Поговорим о цветуёчках...

Это произведение родилось потому, что недавно я прочитал где-то, – не помню, где, то ли в Стихире, то ли в каком другом месте, – стихотворение человека, резко осудившего в нём тех поэтов, которые  позволяют себе высказывать недовольство жизнью и критиковать общественное бытиё, а тем более – власть, и назвавшего их всех за это бездарными графоманами. Не за себя мне стало обидно, – я-то кто, скромный рифмоплёт, правда, надеюсь, не совсем бездарно не скрывающий боль души своей за судьбы родины любимой и её народа, – обидно стало за великих Пушкина («Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь», «И на обломках самовластья напишут наши имена»), Лермонтова («Страна рабов, страна господ», «В очах людей читаю я страницы злобы и порока», «Поэт своё утратил назначенье»), Грибоедова («А судьи кто?»), Некрасова («Не будет гражданин достойный к Отчизне холоден душой», «Одни – стяжатели и воры, другие – сладкие певцы», «Наперечёт сердца благие, которым родина свята»), которые по определению этого поэта, получается, автоматически зачисляются за своё инакомыслие к бездарным графоманам. Конечно, мой стих «Поговорим о цветуёчках…» это не точный ответ именно этому поэту, я обобщил в нём свои мысли и чувства по поводу и иных суждений других поэтов по этой проблеме, ранее мною увиденных.

Ты говоришь, зачем брюзжать,
Царапать сердце в недовольстве
Несовершенством жизни: чёрствым
Совсем так сердце может стать. –

И у меня уже примет
Такого вдосталь очерствленья.
Вот, например, в стихотвореньях
Моих его заметен след…

Ну взял бы, написал про луг,
Его как травка зеленеет,
Орёл величественно бреет
Как, в вышине чертя свой круг,

И шею вытянул олень
Как грациозно в ожиданье
С подругой верною свиданья,
Как свеж и чист весенний день,

И как Вселенная тиха,
Взрываются хоть звёзды часто…
Но нет, считаешь ты, к несчастью,
Высокого в моих стихах,

Не видно радостной строки,
Любовью одухотворённой,
Зато, впротиву духу оной,
Мне интересны дураки,

И в мысли я навек загруз,
Ты прав, к чему в колоде жизни,
Немало умных где с харизмой,
Дурак всегда козырный туз…

Ну да, ты, несомненно, прав:
Поэт не может не заметить,
Легко дышать как знойным летом
В тени раскидистых дубрав,

В горах как дикие цветы
Обворожительно красивы,
Во взгляде плещутся игривом
Как девы тайные мечты,

И как неспешностью мудра
Река в долине бесконечной,
И как в счастливости беспечной
Детей бессмысленна игра…

С таким суждением ума,
Кто б спорил, выглядел бы странно.
Но посчитал ты, графоманов
Что в стане критиков не тьма

Ну просто тьмущая, но всех,
Не обливаясь в думах потом,
Их надлежит зачислить оптом
В бездарностью сплочённый цех…

Что ж, графоман тогда большой
Поэт, сказавший своевольно,
«Не будет гражданин достойный
К Отчизне холоден душой»,

Бездействия как мудрецы
Не понимают, в их что своре
«Одни – стяжатели и воры,
Другие – сладкие певцы»?..

К тому ж, с поэтом маята
И за слова его крутые:
«Наперечёт сердца благие,
Которым родина свята»!..

Другой кричит: «А судьи кто?»…
За это, по определенью,
Он без суда и обвиненья
Есть графоман теперь простой!..

О родине принёс в народ
Ещё один служитель музы
Её оценку без конфуза:
«Страна рабов, страна господ»,

«В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока»,
Его же горестные строки
Не помянуть к тому нельзя,

Тем боле, видел он, «поэт
Своё утратил назначенье»…
Теперь поэту обвиненье
Едва ли в том предъявит свет…

Мне страшно даже намекнуть,
Кем автора сочтёшь ты слога
«Мы все учились понемногу,
Чему-нибудь и как-нибудь»:

Неосмотрительно посмел
Критиковать образованье
Поэт! За это наказанье
Предвидеть гений не умел…

Но графоманства тень видна
И в выкрике его ужасном:
«И на обломках самовластья
Напишут наши имена»!..

А как ты думаешь, сейчас
Примет не видно самовластья?
Отчизне быть какой, причастен
К решенью кто-нибудь из нас?..

О том не думал ты ещё…
Ты просто недовольных жизнью
Винишь пока не в экстремизме,
Но в том, язвительной пращёй

Они метнули много стрел
Уже в такие что пределы
Болячек наших, быть что смелым
И трус бы полный тут сумел

В их осуждении, смекнув,
Такое власть что не прощает,
Но лучников предпочитает
За непрямую их вину

Не прямо тоже наказать,
Но добровольцам в их старанье
У власти получить признанье
Их опорочить не мешать…

Вот если память мне не лжёт,
Не счёл никто в стране советов
Бездарными слова поэта
«Страна рабов, страна господ».

И ты считал, права страна,
Как прав и гений в мысли страстной:
«И на обломках самовластья
Напишут наши имена»…

Не видно было в годы те
Тебя в шеренгах диссидентов,
Как и теперь за оппонентов
Ты в митингах не запотел…

Хитро решил ты, прав всегда,
Штурвал кто нынче крутит власти,
Её ж сияние кто застит,
Исток всемирного вреда…

Удобно… Правда, сколько раз
Пути к удобствам приводили
Мир к необузданности силы,
История не учит нас…

Но если б ты один хулил
Поэтов, жизнью недовольных,
Мне б не было настолько больно
За тех, кто родину любил

Так, что хулителям их душ
Ничто любить не приходилось,
Где б их любовь не пригодилась
С того иметь хороший куш…

О как же много развелось
Умельцев нос держать по ветру,
Пусть от него лишь в сантиметре
Народ моря уж пролил слёз…

И ты в сплочённых их рядах
Не выглядишь последней скрипкой,
Давно усвоивши, не шибко
Полезно власть ругать в стихах. –

Ты научил пугливый нрав
Свой не перечить явной силе,
И в том, что это сохранило
Твоё здоровье, может, прав.

Да ну их, в самом деле, всех:
Бездомных, безработных, нищих
С зарплатой, годной лишь для пищи,
Но не для барственных утех! –

Давай, отринув мелкий страх,
Невинно-безобидной строчкой
Поговорим о цветуёчках
В стерилизованных стихах…