Большинство англичан всегда готовы...

...



   Большинство англичан всегда готовы угостить друга или даже незнакомца, потратив на это значительные деньги. Однако они не готовы помочь деньгами, если речь не идет о детях, профессиональных попрошайках или организованной благотворительности. В остальных случаях такая помощь должна всегда оставляться как кредит. Более того, богохульство в адрес Мамоны сегодня опасней, чем богохульство в адрес Бога. Старый атеистический трюк, когда человек достает часы и дает Богу две минуты, чтобы тот умертвил его, Муссолини использовал, будучи молодым. Однако Божьи мельницы мелют медленно, поэтому этот трюк потрясает меньше, чем разорванная на кусочки пятифунтовая банкнота, унесенная ветром.
Не знаю, кто бы из англичан был способен на такое, даже при том, что сама бумага ничего не стоит и ее уничтожение можно представить как патриотический поступок по сокращению национального долга. Сомневаюсь, смог бы я сам проделать такое, ибо, хотя я уже неверующий, во мне еще живет мое протестантское воспитание, которое не позволяет мне, например, класть на Библию какую-нибудь книгу, даже если это Симфония , или выбросить хлебную корочку, предварительно не перекрестив ее. Я объясняю свое благоговейное отношение к билету Британского национального банка следующим образом: «Любой наблюдатель придет в ярость оттого, что я не пустил банкноту по ветру целехонькой, чтобы он или какой другой счастливчик мог бы незаметно положить ее в свой карман». Но даже если представить, что я уничтожил банкноту вдали от чужих глаз, то меня все равно бы не покидало чувство вины перед моими менее богатыми друзьями, которым бы эти деньги могли пригодиться.


Приходит в голову событие, которое произошло, когда я был маленьким и жил в Северном Уэльсе. На берегу озера была ферма, где мы покупали чаи. После чего я отправлялся гулять на фермерский двор. Когда подъехала телега с другими гостями, я бросился открывать ворота. Кто-то сунул мне в руку шестипенсовик, и хотя я не выбросил его, но сама идея, что кто-то принял мое проявление вежливости за попытку подработать, глубоко меня потрясла. Все мои предки по мужской линии получали хорошее образование. Они были врачами, учеными, священниками или занимали должности на государственной службе. Женились они тоже на женщинах, принадлежащих их кругу. Поэтому дома любая купля-продажа презиралась, и к этой патрицианской предвзятости добавлялось хорошо скрытое особе отношение к деньгам, которое немногим отличалось от семейного отношения к сексу: и то и другое необходимо, но радости приносить не должно. Когда я был ребенком, меня ограничивали в карманных деньгах, и я до сих пор иногда мечтаю найти в парке денежку, поэтому найденный на тротуаре шестипенсовик делает меня неизмеримо богаче, чем чек на выплату гонорара.

Мамона – безжалостный бог и жестокий владыка. Но я обнаружил, что он может превратиться в хорошего домашнего слугу, если относиться к нему с твердостью и щедростью и никогда за ним не шпионить. Каждый раз, когда передо мной возникала серьезная проблема, он, памятуя о моих чувствах к нему, всегда приходил на помощь. Например, в Рождество 1924 года, когда я с женой и тремя детьми жил в загородном доме недалеко от Оксфорда на небольшую пенсию по ранению, случайные заработки от литературной критики и деньги от распродаваемой мной библиотеки, у меня в кармане оставалось двадцать пять шиллингов, а на банковском счете вообще было пусто. Тем не менее, я дал качестве рождественского подарка почтальону пять шиллингов, когда он мне принес кучу поздравительных открыток и заказное письмо.

 «В письме-то, наверное, сто фунтов!» – улыбаясь, сказал почтальон, когда я расписывался в получении, и добавил: «Счастливого вам Рождества, сэр!» Действительно, в письме оказалась стофунтовая бумажка, которую мне прислал человек по имени Уильям Кидьер. Я его видел всего пару раз и знал, что ему в Ноттингеме принадлежало проиводство щеток. Он писал: «Этот год выдался для меня хорошим. Мне нравятся ваши стихи, и я слышал, что вы в стесненных обстоятельствах. Пожалуйста, примите эти деньги как знак того, что вы считаете меня своим другом. Веселого вам Рождества!» Подарок Кидьера спас меня, и хотя еще шесть лет назад мне не удавалось скопить денег больше, чем нужно, чтобы прожить полгода, Мамона никогда меня не подводил, поскольку (как сказала бы моя мать) он понял, как себя вести. Главным среди агентов Мамоны был Т.Э. Лоуренс, который так же, как и я, верил, что, обеспечив себя в разумных пределах всем необходимым и выполнив свои обязательства, все остальные деньги нужно предоставлять друзьям.