Альфред Хейдок. Эсфирь
ЭСФИРЬ
Ночная беседа с Иисусом не только обогатила Эсфирь нравственными наставлениями, но и раскрыла ей глаза на угрожающую опасность. Эпизод с избавлением грешницы от заслуженной ею смерти нанес посрамление Совету старейшин, с которым он никогда не примирится. Эсфирь должна была исчезнуть, и для этого было достаточно отдать приказание исполнителям судебной власти, чтобы они задушили ее в темном переулке. Эсфирь должна была бежать из Иерусалима и из Иудеи. И представился удобный случай.
Из далекой Общины ессеев, расположенной в глубине пустыни, прибыл к Иисусу гонец, который должен был туда возвратиться. Ему и поручил Иисус отвести Эсфирь в Общину. Чтобы бегство сохранилось в тайне, решено было отправиться в ту же ночь. Гонец предстал перед Эсфирью. Это был юноша могучего атлетического сложения. Он подошел к Эсфири и спросил:
- Готова ли ты, сестра, к пути? Где твое имущество?
Эсфирь указала на тощий заплечный мешок. Гонец, его звали Измаил, приторочил мешок на спину ослика, уже нагруженного другой дорожной поклажей.
- Ослик, его зовут Шамо, понесет нашу поклажу и бурдюк с водой, когда мы достигнем пустыни, а сами пойдем пешком, - пояснил Измаил.
В руках Измаила была длинная палка, казавшаяся непомерно длинной даже для такого высокого мужчины, каким был он. Эсфирь выразила по этому поводу удивление, на что получила ответ:
- Дорога наша длинная, и палка должна быть длинной, - при этом Измаил улыбнулся и обнажил белые сверкающие зубы.
Они двинулись в путь, условившись, что будут выдавать себя за брата и сестру. Так шли они втроем - в середине нагруженный поклажей осел, а по бокам его двое путников.
Пока они шли в Иудею, ночевали в постоялых дворах, рано утром отправлялись в путь, обедали при дорожных поселках, когда такие попадались, или же под открытым небом в палящую жару. Поселки стали попадаться все реже и наконец исчезли совсем - перед ними простиралась опаленная зноем пустыня. Каменистые, бесплодные невысокие бугры, кое-где перемежающиеся долинами с высохшими руслами рек, со скудной растительностью и голубым небом без единого облачка, откуда солнце изливало на них беспощадный зной. На границе этой пустыни Измаил извлек из ослиной поклажи блестящий, сверкнувший на солнце предмет. Это был наконечник копья, который он укрепил на кончик длинной палки, которая таким образом превратилась в копье.
- Мы вступаем в страну, где нет законов, - пояснил. - По ночам нас будут тревожить шакалы и гиены, их придется отгонять оружием. Ты боишься, сестра?
- С тобою - нет, - ответила Эсфирь.
На смену палящему зною приходили холодные ночи. В каменистой пустыне разводить огонь было не из чего, и они на ночь закутывались в плащи, которые днем переходили в поклажу осла. По очереди дежурили, прислушиваясь к завыванию шакалов, а когда последние подходили к их ночному стану, отгоняли их копьем. Так шли несколько дней подряд, и они не встретили ни одного каравана, ни одного путника, и Измаил уже утешал Эсфирь указанием о том, что до цели осталось всего несколько дней пути, когда произошло неожиданное событие.
Все началось с того, что они увидели далеко позади себя мчавшегося во весь опор всадника. По мере приближения силуэт его обрастал деталями. Это был всадник на прекрасном гнедом коне, со звездою на лбу и развевающимся на ходу хвостом. Полы длинного белого плаща на всаднике развевались от быстрого движения, а на чалме красовался белый султан. Он промчался мимо путников, не останавливаясь, только окинул их быстрым взглядом.
Эсфирь успела заметить, что у него были небольшая черная бородка, орлиный нос и злые, сверкающие глаза. Она не успела обменяться с Измаилом замечанием по поводу всадника, как вдруг последний повернул назад и шагом поехал им навстречу, а потом, подъехав вплотную,
остановил коня рядом с Измаилом.
- Продай мне твою женщину, - сказал он коротко и властно.
- Я не торгую своими сестрами, - спокойно ответил ему Измаил. Он выпустил поводья и обеими руками обхватил копье, как бы на изготовку к бою. Это движение не ускользнуло от всадника, и он тоже положил руку на рукоять меча, висевшего сбоку. Мужчины обменялись выразительными взглядами, но стояли недвижно.
- Ты напрасно отказываешься, я тебе дам мешочек золота за нее, сказал он, отвязывая кожаную сумку. - Дороже тебе никто не даст.
- Моя сестра дороже твоего золота, - ответил Измаил. - Оставь нас и не мешай нашему пути.
Гневно сверкнув глазами, всадник вскинул голову и направил коня обратно, откуда приехал, с места пустил его в галоп.
Как только он очутился спиною к Измаилу, последний занес руку с копьем, намереваясь всею силою метнуть в удаляющегося всадника, и он непременно это сделал бы, но Эсфирь, охваченная ужасом оттого, что на ее глазах совершается ненужное убийство, с криком "Не надо!" ухватилась за занесенную руку юноши. Драгоценные секунды были упущены, теперь всадник находился слишком далеко.
Измаил опустил копье и спросил:
- Ты что? Заметила под плащом у него медные латы? В таком случае ты мне спасла жизнь: копье, ударившись о латы, упало бы, а всадник, обернувшись, зарубил бы меня, безоружного. Так ли это?
Эсфирь призналась, что никаких лат не заметила, а просто ужаснулась ненужному, по ее мнению, кровопролитию.
- Тогда, - омрачившись, сказал Измаил, - ты совершила большую ошибку, не дав мне убить негодяя. Это Наур-хан, глава разбойничьего племени скотоводов, безжалостно грабящих всех, кто попадается, когда представляется возможность. Ты думаешь, он оставит нас в покое? Нет! Ты ему понравилась, и он теперь прискачет в расположение своей шайки и пошлет отряд взять нас в плен. Тебя он возьмет в наложницы, а меня продаст на рынке невольников. Единственное наше спасение - бегство. Его отряд, конечно, поскачет по дороге - мы же должны свернуть с дороги в пустыню, и притом немедленно. Так они и сделали.
Для лучшей характеристики Наур-хана Измаил пояснил, что если бы он продал Эсфирь за мешочек золота, то это ничуть не изменило бы положения. Наур-хан взял бы с собой Эсфирь, все равно выслал бы отряд взять Измаила и вернул бы себе золото.
Свернув далеко в сторону от караванного пути, они шли ведомыми только Измаилу тропами. Время от времени он забирался на попадавшиеся им бугры и озирал окрестность. После одного из таких обзоров он сообщил, что его опасения оправдались: он видел скачущих вдали всадников. Два дня они передвигались с большими предосторожностями, потом перед ними развернулась широкая равнина с зубчатой линией гор на горизонте.
- Вот цель нашего путешествия, - сказал Измаил, указав на горы. ¬Видишь седловину между одной большой и другой, поменьше, горой? Седловина - вход в ущелье, за которым расположилась наша Община. Там уже Наур-хан нас не достанет. Община имеет своих защитников, они дежурят у входа в ущелье и совершают разъезды по пустыне, чтобы обнаружить заранее врагов, если такие появятся. Дозорные Общины денно и нощно наблюдают за равниной, но эта же равнина - самое опасное для нас место. Люди Наур-хана, возможно, подстерегают нас здесь у последней границы. На всякий случай, - добавил он, - я попытаюсь просигналить дозорным о нашем приближении. Сделать это лучше всего оттуда, - и он указал на одинокий утес, который высунулся, как загнутый зуб, из земли. - Его прозвали Зубом Дракона, который якобы обитает под землей... Я заберусь на вершину его и просигналю. Кстати, у этого утеса мы сделаем привал, подкрепимся последний раз, напьемся и остатки воды отдадим Шамо.
Так они и сделали. С вершины, привязав белый шарф к концу копья, он стал размахивать им, делая круговые движения. С краткими остановками он это проделал несколько раз. Спустившись с утеса, перед тем как расположиться на обед, Измаил последний раз окинул взором равнину и вдруг воскликнул:
- Беда! Нас заметили не те, кому мы сигналили, - и он указал рукою на группу едва различимых вдали всадников, внезапно появившихся слева и скачущих по открытой равнине прямо на них. - Это люди Наур-хана, мрачно сказал Измаил. И немного помолчав, добавил: - Их четверо, а нас двое. Сестра! Что ты предпочитаешь: быть рабыней Наур-хана или биться насмерть за свободу? Что касается меня, я буду сражаться.
- Лучше смерть, чем неволя, - с неожиданной для себя самой смелостью произнесла Эсфирь и добавила: - Но я не умею сражаться, и у меня нет оружия.
- Сражаться может каждый, если он не трус, а оружие будет, - ответил Измаил и стал спешно расседлывать ослика. Из кучи, нацепленной на последнего, он извлек щит, короткий меч и остро отточенный длинный нож. Его-то он и протянул Эсфири со словами:
- Вот твое оружие. Всадники получили приказ взять нас живыми, мертвой ты не годишься Наур-хану в постели, а за меня он рассчитывает получить горсть золота на невольничьем рынке. Нападающие будут набрасывать на нас арканы; твоя задача, Эсфирь, - ловить их в воздухе, а если им удастся набросить - рассекай их ножом. Мы встанем рядом, плотно спиной к утесу, он защитит нас сзади... А с теми, кто будет впереди, справлюсь сам. Главное - не бойся! Кто боится - уже побежден. Визжи, кричи и ругайся... бросай песок в глаза нападающим... Кидай в них камни, а сейчас давай собирать их побольше - каждый пригодится... Не держи нож на вытянутой руке, а делай короткие, молниеносные выпады вперед, стараясь коснуться всадника, ткнуть в бок лошади или полоснуть им по морде. Неправы те, кто говорят, что лучше быть живой собакой, чем мертвым львом. Такие люди влачат жалкое существование и никогда не познают радость борьбы и победы.
- Какой замечательный у него конь, - восхищенно прошептал Измаил, - я постараюсь убить всадника, чтобы завладеть его скакуном, - добавил он со спокойной решимостью. - Веселей, сестра! Голову выше! Игра начинается, следи за арканами!
Пока он это говорил, странная перемена происходила в душе Эсфири. Прежняя - робкая, покорно шедшая на смерть по приговору бездушных судей - отошла в сторону и куда-то исчезла. Вместо нее как бы из тьмы веков встала другая - древняя спутница охотника и воина мужчины, рядом с ним сражающаяся со зверьми и людьми за право жить, любить и радоваться жизни. Та, первая, древняя женщина-подруга знала самозабвенную ярость, не признающую никакого страха. Эсфирь выпрямилась, переложила нож в левую руку, а правой подняла с земли увесистый булыжник. Измаил поднял меч и взял пику наперевес. К этому времени всадники были уже совсем близко, и в воздухе засвистели первые арканы, но ни один не достиг цели. Двое, угрожая пиками, атаковали Измаила, остальные по-прежнему орудовали арканами, которые Эсфирь сбивала на лету. Одному нанесла удар ножом по морде коня, внезапно очутившегося в ее непосредственной близости. Ярость, о присутствии которой она даже не подозревала, вскипала огненной волной и придавала силы и ловкость ее рукам, которыми она швыряла камни в лицо врага.
Один из запущенных ею "снарядов" был особенно удачен - всадник на миг выпустил повод из рук и схватился за щеку свою, она же воспользовалась этой секундой, подскочила и пырнула ножом в брюхо коня. Последний совершил еще несколько скачков, споткнулся и рухнул вместе с всадником на землю.
Тем временем Измаил ловко отбивал щитом направленные на него удары и успел ранить предводителя в плечо. Неизвестно чем кончился бы бой, если бы не наступила внезапная перемена. Предводитель что-то крикнул, и нападение вдруг прекратилось. Затем последовала еще команда, и все нападающие повернули своих коней и стали быстро удаляться.
- Сестра! - радостно крикнул Измаил. - Совершилось чудо! Они бегут! Но почему? А... вот и разгадка, - сказал он, указав рукою в сторону гор, откуда несся десяток вооруженных всадников.
- Это наши! - воскликнул юноша.-Сестренка!- снова обернулся к Эсфири. - Ты была восхитительна! Ты дралась, как дикая кошка, - он нагнулся, обхватил ее руками, приподнял и снова опустил на землю, как игрушку.
Эсфирь стояла в каком-то оцепенении и молчала после всего происшедшего, казавшегося ей мгновением страшного сна.
Скакавшие с гор всадники быстро приближались. Впереди них скакал высокий широкоплечий воин с веселой улыбкой. Круто остановив перед самым утесом коня, он крикнул:
- Привет брату Измаилу и сестре, имени которой не знаю!
- Привет, Габриэль! - ответил тот и добавил: - Сестру зовут Эсфирь. Габриэль взглянул на убитого коня с некоторым сожалением и произнес:
- Я, кажется, опоздал к началу игры, прости. Никто из вас не ранен?
- Нет, но кто заметил наши сигналы?
- Разве ты сигналил? Никто их не видел.
- А как вы узнали, что нуждаемся в помощи?
- Нас послала матушка Зара. Кто были нападающие?
- Люди Наур-хана.
- Понятно, мы их догоним, у нас свежие кони, а вы идите, вас ждут в Общине, - и прощально махнув рукой, он помчался со своим отрядом вслед удаляющимся всадникам.
Измаил, указав на убитую лошадь, сказал Эсфири:
- Вот лежит убитый конь, по праву войны он и все, что на нем, принадлежит тебе. Забирай свое имущество, посмотри, как богато оправлены в серебро уздечка и седло!
- На что они мне? Забирай их себе.
- Сестра! Поистине, это царский подарок. Спасибо, считай, что теперь я твой должник, а нож, который я тебе дал, оставь себе, чтобы защищать свою честь. Все наши женщины носят оружие, и насилие у нас карается смертью.
Он снял седло с расшитым чепраком и стал перевьючивать осла. Затем они двинулись в путь ко входу в ущелье между двумя горами. По пути Измаил в кратких выражениях посвящал Эсфирь в жизнь Общины, куда они направлялись.
Габриэль со своим отрядом будет преследовать людей Наур-хана и уничтожит их или возьмет в плен. Община богата, обладает тучными стадами скота, богатыми закромами зерна, что возбуждает зависть и алчность окружающих кочевых племен. Нередки их набеги на Общину. Из-за этого Община должна содержать собственное войско. Не прощает нападения на своих членов, где бы они ни происходили. Это сдерживает кочевников, и поэтому Габриэль будет беспощаден к нападающим. В Общину принимают только тех, за кого поручаются двое из ее членов, но зато вновь поступивший пользуется полным доверием и любовью общинников и никто не задает новоприбывшему никаких вопросов. Прошлое каждого как бы остается за рубежом Общины и предоставлено разметанию ветром пустыни. Общиной управляет Совет старейшин, который решает все хозяйственные дела, но, когда возникают затруднения, а также вопросы, касающиеся духовного развития членов Общины, обращаются к матушке Заре, авторитет которой чрезвычайно высок...
- А кто поручится за меня? - робко спросила Эсфирь.
- Имя Учителя Иисуса настолько высоко в Общине, что, кроме Него, другого поручителя не потребуется. Кроме того, ты направлена непосредственно к матушке Заре, которая и решит, каково будет твое дальнейшее пребывание, но к матушке Заре мы пойдем только завтра утром, а сейчас я отведу тебя к своей матери, где ты и отдохнешь от тягостей пути.
_____________
* Вторая часть – размещена в Проза.ру 6 июля 2013 г.
Владислав Стадольник http://www.proza.ru/avtor/vladislav4
Свидетельство о публикации №113070601626
Авилова Инна 08.07.2013 21:59 Заявить о нарушении
Возможно, что читатели придерживаются суждения: "Скромность - украшает человека".
Примите немого стихов - в утешение.
Владислав Стадольник
ЧЕРЕЗ ВРЕМЕНА
«Простота, Красота и Бесстрашие». Так заповедано. Бесстрашие есть наш водитель. Красота есть луч постижения и возвышения. Простота есть ключ от врат Тайны грядущей.
Н.К.Рерих Из книги: Шамбала
ПРОПИСКА В ВРЕМЕНИ
Коротко время на Земле,
мы здесь в разбеге, чтобы умчаться
далеко – за пояс Веги,
до Ориона долететь, в Кассиопею…
Земная нам нужна здесь твердь,
я в это верю. Она нужна –
набраться сил, собрать здесь опыт,
чтоб различать – добро и зло,
и тишь и рокот…
Нам дале – странствовать
в Мирах, и знать – вернёмся,
к планете голубой – Земля,
и в океаны и моря здесь окунёмся… 2007
«Каждый человек, читающий литературные произведения, совершает мысленное путешествие. И чем более сильный и яркий образ создан писателем, тем более мощная энергия вложена в него, тем красочнее представления читателя. Многие стихотворения выводят сознание на уровень абстракции, где нет связанной сюжетной линии, но есть чувство в его первородном состоянии – можно сказать, всеначальное ощущение жизни, неразделенное, неиспытанное и неущербное, явленное как отдельные вехи от Великого Древа Любви, которое охраняет Мать Мира» Константин Устинов. Поцелуй Богини. Из § 127. 10 октября 2007 - 11 декабря 2007 www.znakisveta.ru/gorst.html
Сквозь душу порой проносятся
Неведомых волн колебания…
Каждый в себе вмещает
Вечное мироздание. Рабиндранатх Тагор
М И Р Ы
Молились мы – остались слёзы,
они – о близких, о Мирах,
что в наших встали вдруг глазах.
Глаза просохли, очи распахнулись –
и в Беспредельность окунулись.
И там – узрели мы потоки,
где вверх и вниз проходят токи;
те токи лепят вещество,
и – размывают вновь его.
Витают духи, слышат духи
Голос космических глубин,
и понимаешь: не один,
нет, не один ты в этом Мире…
Раскрой же душу свою шире,
глазами новыми взгляни, –
Миры вне нас, миры внутри… 1998
Я вышел в ночь – узнать, понять
Далёкий шорох, близкий ропот…
Александр Блок 1902
В НОЧЬ – УЗНАТЬ…
Мы в ночь выходим – распознать,
что рядом, или чуть далече,
и звукам гулким в тиши внять, –
дана нам – встреча…
Всё в преломлении ином,
и сердце чутко к отголоскам,
и едва верим – толь ни сон?
Иль – заповеданная встреча…
И в снах – проходим в Далеко
грядущее с былым сплетаем,
и Там – в отраду нам окно,
и мир – иной мы наблюдаем.
И в тех участвуем делах –
где сердце зову отдаётся, –
не посещают – горечь, страх,
и Красота во днях куётся… 2.1.2007
Снов, обманов и видений
Догоревший полон день.-
Александр Блок Смятение 1907
СВЕТЫ В СЕРДЦЕ ВОСПОЮТ
Сны дневные и ночные,
в них – обманов кружева,
и кружение видений –
догорающего дня.
Кто предвидит черту жизни?
Время Века – догорать,
и Эпохи – День приходит,
снам и теням - исчезать.
Проходить – что отболело,
проходить – что унесёт…
Век отходит, отгорает.
Время – Новое встаёт!
Это – Дух Рассвета Эры,
где обманы – отпадут,
и иллюзии – истают, –
Светы в сердце воспоют.
Владислав Стадольник 29.7.1999 Камчатка
И дольше века длится день,
И не кончается объятье. Борис Пастернак 1959
И ДАЛЬШЕ ОТКРЫВАЮТ ДВЕРЬ
Вбирает миги – день страны,
Земли, Вселенского объятья,
неузнанными где прошли –
души летящей восприятья.
И Космос – от сезонов всех,
что на земном вращались Шаре,
и Космос – ближних, дальних вех,
с межзвёздных промежутков ратей…
И рать за ратью – в день сюда,
на точку, где отсчёт у взгляда,
и взглядов встреча с дальних туч,
и от соседнего к нам сада…
«И дольше века длится день», –
отрады, горестей, сражений…
И в дальнее – откроют Дверь,
тысячелетия что мерят. 11.1.2004
Между любовью и любовью распят
Мой миг, мой час, мой день, мой год, мой век.
Марина Цветаева Январь 1916 Москва
ДВЕ РОЗЫ
Летят слова, написанные наспех,
«горячие от горечи и нег», между
Небесным и земным – распятье,
где из крови стремлений – снег…
Горячий снег, что сыпет в изобильи,
и трудно сразу различить – с земного где
касание снежинок, иль вязь –
с небесного кружит…
И кружат, кружат миги в Вечность,
и словно в снах – дан переход, –
то боль – с земного колет сердце,
или – совсем наоборот?..
Две розы: в плотном мире, в Тонком,
их нужно сердцем различать,
чтобы шипы – земные видеть,
Небесное – не забывать. 9.7.2004
Владислав Стадольник 09.07.2013 05:32 Заявить о нарушении