За последним перевалом. Ч. 4

                4.               
        Как любил говорить наш тренер, ироничный и ехидный:"Под гору, да при попутном ветре и свинья - рысак!" - это было про нас. И усиливающийся ветер дул нам в спину, и лыжня, проторенная нижнетагильцами, идеально стелилась перед нами, и уклон был как раз такой, чтобы экономить силы, но не застывать от безделья.
         Если бы только не Виктор.
         Зачем он пошёл с нами? Что его, крепкого, тренированного, но абсолютно домашнего москвича побудило идти в этот поход?
          А я знал. И именно поэтому не отказал ему, хотя ещё тогда, когда готовились к походу, устраивали холодные ночёвки в "подмосковной Швейцарии" - окрестностях села Парамоново под Дмитровом, чтоб сделать потом как раз суточный переход  до Солнечногорска, пятьдесят километров по лесной пересечёнке, я обратил внимание, что это ему не интересно. Даже вымотанные марафонской дистанцией, Серёга и Николай в электричке по пути в Москву обсуждали что-то, посмеивались, подначивали друг друга, цепляли и меня, и неизменно заканчивали одним и тем же - поиском вариантов усложнения нашего марафона. Доходило до хулиганства: как-то раз я обратил внимание на то, что их рюкзаки подозрительно тяжелы. Не долго думая, распустил узел на тесьме горловины одного из них и вытряхнул содержимое, чтобы с изумлением обнаружить среди штатного снаряжения четыре... кирпича.
        Моложе меня на какие-то три года, казались они мне из-за бесшабашности и ... легкомыслия, что ли, совсем пацанами.
        Виктор был моложе меня на год. Умный и спокойный. Самый из нас физически сильный. И... возмутительно красивый. Тёмные, густые, волнистые волосы, прямой нос с небольшой горбинкой, матовая, чуть смугловатая даже к концу зимы кожа, крепкий с ямочкой подбородок, широко поставленные глаза такого глубокого василькового цвета, что даже не верилось. И ресницы! Какие это были ресницы! Густые, по-женски длинные и такие упругие, что можно было положить на каждую по 5 спичек.
        Сложен он был, как бог. Честное слово, когда он появлялся на чьём-либо дне рождения, кавалеры уже не отходили от своих дам ни на шаг. И как бы мы ни расправляли свои плечи, как бы ни втягивали свои поджарые животы, смотрелись мы на его фоне как заморенные деревенские лошади рядом с породистым чистокровным жеребцом.
        Но зря тряслсь наши парни возле своих возлюбленных. Равнодушен был к ним молодой бог с символическим именем Виктор-- победитель. Потому что был давно и безнадёжно влюблён в третьекурсницу Наташу, а та была влюблена почему-то не в него, а в аспиранта с кафедры земледелия, который об этом знал, но ... был женат.
         Потому-то и взял я его в группу сначала запасным, а когда Ваня Ткаченко сломал ногу, то  Виктор автоматически перешёл в основной состав. Это позволяло ему регулярно общаться с предметом вздыхания: девушка вместе с подругами Сергея и Николая  входила в группу обеспечения из семи человек, задачей которой была помошь в экипировании.  Он и  Наталья кроили палатку и сострачивали её полотнища на старинном "Зингере", который приволокли в общежитие аж с другого конца Москвы от Наташиной бабушки. Шитьё - дело кропотливое и довольно нудное - растянуто было не без его стараний на дни, недели и месяцы, и срочно закончено, когда я обратил внимание, что от ночных бдений в подвале, где нам было выделено место для работы, толку - шиш, и пригрозил обоим, что эту работу за них сделают другие .
         И каково же было его удивление, когда за неделю до похода нас -  Серёгу, Николая, Виктора и меня друзья-соратники из группы обеспечения пригласили на чай с тортом, а там... А там нас ожидал сюрприз!
         Первым одаривали Николая. Пунцовая от смущения Тайка заставила его снять пиджак, потом-- одеть походный свитер, достала пакет, развернула и в её руках оказался анорак, белый, с ярко-красными вставками. Взмокший Николай никак не мог попасть протезом правой руки в рукав, и на какой-то миг Тайка, помогая ему, оказалась в его объятиях, вся окутання облаком белой ткани. Собравшиеся захлопали. Серёга крикнул :"Горько!"- и тут же получил подзатыльник от Карташовой, Татьяна была гренадёрского роста, весила добрые шесть пудов и Пушок едва не упал, не подхвати его Зойка с экфака.
        Вторым был Пушок. О их романе с Зойкой  ходили легенды. В каждом темперамента было на троих, но Зойка была хохлушка, поэтому её темперамент  удваивался национальностью.
        Она его ревновала ко всем девушкам из студии бальных танцев, где Сергей занимался. Сама Зойка с экфака тоже танцевала великолепно, а уж когда мы её просили исполнить индийский танец, для чего приходилось расчищать место и ставить кровати друг на друга, стол в угол, и выстраиваться вдоль стены, то спокойным не оставался никто. И наши усилия по "демонтажу мебели", как называли мы процесс подготовки к танцу, окупался сторицей.
         Столько ничем не прикрытого эротизма, дикой, первобытной какой-то чувственности вкладывала она в танец, такой фонтан необузданной сексуальной энергии бил из её разгорячённого, гибкого тела, так пылали недоброй тёмной силой огромные её карие глаза, что у парней останавливалось дыхание, а наши девчонки начинали её тихо ненавидеть.
         Но для Зойки с экфака сушествовал только Серёга. Сцены взаимной ревности, шумные и бестолковые, с проклятиями и клятвами, что никогда больше (дальше шли разнообразные варианты, достойные не одного, а десятка любовных романов) сначала нас пугали, но, увидев несколько раз, как после шумной вчерашней ссоры Серёга спозаранку летит в Зойкино общежитие, или как Зойка с экфака после очередного скандала сидит утром на лавочке возле входа уже в наше общежитие, дожидаясь Серёгу, мы перестали обращать внимание на эти проявления сердечных чувств.
         Процедура раздевания-одевания повторилась, и Серёга защеголял в бордовом анораке с белым капюшоном, отороченным каким-то пушистым мехом. Мех щупали, нюхали, гладили. Серёга сиял. Тут к нему подковылял Ткаченко, страшно переживавший перелом, сорвавший ему поход. Верный друг Сергея расстегнул молнию нагрудного кармана его анорака и ... сунул туда блок "Мальборо". Мы застонали от зависти. Ваня тоже подёргал мех на капюшоне и с видом знатока голосом Остапа Бендера произнёс:
- Мексиканский тушкан! - за что тут же схлопотал подзатыльник от той же Карташовой.
            Тут достала пакет Ольга Скорикова. Маленькая, ужасно деловитая и деловая девушка в очках, староста 25 группы. Умная, заботливая, искусный кулинар... Всё она умела делать, и делала всё хорошо, но была она далеко не красавицей, сильно близорука, поэтому, может быть, и комплексовала, вела себя как настоящий синий чулок.
            Да видно сердцу не прикажешь. Она подшла к Виктору, который под наши шуточки натянул свитер, и развернула свой пакет. Мы ахнули. Кроме анорака, малинового с белыми вставками, Ольга преподнесла Виктору ещё и двухслойный полукомбинезон из парашютного шёлка, две пары шерстяных носков ручной вязки, вязаные наушники и великолепные, тоже вязаные, трёхпалые перчатки - незаменимую вещь для ремонтных работ на сильном морозе, или для охоты.
           Виктор был рад - подарок был не просто дорогой. Он был безупречен. Я потом в походе много раз останавливал взгляд на этих скрупулёзно ровных строчках, идеальной подгонке деталей и думал о том, сколько же бессонных ночей провела Ольга, вкладывая душу в эти вещи, и сколько слёз выплакала, понимая, что это ничего не изменит в её судьбе, что любовь не выменяешь на подарок.
          И это стало ясно сразу. Виктор благодарил, рассыпаясь в комплиментах Ольге, а взгляд его всё соскальзывал в угол, где сидела Наталья, положив на колени пакет. Было ясно, что сегодня он будет вознагражден вдвойне.Наконец поздравления, общупывания подарка, примеривание перчаток и носков было закончено, девчонки перестали сравнивать,что у кого лучше получилось, и отошли в сторонку, давая дорогу Наташе.
         Виктор уже было потянулся к ней навстречу, но в последний момент понял, что девушка идёт не к нему.
         А я догадался, очередной подарок - для меня. Она развернула пакет и комнату будто пламя озарило. Алый, с оранжевым выблеском анорак заполыхал костром посреди комнаты.
- Ну, Наташ, ты даёшь! - Пушок с видом сомнамбулы потянулся к анораку, - Ну ты даёшь! Это же с северного полюса можно увидеть, это же...- он не мог подобрать слов, и за него закончила Зойка с экфака:
- Это же Алые Паруса! - все захлопали, зашумели, а гренадероподобная Карташова подскочила ко мне и , сказав басом:
- Это ты меня развратил! - схватила за уши и поцеловала взасос, разряжая обстановку и отвлекая внимание от Ольги, беззвучно плачущей в углу...
      А теперь, накатываясь на всё замедлявшего ход Виктора, я понимал свою ошибку. Для него поход был возможностью стать первым среди равных.  Возможностью доказать Наталье, что он может и это. Не сам поход, а отдалённые его результаты важны были для него. То праздничное чаепитие открыло ему глаза: он не будет любим. Но отказаться от участия в походе означало... нет не трусость. Слабость характера, своекорыстие что ли. Не нужны были ему ни эти километры лыжни, проторенной по снежной целине, ни дикая, первозданная красота заснеженных гор.
       Оставленные за спиной перевалы его не радовали. Бессмысленным он считал этот поход, о чём не упускал возможность сказать при каждом удобном случае, выводя из себя Сергея с Николаем.
        Он ненавидел те бессонные дежурные ночи, когда он должен был, слушая наш храп и сопение, подкладывать время от времени в ненасытную походную печурку дрова, чтобы поддерживать в палатке тот минимум тепла, а вернее холода, который позволял остальным восстановить за ночь силы. И было ему без разницы, что по графику на его дежурства выпадало за поход лишь два дня, а на остальных по три.
         А сегодня он переживал запоздалый испуг. Увидев обмороженные лица нижнетагильцев, от понял, что могло ожидать нас чуть более суток назад, только исход мог быть и похуже. Он, рационалист по натуре, наконец-то признался себе, я чувствовал это, что всё усилия по подготовке похода, его осуществлению были ему не нужны.
         Теперь, в паре дней спокойной ходьбы до финиша,  он не хотел спешить ради кого-то. Ему было важно не тратить зря силы, сохранить их для себя.
       Так и вышло. Виктор резко притормозил, и мы, чтоб не устроить кучу-малу, вынуждены были съехать с лыжни, при этом Николай зацепился  за скрытые под снегом кусты, отчего его бросило вправо, как раз туда, где он не мог страховать себя рукой, и он с размаху ударился лицом в ствол дерева