаль великая текла средь земли русской.
А князья сами на себя беззаконие ковали.
А поганые сами, с побегами набегая на землю русскую,
                брали дань по женщине от каждого двора.
Те ли два храбрых Святославлича, Игорь и Всеволод, уже всю неправду пробудили,
которую усыпил было отец их наречённый – Святослав грозный великий киевский?
Грозою налетал он со своими сильными полками и харалужными мечами.
Наступал на землю половецкую,
           притоптал холмы и овраги,
                возмутил реки и озёра,
                иссушил ручьи и болота.
А поганого Кобяка из излуки моря
                от «железных» великих полков половецких, как вихрь, выхватил.
И пал Кобяк в городе Киеве, в гриднице Святославовой.
Тут варяги немецкие и венецианские, греческие и моравские поют славу Святославу,
винят князя Игоря за то, что погрузил добычу на дно Каялы-Стугны,
                реку половецкую русским золотом усыпал.
Тут князя Игоря высадили из седла златого, да в седло невольничье.
Приуныли горожане за городскими стенами, а веселье поникло.
А Святослав смутный сон видел в Киеве на горах.
«Эту ночь с вечера покрывали меня, – сказывал, –
       чёрным покровом на кровати тисовой,
                черпали мне синее вино, с горечью смешанное,
                осыпали мне из колчанов поганых
                самым крупным жемчугом тощую толковинку на супружество
                и укачивали, укачивали меня.
Уже доски без конька в моём тереме златоверхом –
Всю ночь с вечера Босовы «вороны» граяли у Плеснеска на лугу –
запрягали его в дебрянские сани и уносились к синему морю».
И сказали бояре князю:
«Видно, князь, кручина ум твой полонила -
это два сокола слетели с отчего престола златого поискать город Тьмуторокань,
                да захотели испить шеломом Дона.
Уже соколиные крылышки пообрезали поганых саблями, а самих опутали путами железными.
Темно тебе в день с год, словно два солнца померкли,
                оба багряных столпа погасли и с ними молодой месяц.
Олег и Святослав Олегович с половцами дружбу водили и в море купались.
И великое буйство подали иноверцам – на реке на Каяле тьма свет покрыла.
На русской земле расплодились половцы, как пардусово гнездо.
Уже насела хула на хвалу, уже побила нужда волю,
уже вытоптало племя дивь пахотные земли северских князей.
Все готские красные девы воспели на берегу синего моря.
Звеня русским золотом, поют время Босово,лелеют месть Шаруканову.
А мы уже, дружина, жадны до веселья».
Тогда великий Святослав осмеял «блестящую» речь их, не со слезами смешанную, и сказал:
«О, мои сыновичи, Игорь и Всеволод,
           очень рано вы начали  о половецкую землю мечи тупить, а себе славы искать.
Но нечестно вас одолели, нечестно кровь поганая пролилась.
Ваши храбрые сердца, словно из харалуга выкованы, а в огне закалены.
Из того ли сотворены мои «серебряные» седины...
А уже не вижу власти сильного и богатого воинами
                брата моего Ярослава с черниговскими племенами:
                с могутами и с татранами, и с шельбирами,
                и с топчаками, и с ревутами, и с ольберами.
Они и без щитов,с засапожными ножами кликом полки побеждают, хвастаясь прадедовой славой.
Но сказали вы:" Помужаемся сами – предков славу сами добудем, а потомки её сами поделят».
А или диво, братья, старому помолодеть?
Если сокол перья роняет – высоко птиц взбивает, не даст гнезда своего в обиду.
Но то зло – князья мне не помощники.
Никчёмные времена настали.
Оттого уже у Римова кричат под саблями половецкими,а Владимир под ранами.
Тяжело и тоскливо сыну Глебову.
Великий князь Всеволод,не мыслишь ты прилететь издалека отчий златой престол поберечь?
Если бы ты тут был, то продавалась бы невольница по ногате,а невольник по резане –
Ты можешь по суше живыми арканами метать – удалыми сынами Глебовыми.
Tы, неукротимый Рюрик, и ты, Давыд,  не ваши ли воины в злачёных шеломах по крови плавали?
Не ваши ли храбрые дружины рыкают, как туры,раненные саблями калёными на поле безымянном?
Вступите, господины, в златые стремена за обиду этого времени, за землю русскую,
                за раны Игоревы, неукротимого Святославлича.
Галицкий Осмомысл Ярослав, высоко сидишь ты на своём златокованом престоле.
Подпирая горы угорские своими «железными» полками, заступил королю путь.
Затворил Дунаю ворота, меча камни через облака.
Суд вершишь до Дуная.
Гроза твоя по земле течёт, отворяя Киеву ворота,
              сметая с отчего златого престола султанов за землями.
Срази, господине, Кончака, поганого кощея,за землю русскую, за раны Игоревы,
                неукротимого Святославлича.
А ты, неукротимый Роман, и ты, Мстислав, храбрая мысль носит ваш ум на дело.
Высоко взмываете на дело в дерзости, как соколы, на ветрах парящие,
                желающие птиц в буйстве одолеть.
Есть у вас «железные» молодцы под шеломами латинскими.
О них разбились земли и многие страны иноверцев:
                Литва, Ятвяги, Деремела и половцы копья свои повергли,
                а головы свои преклонили под вашими мечами харалужными.
Ингварь и Всеволод, и все три Мстиславича – не плохого гнезда шестикрыльцы,
                не победным жребием вы себе волости расхватали.
Для чего тогда ваши златые шеломы и копья ляхские, и щиты?
Положите конец набегам половецким своими острыми стрелами
                за землю русскую, за раны Игоревы,
                неукротимого Святославлича».
Но уже, князь Святослав киевский,
Игорю не потребуется солнца свет, как дереву, что не по своей воле листву сронило.
По берегам Роси и Сулы города поделили.
А Игорева храброго полка не воскресить.
Половцы тебя, князь Святослав, вспоминая,кличут и зовут князей на победу.
Ольговичи, храбрые князья, готовы на битву.
Уже Сула не течёт «серебряными» струями для города Переяславля.
И Двина болотом течёт для некогда грозных полочан под кликом поганых.
Один же Изяслав, сын Васильков, позвенел острыми мечами о шеломы литовские, –
                выхлопотал славу предку своему Всеславу.
А сам под червлёными щитами,
 на кровавой траве посечённый литовскими мечами, исходя кровью, сказал:
  «Дружину твою, князь, птицы крыльями приоденут,а звери кровь полижут».
Не было тут его брата Брячислава, ни другого – Всеволода.
В одиночестве же изронил он жемчужину души из храброго тела через златое ожерелье.
Приуныли голоса, поникло веселье.
Трубы трубят городеньские.
Ярослав и все потомки Всеславовы, уже поунизили вы стяги свои,
вонзив свои мечи в межи – деля с помощью оружия землю русскую.
Уже ухудшили славу предка своего Всеслава.
Вы своими раздорами начали наводить поганых на землю русскую,
        как жизнь Всеславова, от которой было насилие земли половецкой.
На седьмом вечевом веке славян – Трояновом, когда было подобие правления вечевого,
                выражался Всеславов жребий девицею его любимой –
Девицы той хитростью поотпёр он коней, что нужны были киевлянам восставшим,
и поскакал к городу Киеву, и дотянулся своим древком до златого престола киевского –
                сел на престол киевский.
Ускакал от киевлян лютым зверем в полночь из Белгорода, объятый синей мглой.
С утром же во сознание, когда ещё не стриг усы свои,
        отворял ворота Новгорода, расшибал славу Ярославову,
                скакал волком до Немиги с Дудуток.
На Немиге снопами стелются головы,
               молотят цепи харалужные,
                на ток жизнь кладут,
                веют душу от тела.
Немиги кровавые берега не зерном были засеяны – засеяны костьми русских сынов.
Всеслав князь людей судил, князей городами наделял, а сам в ночь волком урыскал.
Ему в Полоцке позвонили заутреню рано, а он в Киеве слышал звон колоколов Софии Святой.
Из Киева до пения петухов достиг Тьмуторокани, великому Хорсу-солнцу путь перебежав.
Хоть и вещая душа в ином теле, но часто от бед страдает.
О том вещий Боян и первую припевку смышлёный спел:
                «Ни хитрому, ни умному, ни ведуну разумному
                суда Божьего не миновать».
О, стонать  русской земле,   поминая первую годину и первых князей.
Того старого Владимира нельзя было пригвоздить к горам киевским.
Оттого ныне одни его стяги Рюриковы,а другие – Давыдовы.
Но рог боевой нося,они копытами пашут,копьями поют.
На Дунае Ярославнин голос слышится,зегзицею неведомой зовёт:
   «Полечу, – вторит, – зегзицею по Дунаю,
        омочу белый рукав в Каяле-Десне реке,
         утру князю кровавые его раны на крепком его теле».
Ярославна рано плачет в Путивле на стене, призываючи:
    «О ветер-ветрило,  почему, насильно веешь?
Почему мчишь вражьи стрелы на своих лёгких крыльях на моего любимого воинов?
Мало ли тебе было высоко под облаками веять, колыхаючи корабли на синем море?
Почему, господине, моё веселье по ковылю развеял?»
Ярославна рано плачет у Путивля города на мосту, призываючи:
«О Днепр Словутич, ты пробил каменные горы сквозь землю половецкую.
Ты нёс на себе Святославовы ладьи до полка Кобякова.
Возврати, господине, моего любимого ко мне,  чтобы я не слала к нему слёз на море рано».
Ярославна рано плачет в Путивле на стене, призываючи:
«Светлое и тресветлое солнце, всем тепло и красно ты.
Почему, господине, простёрло горячие свои лучи на любимого воинов?
В поле безводном жаждою им луки стянуло, голодом им колчаны заполнило?»
Вспенилось море полуночное.
Идут смерчи мглистые.
Игорю князю Бог путь указует от земли половецкой на землю русскую,
                к отчему златому престолу.
Погасли вечерние зори.
Игорь спит, Игорь бдит,Игорь мыслию поля мерит от великого Дона до малого Донца.
Конный в полуночи Влур присвистнул за рекою,велит князю уразуметь: «Князю Игорю не быть».
Предостерёг, прыгнул на землю в шумящие травы,проводником половецким сказавшись.
А Игорь князь помчался горностаем к тростнику и белым гоголем на воду.
Взлетел на борзого коня и соскочил с него седым волком.
И поплыл к излуке Донца, и полетел соколом под туманами,
                убивая гусей и лебедей к завтраку и обеду, и ужину.
Если Игорь соколом полетел, то Влур волком пополз, отряхивая собою студёную росу.
Проторговал князю своего борзого коня.
Донец сказал:
«Князь Игорь, немало тебе величия, а Кончаку нелюбви, а русской земле веселья».
Игорь сказал:
«О Донче, немало тебе величия,качавшему князя на волнах,
стлавшему для него зелёную траву на своих «серебряных» берегах,
одевавшему его тёплыми туманами под сенью зелёного дерева,
сторожившему его гоголем на воде,чибисами на стерне,орлами на ветрах.
Не такова ты, – продолжал, – река Стугна,«злую» струю имея, «пожирая» чужие ручьи, –
                струги половецкие растрепала в щепки.
Юношу же князя Ростислава поглотила.
Днепра потемнели берега.
Плачет мать Ростиславова по юноше князе Ростиславе.
Приуныли цветы от жалости,и дерево печально к земле преклонилось».
Да не сороки восстрекотали - по следу Игореву ездят Гзак с Кончаком.
Тогда вороны не граяли,
          галки приумолкли,
                сороки не трещали,
                змеи ползали.
Только дятлы стуком путь к реке указывают,
           соловьи весёлыми песнями свет предвещают.
Молвит Гзак Кончаку:
«Если сокол к гнезду летит, – соколика расстреляем своими злачёными стрелами».
Сказал Кончак Гзе:
«Если сокол к гнезду летит, –мы соколика “опутаем” красною дёвицею».
И сказал Гзак Кончаку:
«Если мы его “опутаем” красною дёвицею,
        и не с нами будет соколик, не с нами красна дёвица,
                то начнут наших “птиц” бить в поле половецком».
Изрёк Боян, песнотворец старого времени Ярославова, на походы Олега Святославлича,
                как бы я, Коган, тут хотел –
«Тяжко иметь голову – плохо её не иметь». – русской земле без Игоря.
«Солнце светится на Небесах, Игорь князь – на русской земле» –
                Девицы поют на Дунае.
Вьются голоса через море до Киева.
Игорь едет по Боричеву ко Святой Богородице Пирогощей.
Страны рады, города веселы.
Пели песнь старым князьям, а потому молодым петь:
                Слава Игорю Святославличу,
                могучему Всеволоду,
                Владимиру Игоревичу.
Здравы будьте, князья,и дружина поборется за крестьян против поганых полков.
Князьям слава, а дружине аминь.