Глава I Deja vu

Ветер запрыгнул в настежь открытое окно. Соскочив с подоконника, он подбежал ко мне и приобнял за плечи. Затем, словно испугавшись, затих на секунду и покинул кухню столь же стремительно, как ворвался в нее. Я поёжился - воздух был влажный и прохладный. Закрыв кран и вытерев руки, я закинул полотенце на плечо и подошел к окну, за которым, уже никого не стесняясь, ветер носился по двору, взъерошивая изрядно пожелтевшие, густые кроны высоких деревьев. Заметив, что за ним наблюдают, он сделал прощальный круг и скрылся, перемахнув через соседний дом. Воцарилась тишина.

День только-только проводил утро с её суматохой и удобно расположился на площадях и крышах города. Небо окрасилось жемчужно-синим, переходящим на горизонте в бирюзу. Белые как вата облака галопом проносились где-то в вышине, а солнце играло их тенями. Улицы опустели.

Суета, к счастью, перебралась в центр и была надежно скрыта от меня в коробках  офисных зданий - пробки еще не облюбовали немногочисленные улицы этого спрятанного в лесу города, да и вряд ли когда-нибудь сюда доберутся. Люди, не успевшие выспаться за ночь, лишь в это время начинают просыпаться по настоящему: пьют кофе и непринужденно болтают с коллегами, пытаясь встрепенуться. Другие сосредоточенно работают или хлопочут, разбираясь с ворохом мелких, но от этого не менее важных дел, однако таких меньшинство. А кварталы спальных районов напротив погружаются в молчаливое спокойствие, которое изредка разбавляют, прогуливающиеся по своим делам или без них, пенсионеры, но пока не нарушают мамы со своими чадами. Это спокойствие я и почувствовал всем телом. Мы остались наедине с этим маленьким кусочком земной поверхности. Я постоял пару минут у окна, прислушиваясь к тихому шелесту листьев,  и, сопровождаемый одинокими звуками собственных шагов, мечущихся между стенами длинного коридора, вернулся в комнату.

Сквозняк с грохотом захлопнул за мной дверь, с нее отвалился кусок краски. Ремонта здесь не делали лет двадцать а то и тридцать. Обои выцвели и покрылись пятнами всевозможного происхождения. Половина мебели готова была развалиться: она, как и всё здесь, на много пережила страну, в которой была сделана. Тумбочка, стоявшая в дальнем углу, прикрывала изрядную дыру в деревянном полу. Пол скрипел, а краска на нём поистерлась. Картину завершали облезлая белая деревянная рама достаточно большого окна с широким каменным подоконником, на котором лежали на половину превратившееся в труху грязно-горчичного цвета шторы. Несмотря на то, что худшее жилье вряд-ли можно было бы представить, я, по большому счету, никогда не жаловался и обитал тут уже достаточно долго, хоть и не уставал думать, что это временно. Однако нет ничего более постоянного, чем временное.

Сегодня комната выглядела как-то странно. Застыв на полпути к окну, я увидел её по другому, будто в зеркале: так хорошо знакомые предметы и обстановка вдруг стали чужими, как если бы я смотрел на них в первый раз.  В золотистых лучах слабеющего день ото дня солнца висела пыль, которой здесь всегда было много. Она начинала покрывать столы и полки с молниеносной быстротой, появляясь словно из ниоткуда, как только ее смахнешь, так, что уже на следующий день казалось, будто никто и не пытался наводить чистоту.  Сейчас пыль застыла в воздухе. Все вокруг меня застыло, умерло, а жизнь проходила где-то далеко и доносилась до меня еле слышным гулом чужого мне города.

В надежде стряхнуть с себя странное оцепенение я, быстро переодевшись, собрался и  вышел во двор. Обогнув дом я выбрал широкую солнечную улицу и, шаркая по пыльному асфальту, зашагал в направлении работы. Осенняя прохлада освежила меня. Я чувствовал, как струи холодного воздуха мягко обтекали руки и лицо, вторя моим движениям, однако видел город, который плавится под отвесными лучами неистового солнца. Мне приходилось щуриться. И я не знал где я: в городе, что затаился под спасительной тенью вековых сосен, или в городе, что бросает вызов солнцу на краю пустыни. Тот самый ветер, с которым мы подружились недавно, нашел меня снова и, спрыгнув с верхушек деревьев, бросился в мои объятья. Я зажмурился, а когда открыл глаза, то вновь увидел осень, мое любимое время года.

Совсем скоро улица закончилась и я свернул на коротенькую тенистую аллею, засаженную сиренью и черемухой, в конце которой поселился небольшой провинциальный ресторанчик. Официанты, как всегда в это время, расставляли мебель на летней веранде. Через пару минут они закончат, потом покурят и вернутся внутрь, ждать на обед завсегдатаев, которых встретят все теми же дежурными фразами: «Здравствуйте! Меню или бизнес-ланч? Какой будете суп? Чай принести сразу?». С аллеи я попал в небольшой сквер, посреди которого обитал потрепанный временем фонтан. Я ни разу не видел, чтобы он работал, однако вода в нем была и в ней со вчера плавали пивные бутылки. Их уберут позже, но вечером появятся новые. Отсюда было уже рукой подать до проходной, где меня встретит, скучающая в это время охрана.

Так повелось, что люди не сильно расстраивались, когда я опаздывал, а чаще всего этого просто не замечали. С моим характером к такому быстро привыкаешь, так что со временем опаздывать начинаешь везде. В конце концов опаздываешь думать и тогда ты перестаешь контролировать свою жизнь, ведь если нет твердой руки, ведущей тебя, то контролировать её начинают все,  кому не лень, а учитывая, что их интересы в среднем не пересекаются, то жизнь твоя теряет всякое направление, превращаясь в что-то похожее на хаотический набор бессвязных событий. Потом однажды ты будто покидаешь свое тело и наблюдаешь за собой со стороны. Со временем это случается все чаще и чаще, пока ты окончательно не превращаешься в стороннего наблюдателя, проведя границу между собой и своей жизнью. Однако, с другой стороны, тебе как никогда ранее становятся видны круги, по которым ты ходишь день за днем.