Фантазия о Валерии Брюсове и Нине Петровской

             О закрой свои бледные ноги
                В.Брюсов
О, закрой!
О, закрой!
О, закрой! –
Бесконечным рефреном.

Веселится июль,
Он сжигает листву молодую,
А над лугом висит
Зыбким маревом
Пьяная дымка.
О, закрой!
О, закрой!
О, закрой!
Я студент-первокурсник,
Меня мучает
Эта бессмысленность
Вместо стихов.
- О чём тут вести разговор? –
Говорит мне циничный наставник,
Педагог-обольститель,
Всё знающий умный невежда. –
Лаконично, и умно и едко,
Нет любви,
Лишь осталось, как символ,
Отвращение к женским ногам,
Оголённым и гадким.
Сквозь очки этот дьявол пытает меня
Чем-то сладким и стыдным,
И блестят под опекой безнравственных губ
Две жестокие фиксы.
- Я не верю!
Не верю! –
Мой голос срывается в детство,
И наивные всхлипы
Сотрясают и душу, и тело.
Где теперь педагог,
Подаривший мне бездну сомнений?
Я надеюсь, в аду,
Лижет пятки чертям окаянным
И кричит:
- О, закрой!
О, закрой!
О, закрой!
Свои бледные ноги.
Я взрослел,
Я читал
Золотые небесные сказки.
И терзался чужою любовью,
И плакал от боли.
По ночам приходил ко мне Брюсов,
Надменный, закрытый,
В белоснежной рубашке
И в галстуке,
Слишком тугом для того,
Чтобы вольно дышать,
Расслабляясь и горько вздыхая.
- Почему? – я шептал ему. –
Где же мечта?
Где загадка?
Он смущался,
Я видел , как тонкие губы
Не презреньем кривились,
Совсем не презреньем,
А обидой почти полудетской
И страданьем неведомой силы.
- Вы любили её?
- Бесконечно.
- А она вас?
- С такою же страстью.
- Почему же?
- Ах, глупый вопрос,
Милый юноша!
Вспомните,
Как одна поэтесса сказала
О близости душ,
О том, что
Есть между ними черта,
Перейти невозможно
Заветную грань,
Остаются мученья.
- Так Нина сказала?
- Не Нина, не Нина - другая,
Но это неважно.
Ведь женскую суть
Разгадать никому не дано.
А Нина стихов не писала,
Лишь прозу –
В сумбуре неведомых,
Странных, безумных видений.
Мы с ней обнимались,
Простите мне пошлость деталей,
Но не было счастья.
Одно беспокойство,
И нервы,
Готовые лопнуть,
Терзаясь бедой.
- Кем Нина была?
Бесконечной и страшной любовью,
Ещё психопаткой,
Ещё морфинистской со стажем.
Мы оба измучились,
Я прорицал сквозь завесу
Земной оболочки
Роман и стихи,
Где она безраздельно царила,
И горько рыдала,
Как рыба, попавшая в невод.
Я слышал, она умерла,
Над собою устроив
Печальный и злой самосуд?
- Да, - ответил я тихо,
И камень в жилетке заплакал,
И стал истончаться,
Как призрак.
- Читайте роман о Ренате,
Тогда вы поймёте,
Как сильно любил я,
И так же,
А, может быть, больше
Безмерно страдал. -
Он исчез,
Испарился,
Но долго дрожали
Во тьме
Обречённые звуки.

Любовь, словно бездна –
Кому и за что ты даёшься?
Попроще бы жить,
Понаивней.
Но нет, не дано.
Шепчу я печально:
- Закрой свои бледные ноги!
Закрой, наконец!
О, закрой!
О, закрой!
О, закрой!
                Р.Маргулис