Ирина. Отрывок из Русского Детектива

     ...стояло утро дивное. Весна
     На Светлый Праздник выдалась красна,
     Май зеленел, легко влетали птахи
     В церковное раскрытое окно,
     И луч под самый купол, где темно
     И строго Он взирал на нас, во прахе
     Взывающих к Нему, как бы из туч
     Тянули за собой на крыльях, луч
     Во мгле тончайше распустив, и звонко
     Под куполом играли... А она,
     Хотя и в чёрном, вся озарена,
     Парила наверху,  вплетая тонко
     Свой голос в хор чудесный...
     Всей семьей
     Стояли мы на службе, лишь меньшой
     Был на руках моих... И показалось –
     Она к нему, он к ней в какой-то миг
     Младенческой душою весь приник,
     И светлое меж ними завязалось...
     Уже потом, причастием светлы,
     Мы снова повстречались – у ветлы,
     Во дворике церковном, на скамейке,
     Где мы расположились вдоль стола…
     Христосуясь со всеми, подошла
     И к нашей, хоть и праздничной семейке,
     Но явно же сиротской!.. Малыша
     Взяв на руки, прижала, и душа
     Моя затрепетала... Боже правый,
     Уж коли Ты лишил меня моей
     Подруги верной, подскажи вот ей,
     Смиреннице Твоей путь не лукавый,
     Но искренний, живой и тёплый путь,
     Сирот своих в печали не забудь
     И не оставь, смотри же, две души:
     Младенца и смиренной голубицы
     Нашли себя, узнали!.. Из темницы
     Сиротства душу вырвать поспеши!..
     ***
     И Бог меня услышал. Внял мольбе...
     И я, и дети все её к себе
     Отпраздновать День Светлый пригласили.
     Она пришла... Да что пришла!  Она
     С детьми, со мною так была нежна,
     Что мы ее остаться упросили
     Хотя бы на ночь, на день... А потом
     Ей стал родным, почти своим наш дом,
     А младшенький, тот просто убивался,
     Когда вдруг исчезала дня на два,
     На три... Какие дивные слова
     Для сказок находила – забывался
     Счастливым сном!.. Особенно одна,
     «О Доме сказка» – так была чудна,
     Что всякий раз просил её все снова
     И снова длить... Порою за неё
     Я сам, впадая в детство, в забытьё,
     Подхватывал оборванное слово
     И продолжал сказанье...
     ***
     Как-то раз
     Я заглянул к ним в детскую... Свой сказ,
     Видать, на полуслове оборвавши,
     Она уснула рядом, как была,
     Одетая...  Руками обвила
     Его головку русую, прижавши
     К своей груди... Я на руки её
     Поднял, не потревожив забытьё,
     Отнёс к себе, свидетель Бог – без подлой,
     Без задней мысли, – просто уложил
     На чистую постель, а сам решил –
     На коврике улягусь, чуть поодаль.
     И лёг, и задремал...
     И в сладком сне
     Увидел, как она пришла ко мне
     И донага разделась, и прильнула
     Горячим, гибким станом... И в жару,
     В тумане я не понял поутру
     То снится мне, или она уснула
     В моих руках?.. Иринушка... Змея!
     Зачем ты не приснилась мне?.. А я
     Уже решил, что это знак нездешний
     Мне подала жена моя тем сном,
     Мол, это я, но в облике ином,
     Бери меня и не жалей о прежней,
     Всё та же я!.. Недаром малыша
     Так светится, узнав меня, душа!..
     Иринушка, Иринушка...  Иринья!
     Воистину смиренье, иль мятеж
     Довлеет над тобою? Ты надежд
     Не подавала, правда, но гордыня,
     Она в тебе откуда?.. Как понять
     Служенье Всеблагому, если внять
     Речам твоим, столь смутным, что, заспоря,
     Однажды я взорвался (а сейчас
     Жалею)...  Но нельзя ж, чуть не кичась
     Сверхжертвенностью, вкруг чужого горя
     Выкраивать какие-то свои,
     Диковинные в нашем бытии
     Понятья о семье, о мире Божьем?
     Уж ежели ты Богу отдана,
     Ты все Его заветы чтить должна
     И не судить того, кто сам тревожим
     И, может быть, казним своей виной,
     Но – тайною!..
     ***
     Я сам перед женой
     Корюсь, духовнику, быть может, каюсь
     За тяжкий плод, за всех за семерых,
     За смерть её... Но в каяньях своих
     Мир Божий не виню, не зарываюсь.
     Он Сам сказал: плодитесь, чада! Сам
     Сказал, что мы угодны небесам,
     Что грех детоубийства – тяжелейший
     Из всех грехов... Зачем же мне пенять,
     Что, мол, жену заездил, что унять
     Страстей не мог?.. Да этого и злейший
     Мне враг не скажет, а она, любя
     Детей, меня – сказала, озлобя
     И помутя мне кровь... Вспылил, не спорю,
     Нагородил в сердцах – невпроворот!
     Да как стерпеть? Мол, наплодил сирот,
     О чем, мол, думал? В лапы отдал горю
     Мирскому их... Чертяки, мол, вы все,
     Все крутитесь в порочном колесе,
     Не видя свету Божьего... А ты-то,
     А ты сама святая, что ли?.. Ишь,
     И Богу служишь, и со мною спишь,
     А может, с кем ещё?.. Тут я открыто
     Все перешёл границы, потерял
     Контроль... Добро бы просто укорял,
     Бранил её... так нет же! –  В ретивое
     Ударил, в самый кровный, тёмный нерв –
     Видали, мол, таких, приблудных стерв:
     Своё иссушит чрево, трын-травою
     Да пустоцветом вытравит, сглупа,
     По младости, конешно, а судьба
     Накажет по-серьёзному... Настала
     Пора дитё зачать – плодись, жена!
     Ан, чрево-то и выморено... Дна,
     Истера изработалась, устала
     От богомерзких крючьев, от потрав
     Да выкидышей... Или я не прав?
     Прав, коль молчишь, коль смотришь озверело,
     А неча возразить...  Беда, беда...
     Беда и привела тебя сюда,
     К чужим детишкам... Верно, что согрела
     Заботой всех и лаской, мы на том
     Премного благодарны. Но скотом
     Считать меня, впряжённым токмо блудом
     И похотью? Уж здесь меня уволь,
     Уж здесь и попенять тебе позволь...
     ***
      – «Позволить? А к чему таким паскудам,
     Как я, пенять, к чему увещевать?
     Забота наша малая – кровать,
     Да рюмочка-другая пред кроватью.
     И всё. И никаких не надо врак...
     Дурак ты, милый... Ох, какой дурак!
     С тобой и не взялась бы толковать я,
     Да деток жаль, сирот... Вот и тебя,
     Уж заодно с сиротами, скорбя,
     Жалею, и слова твои пустые
     Мне не в укор. Греха не вижу в том,
     Что иногда, святой оставя дом,
     Иду в дома, пускай и не святые,
     Но страждущие ласки и тепла,
     Сиротские, как твой... И зазвала
     Сюда совсем не жажда, нет, не тяга
     К семейному чужому очагу –
     Жалею вас... жалею, как могу,
     Мы все сироты здесь!.. А бедолага,
     Бобыль с детьми, тот пуще сироты,
     Тот втрое, даже всемеро, как ты,
     Пред Богом сирота... Дурак ты, милый,
     Да и сама я дура, что легла
     В постель к тебе... Прости, не приспала
     Ребеночка, а ведь могла бы, силой
     Господь не обделил, и весь твой вздор
     Кому-то, может, в стыд. Мне не в укор.
     Могла бы!.. Да сирот, гляди – с лихвою!
     А жалости достанет ли на всех?
     В себе, в себе самом неси свой грех,
     А в мир не выпускай!.. Вот каковою
     Задачей озаботиться бы нам,
     Всем дочерям господним и сынам,
     Вот где вины избытье первородной!..
     Но ты себя, друг милый, не кори,
     Не стоит, а возьми поговори
     Ты с батюшкою нашим, он природный
     Оратор, толкователь слов святых,
     И станет явным каждый тайный стих...»
    
     Вот так потолковали... Туча тучей
     Ходил недели две, наверно... Срам
     Насилу одолел. Приполз во Храм...